Слава Руси и народу нашему слава!
В эту минуту каждый понял, как прав был Ермак, выступая против
казацкого царства и отсылая посольство в Москву. В душах казаков
разгорелось горячее и ласковое чувство к своей Отчизне.
- Велика и крепка мать Россия! - закричал седоусый казак. - Слава ей!
- Навеки с Москвой, навеки с родным народом! - отозвался другой, и
вся казачья громада, от атамана до простого воина, повторила эти слова.
Казаки стали обниматься, целоваться и поздравлять друг друга с великой
милостью.
И тот самый седоусый казак, который возглашал славу Отчизне, сказал о
себе:
- Иным я почуял себя, подумать только - прощен. Нет на мне больше
вины, голову выше подниму и в очи людские правдой взгляну. Эхх, браты! -
выкрикнул он и затопал тяжелыми подкованными сапогами: - Гей-гуляй,
казаки! Веселись во всю русскую душу!..
На другой день казаки отгуляли пир. В рубленых обширных хоромах, в
белом шатре Кучума и просто под открытым зимним небом расставили столы и
подле них бочки с крепким медом.
Ровно в полдень ударил колокол на вышке, и на высокое крыльцо
войсковой избы в окружении атаманов вышел Ермак.
Обряженный в войсковые доспехи, статный и могучий, он имел
величественный вид. На нем была тяжелая кольчужная рубаха с синеватыми
отливами, сияющая по подолу золотом и с большими золотыми орлами на груди
и спине. На боку висел булатный меч с крыжем, усыпанным драгоценными
камнями, на плечах - легкая, но пышная соболья шуба с царского плеча.
Взглянули на атамана казаки и закричали:
- Слава князю сибирскому!..
Ермак нахмурился и взглянул строго на Кольцо:
- Ты сказал о том?
- Я поведал о царской милости к тебе, - не избегая взгляда, честно
признался Иванко.
- Эхх, молодость все еще не избыл, - тихо укорил его Ермак и сразу
рявкнул так, что слюдяные оконца задребезжали: - Браты, казачество и все
охочие люди, не был я и николи не буду князем. Был я для вас батькой, и
нет милее этого звания. Кланяюсь вам, дорогие люди, оставьте при мне
доброе имячко! Ну, рассудите, какой я князь?.. Воин, казак и брат ваш...
Не докончил Ермак, - сотни рук потянулись к нему, стащили с крыльца и
понесли с торжеством по всему Искеру.
Дородный казак Ильин бежал впереди и, задыхаясь от радости, кричал:
- Я так и знал... Я так и знал... В шатер его, пусть будет с нами!..
Ермака принесли в кучумов шатер и усадили на первое место. Потом
налили и подали большую тяжелую чару, до краев наполненную крепким
московским медом.
- Прими, атаман, от товарищей!
Ермак принял чару, встал и поднял ее высоко.
- Браты, удалые воины, выпьем за Русь и за наше нерушимое верное
братство!.. - сказал и единым духом осушил большую чашу.
- За Русь! За братство! - отозвалось множество голосов.
Застучали чары. Заходил по рукам золотой ковш - дар Грозного Ермаку.
Казаки вволю ели хлеб, сохатину и все, что было на столах.
В разгар пира Ермак обошел шатер и вышел на площадь. И тут шло
веселье. Он подходил к каждому столу и находил для братов заветное слово.
На землю сошли сумерки, луна поднялась из-за Соусканского мыса и под
ее зеленым светом заискрился снег. Ермак стоял в шатре за пологом и
слышал, как гусляр Власий рассказывал охмелевшему пожилому казаку свою
выдумку:
- Сказывали Ивашке Кольцо верные люди, повелел Грозный Иван-царь
сковать нашему атаману для боя кольчужную рубаху серебряную с золотыми
орлами. Дивились царевы бронники, когда наши посланцы стали про атаманов
рост рассказывать.
- Ишь ты, как! - громко вздохнул казак.
- Сильно сомневались в том бронники, а все-таки сковали рубаху, как
было указано, от вороту до подолу два аршина, а в плечах аршин с
четвертью, и золотых орлов посадили...
Ермак распахнул полог и предстал перед гусляром:
- Что тут, старина, на меня наворочал? - с лукавинкой спросил он.
- Вон истин бог так было! - перекрестился старик. - Своими очами
видел, своими ушами слышал. Ох-хо-хо, так было, батька!
- Взял бы я тебя в жменю, да тряхнул бы! - пригрозил атаман.
- Что ты, что ты, батюшка, разве ж это можно? А кто же тогда на
гуслях потешать будет казаков?
- Ты, батька, его не трожь! - вступился за гусляра пожилой казак. -
Старец Власий - божья душа. Без него да без песни - ложись и умирай!
- Бог с вами! - смеясь, махнул рукой атаман и шагнул в шатер к
пирующим.
- Добрый казак, - подмигнул вслед гусляр. - Не любит лести, а правда
глаза колет...
- Известно, казачья душа! - согласился пожилой.
В шатре еще звенели чары, распевали казаки, и под треньканье бойкой
балалайки плясал, расстегнув холщовую рясу, поп Савва. Он ходил по кругу
то задиристым петухом, то тихой уточкой и в такт плясу подпевал:
Эх, эй, гуляй, кума...
Весело улыбаясь казакам, Ермак прошел вперед и уселся за стол.
- Батька, батька! - сразу загомонили казаки, радуясь, что он вместе с
ними и что он такой сильный и добрый...
Подошел отставший обоз, сбежались все казаки посмотреть на московские
дары. Всю войсковую избу завалили шубами, сукнами. Звякали ефимки в
крепких мешках.
- Царское жалованье! - объявил с важностью Ильин, а на душе вдруг
стало невесело: "Как стрельцам или служилым людям, выдают! А шли мы на
слом не за медь и серебро!".
Весь день выдавал Мещеряк казакам присланное: кому отрез суконный на
шаровары, кому кафтан, тому сабельку, а этому пищаль. А Гавриле Ильину
досталась шуба. Сгоряча напялил он ее на свое жилистое, могучее тело и
развернулся. Сразу швы разъехались, разошлись - лопнула шуба, не выдержала
сильного казацкого тела. Хохот, подобный грому, потряс площадь, а Ильин
почесал затылок и сказал удивленно Мещеряку:
- Гляди-кось, какие недомерки бывают на Москве! На кого кроена такая
одежинка? Охх! - с досадой сплюнул и ушел прочь...
Однако казаки ходили довольные, веселые. Толпой скружили товарищей,
побывавших в Москве, и, присмирев, слушали о том, как в Кремле принимали
казацкое посольство.
Доволен был обозом и Ермак. Одно заботило его: "Отчего не едет
воевода?".
- Да где же воевода с помощью? - спрашивал он Кольцо.
- Идет, - неопределенно отвечал Иванко.
- Улита едет, когда-то будет! Иль ты, бесчувственный, не понимаешь
того, что зима долгая, трудная, а народу все меньше и меньше. Край какой
отхватили, - гляди, конца ему нет!
Ермак взволнованно ходил по войсковой избе и прикидывал, где бы мог
находиться воевода?
А Болховский и Иван Глухов с тремя стами ратников в эту пору
пребывали у Строгановых. Долог путь до Соликамска, до Орел-городка, да к
тому и медлителен воевода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
В эту минуту каждый понял, как прав был Ермак, выступая против
казацкого царства и отсылая посольство в Москву. В душах казаков
разгорелось горячее и ласковое чувство к своей Отчизне.
- Велика и крепка мать Россия! - закричал седоусый казак. - Слава ей!
- Навеки с Москвой, навеки с родным народом! - отозвался другой, и
вся казачья громада, от атамана до простого воина, повторила эти слова.
Казаки стали обниматься, целоваться и поздравлять друг друга с великой
милостью.
И тот самый седоусый казак, который возглашал славу Отчизне, сказал о
себе:
- Иным я почуял себя, подумать только - прощен. Нет на мне больше
вины, голову выше подниму и в очи людские правдой взгляну. Эхх, браты! -
выкрикнул он и затопал тяжелыми подкованными сапогами: - Гей-гуляй,
казаки! Веселись во всю русскую душу!..
На другой день казаки отгуляли пир. В рубленых обширных хоромах, в
белом шатре Кучума и просто под открытым зимним небом расставили столы и
подле них бочки с крепким медом.
Ровно в полдень ударил колокол на вышке, и на высокое крыльцо
войсковой избы в окружении атаманов вышел Ермак.
Обряженный в войсковые доспехи, статный и могучий, он имел
величественный вид. На нем была тяжелая кольчужная рубаха с синеватыми
отливами, сияющая по подолу золотом и с большими золотыми орлами на груди
и спине. На боку висел булатный меч с крыжем, усыпанным драгоценными
камнями, на плечах - легкая, но пышная соболья шуба с царского плеча.
Взглянули на атамана казаки и закричали:
- Слава князю сибирскому!..
Ермак нахмурился и взглянул строго на Кольцо:
- Ты сказал о том?
- Я поведал о царской милости к тебе, - не избегая взгляда, честно
признался Иванко.
- Эхх, молодость все еще не избыл, - тихо укорил его Ермак и сразу
рявкнул так, что слюдяные оконца задребезжали: - Браты, казачество и все
охочие люди, не был я и николи не буду князем. Был я для вас батькой, и
нет милее этого звания. Кланяюсь вам, дорогие люди, оставьте при мне
доброе имячко! Ну, рассудите, какой я князь?.. Воин, казак и брат ваш...
Не докончил Ермак, - сотни рук потянулись к нему, стащили с крыльца и
понесли с торжеством по всему Искеру.
Дородный казак Ильин бежал впереди и, задыхаясь от радости, кричал:
- Я так и знал... Я так и знал... В шатер его, пусть будет с нами!..
Ермака принесли в кучумов шатер и усадили на первое место. Потом
налили и подали большую тяжелую чару, до краев наполненную крепким
московским медом.
- Прими, атаман, от товарищей!
Ермак принял чару, встал и поднял ее высоко.
- Браты, удалые воины, выпьем за Русь и за наше нерушимое верное
братство!.. - сказал и единым духом осушил большую чашу.
- За Русь! За братство! - отозвалось множество голосов.
Застучали чары. Заходил по рукам золотой ковш - дар Грозного Ермаку.
Казаки вволю ели хлеб, сохатину и все, что было на столах.
В разгар пира Ермак обошел шатер и вышел на площадь. И тут шло
веселье. Он подходил к каждому столу и находил для братов заветное слово.
На землю сошли сумерки, луна поднялась из-за Соусканского мыса и под
ее зеленым светом заискрился снег. Ермак стоял в шатре за пологом и
слышал, как гусляр Власий рассказывал охмелевшему пожилому казаку свою
выдумку:
- Сказывали Ивашке Кольцо верные люди, повелел Грозный Иван-царь
сковать нашему атаману для боя кольчужную рубаху серебряную с золотыми
орлами. Дивились царевы бронники, когда наши посланцы стали про атаманов
рост рассказывать.
- Ишь ты, как! - громко вздохнул казак.
- Сильно сомневались в том бронники, а все-таки сковали рубаху, как
было указано, от вороту до подолу два аршина, а в плечах аршин с
четвертью, и золотых орлов посадили...
Ермак распахнул полог и предстал перед гусляром:
- Что тут, старина, на меня наворочал? - с лукавинкой спросил он.
- Вон истин бог так было! - перекрестился старик. - Своими очами
видел, своими ушами слышал. Ох-хо-хо, так было, батька!
- Взял бы я тебя в жменю, да тряхнул бы! - пригрозил атаман.
- Что ты, что ты, батюшка, разве ж это можно? А кто же тогда на
гуслях потешать будет казаков?
- Ты, батька, его не трожь! - вступился за гусляра пожилой казак. -
Старец Власий - божья душа. Без него да без песни - ложись и умирай!
- Бог с вами! - смеясь, махнул рукой атаман и шагнул в шатер к
пирующим.
- Добрый казак, - подмигнул вслед гусляр. - Не любит лести, а правда
глаза колет...
- Известно, казачья душа! - согласился пожилой.
В шатре еще звенели чары, распевали казаки, и под треньканье бойкой
балалайки плясал, расстегнув холщовую рясу, поп Савва. Он ходил по кругу
то задиристым петухом, то тихой уточкой и в такт плясу подпевал:
Эх, эй, гуляй, кума...
Весело улыбаясь казакам, Ермак прошел вперед и уселся за стол.
- Батька, батька! - сразу загомонили казаки, радуясь, что он вместе с
ними и что он такой сильный и добрый...
Подошел отставший обоз, сбежались все казаки посмотреть на московские
дары. Всю войсковую избу завалили шубами, сукнами. Звякали ефимки в
крепких мешках.
- Царское жалованье! - объявил с важностью Ильин, а на душе вдруг
стало невесело: "Как стрельцам или служилым людям, выдают! А шли мы на
слом не за медь и серебро!".
Весь день выдавал Мещеряк казакам присланное: кому отрез суконный на
шаровары, кому кафтан, тому сабельку, а этому пищаль. А Гавриле Ильину
досталась шуба. Сгоряча напялил он ее на свое жилистое, могучее тело и
развернулся. Сразу швы разъехались, разошлись - лопнула шуба, не выдержала
сильного казацкого тела. Хохот, подобный грому, потряс площадь, а Ильин
почесал затылок и сказал удивленно Мещеряку:
- Гляди-кось, какие недомерки бывают на Москве! На кого кроена такая
одежинка? Охх! - с досадой сплюнул и ушел прочь...
Однако казаки ходили довольные, веселые. Толпой скружили товарищей,
побывавших в Москве, и, присмирев, слушали о том, как в Кремле принимали
казацкое посольство.
Доволен был обозом и Ермак. Одно заботило его: "Отчего не едет
воевода?".
- Да где же воевода с помощью? - спрашивал он Кольцо.
- Идет, - неопределенно отвечал Иванко.
- Улита едет, когда-то будет! Иль ты, бесчувственный, не понимаешь
того, что зима долгая, трудная, а народу все меньше и меньше. Край какой
отхватили, - гляди, конца ему нет!
Ермак взволнованно ходил по войсковой избе и прикидывал, где бы мог
находиться воевода?
А Болховский и Иван Глухов с тремя стами ратников в эту пору
пребывали у Строгановых. Долог путь до Соликамска, до Орел-городка, да к
тому и медлителен воевода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264