"Может
она предаст?" - подумал он о служанке, но сейчас же отогнал эту мысль...
Зашелестел полог. Он поднял глаза и увидел Сузге. Молча глядел он на
красавицу. Что сказать ей? Слова не шли с языка. Тайджи был полон чувств и
хорошо не знал, любят ли его. А Сузге ждала его слов и улыбалась. Потом
вздохнула, взяла чонгур и тронула струны.
- Ты огорчен, ты озабочен и скоро ускачешь из Искера? - спросила она.
- Хочешь, я спою тебе? - И она запела протяжно и нежно, тоненьким
голоском. Маметкул хорошо знал слова этой песни о любви.
Лицо Сузге сияло юностью, глаза красноречиво дополняли песню, - они
то смеялись, то были печальны. В голове гостя стоял жаркий туман.
Довольный, что не нужно говорить, он минуту за минутой сидел и слушал.
Затем он блаженно закрыл глаза... И тут, от усталости, что ли, с ним
произошло то, что позднее тайджи никак не мог простить себе, - он крепко
уснул.
Маметкул открыл глаза, когда свет зари стал проникать в шатер.
Недоуменно оглянувшись, он вспомнил все и ужаснулся. Позор! Как мог он
уснуть в такой неурочный час! Тайджи вскочил и позвал:
- Кильсана!
Вошла смуглая служанка. Она насмешливо взглянула на смущенного гостя.
- Я хочу ее видеть!
- Но ее нет. Какой же ты евнух, что не устерег ее?
В лицо Маметкула ударила кровь. Гневный на себя и служанку, он
крикнул ей:
- Моего коня!
- Может господину угодно ехать на ишаке? - озорно спросила служанка.
- Так делают все старики!
- Прочь! - взбешенно закричал Маметкул и, выбежав во дворик, вскочил
в седло. Привратник услужливо открыл ему ворота.
- В добрый путь, господин! - сказал он и протянул руку за подачкой,
но Маметкул не поднял глаз: ему казалось, что все знают о его позоре.
Из-за дальних холмов поднималось ликующее солнце. В Алемасове вились
сизые дымки над кузницами: оружейники работали всю ночь. На искерских
высотах мелькали сотни мотыг и заступов: татары укрепляли городище. Везде
был нужен Маметкул. И постепенно впечатления позорной ночи отошли, их
сменили мысли о военном деле, заботы полководца.
Пора в поход! Настало время проучить дерзких русских!
Струги плыли к Иртышу, держась близко один к другому. Только
ертаульный струг кормщика Пимена шел на версту впереди. Брязга напряженно
следил за берегами. Шарил глазами по кустам, оврагам, прислушивался к
лепету каждого ручья, впадавшего в Тобол. Уже садилось солнце, и наступила
пора выбрать прибрежную елань для стана. Где-то неподалеку, по рассказам
проводников, должен находиться улус мурзы Бабасана. Устье Тавды осталось
позади на тридцать верст. Гребцы устали, тянуло на отдых. Богдашка Брязга
решил пристать к берегу. Казаки ударили веслами и весело завели:
Вылетал соловей
На крылечный столб.
Он со столбика
На окошечко.
Эхх...
И вдруг на берегу вырос, как литой, всадник. Он пригнулся к конской
гриве, солнце сверкнуло на острие его копья. Вмиг казаки стали отгребать
от берега.
Кормщик Пимен предостерег ватагу:
- Браты, чую татар! Бери вязанки хвороста, хоронись!
Брязга не сводил глаз с гигантского конника, застывшего в
неподвижности. За ним в вечернем небе поднимались клубы дыма; судя по
всему, не случайно тут горели бесчисленные костры.
- Гляди, вон где таятся вороги! - крикнул Богдашка и указал на густой
тальник. На безветрии зелень дрожала и качалась. Короткими молниями
вспыхивало и угасало сверкание сотен острых копий. И вдруг заржали кони;
речная ширь подхватила и понесла это звонкое ржанье. Татары перестали
скрываться. На разномастных конях сотня за сотней вылетали они на берег, и
разноголосье покатилось над темной стремниной.
Брязга окликнул горниста:
- Играй!
Тревожные, призывные звуки рожка понеслись вверх по Тоболу, оповещая
Ермака об опасности. Всадник на берегу взмахнул рукой, и по всей кромке
крутояра зашевелились, как страшное многоглавое чудовище, орды.
Сотни стрел с визгом взмыли в воздух. Рядом с конником появился мулла
в белоснежной чалме и, подняв руки, завопил. От его воплей еще сильнее
забушевали всадники, стремясь к воде. Заблестели сабли, крики слились в
один протяжный гул.
- Не страшись! - закричал Брязга и, прикрываясь связкой хвороста,
пальнул из пищали. Близкий к реке татарин упал с коня и пополз. Еще
неистовее взвыл мулла.
- Добыть басурмана! - приказал Брязга.
Трофим Колесо, не раздумывая, сбросил кафтан, сапоги и прыгнул в
воду.
Сотни стрел уходили вглубь рядом с пловцом, но он, ныряя щукой, плыл
к берегу. Смелость его поразила татарского всадника, и он невольно
залюбовался пловцом.
Ертаульный струг косо резал воду, плывя следом за казаком. Оперенные
стрелы с воем били в пучки хвороста, колыхаясь от ветра и движения струга.
Невзирая на опасность, Брязга выскочил из укрытия и, ободряя пловца,
закричал:
- Вон идолище, в тине барахтается!
Колесо поднялся. Дно, затянутое илом, было мелко. Ордынцы застыли
настороженно, решив, что это перебежчик. А он подскочил к сбитому
татарину, набросил на него аркан и опять ринулся в тобольскую стремнину.
И только тогда сообразили татары, что не перебежчик плыл к ним, и
снова сотни стрел, описывая дуги, били по волнам. Одна из них с большой
силой прошлась вдоль спины пловца.
- Ох, дьяво-лище! - прерывающимся голосом выругался казак; вода
позади него окрасилась кровью.
Влекомый на аркане, татарин захлебывался.
- Не барахтайся, пес, - прикрикнул на него Колесо и размашистыми
саженками доплыл до струга. Браты подхватили храбреца. За ним выволокли и
татарина. Он был бледен и не дышал.
- Враз откачать! Заговорит поганец! - и сам Брязга схватил пленного
за плечи, положил на дно струга. Сводя и разводя безвольные руки ордынца,
он озорно покрикивал: - Погоди, успеешь еще на тот свет. Магомет не
заждется. Дыши, дыши, леший!
Изо рта и носа ордынца пошла вода, он неровно задышал и открыл глаза.
- Жив чертушка! - обрадовался Богдашка. - Чье войско? Зачем пришел?
- Много... Маметкул ведет... Племянник хана...
Кормщик Пимен отводил струг подальше от орды, но татары следом
скакали по берегу. Парус был изодран острыми наконечниками стрел. Многие
из казаков поражены: одному глаз выбило, другому ухо оборвало, третьему в
грудь попало. Колесо обливался кровью, но ни стоном, ни взглядом не выдал
сильной боли, только попросил Пимена:
- Умой спину мне, да медвежьим салом смажь. Живо... черт!..
До чего терпелив человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
она предаст?" - подумал он о служанке, но сейчас же отогнал эту мысль...
Зашелестел полог. Он поднял глаза и увидел Сузге. Молча глядел он на
красавицу. Что сказать ей? Слова не шли с языка. Тайджи был полон чувств и
хорошо не знал, любят ли его. А Сузге ждала его слов и улыбалась. Потом
вздохнула, взяла чонгур и тронула струны.
- Ты огорчен, ты озабочен и скоро ускачешь из Искера? - спросила она.
- Хочешь, я спою тебе? - И она запела протяжно и нежно, тоненьким
голоском. Маметкул хорошо знал слова этой песни о любви.
Лицо Сузге сияло юностью, глаза красноречиво дополняли песню, - они
то смеялись, то были печальны. В голове гостя стоял жаркий туман.
Довольный, что не нужно говорить, он минуту за минутой сидел и слушал.
Затем он блаженно закрыл глаза... И тут, от усталости, что ли, с ним
произошло то, что позднее тайджи никак не мог простить себе, - он крепко
уснул.
Маметкул открыл глаза, когда свет зари стал проникать в шатер.
Недоуменно оглянувшись, он вспомнил все и ужаснулся. Позор! Как мог он
уснуть в такой неурочный час! Тайджи вскочил и позвал:
- Кильсана!
Вошла смуглая служанка. Она насмешливо взглянула на смущенного гостя.
- Я хочу ее видеть!
- Но ее нет. Какой же ты евнух, что не устерег ее?
В лицо Маметкула ударила кровь. Гневный на себя и служанку, он
крикнул ей:
- Моего коня!
- Может господину угодно ехать на ишаке? - озорно спросила служанка.
- Так делают все старики!
- Прочь! - взбешенно закричал Маметкул и, выбежав во дворик, вскочил
в седло. Привратник услужливо открыл ему ворота.
- В добрый путь, господин! - сказал он и протянул руку за подачкой,
но Маметкул не поднял глаз: ему казалось, что все знают о его позоре.
Из-за дальних холмов поднималось ликующее солнце. В Алемасове вились
сизые дымки над кузницами: оружейники работали всю ночь. На искерских
высотах мелькали сотни мотыг и заступов: татары укрепляли городище. Везде
был нужен Маметкул. И постепенно впечатления позорной ночи отошли, их
сменили мысли о военном деле, заботы полководца.
Пора в поход! Настало время проучить дерзких русских!
Струги плыли к Иртышу, держась близко один к другому. Только
ертаульный струг кормщика Пимена шел на версту впереди. Брязга напряженно
следил за берегами. Шарил глазами по кустам, оврагам, прислушивался к
лепету каждого ручья, впадавшего в Тобол. Уже садилось солнце, и наступила
пора выбрать прибрежную елань для стана. Где-то неподалеку, по рассказам
проводников, должен находиться улус мурзы Бабасана. Устье Тавды осталось
позади на тридцать верст. Гребцы устали, тянуло на отдых. Богдашка Брязга
решил пристать к берегу. Казаки ударили веслами и весело завели:
Вылетал соловей
На крылечный столб.
Он со столбика
На окошечко.
Эхх...
И вдруг на берегу вырос, как литой, всадник. Он пригнулся к конской
гриве, солнце сверкнуло на острие его копья. Вмиг казаки стали отгребать
от берега.
Кормщик Пимен предостерег ватагу:
- Браты, чую татар! Бери вязанки хвороста, хоронись!
Брязга не сводил глаз с гигантского конника, застывшего в
неподвижности. За ним в вечернем небе поднимались клубы дыма; судя по
всему, не случайно тут горели бесчисленные костры.
- Гляди, вон где таятся вороги! - крикнул Богдашка и указал на густой
тальник. На безветрии зелень дрожала и качалась. Короткими молниями
вспыхивало и угасало сверкание сотен острых копий. И вдруг заржали кони;
речная ширь подхватила и понесла это звонкое ржанье. Татары перестали
скрываться. На разномастных конях сотня за сотней вылетали они на берег, и
разноголосье покатилось над темной стремниной.
Брязга окликнул горниста:
- Играй!
Тревожные, призывные звуки рожка понеслись вверх по Тоболу, оповещая
Ермака об опасности. Всадник на берегу взмахнул рукой, и по всей кромке
крутояра зашевелились, как страшное многоглавое чудовище, орды.
Сотни стрел с визгом взмыли в воздух. Рядом с конником появился мулла
в белоснежной чалме и, подняв руки, завопил. От его воплей еще сильнее
забушевали всадники, стремясь к воде. Заблестели сабли, крики слились в
один протяжный гул.
- Не страшись! - закричал Брязга и, прикрываясь связкой хвороста,
пальнул из пищали. Близкий к реке татарин упал с коня и пополз. Еще
неистовее взвыл мулла.
- Добыть басурмана! - приказал Брязга.
Трофим Колесо, не раздумывая, сбросил кафтан, сапоги и прыгнул в
воду.
Сотни стрел уходили вглубь рядом с пловцом, но он, ныряя щукой, плыл
к берегу. Смелость его поразила татарского всадника, и он невольно
залюбовался пловцом.
Ертаульный струг косо резал воду, плывя следом за казаком. Оперенные
стрелы с воем били в пучки хвороста, колыхаясь от ветра и движения струга.
Невзирая на опасность, Брязга выскочил из укрытия и, ободряя пловца,
закричал:
- Вон идолище, в тине барахтается!
Колесо поднялся. Дно, затянутое илом, было мелко. Ордынцы застыли
настороженно, решив, что это перебежчик. А он подскочил к сбитому
татарину, набросил на него аркан и опять ринулся в тобольскую стремнину.
И только тогда сообразили татары, что не перебежчик плыл к ним, и
снова сотни стрел, описывая дуги, били по волнам. Одна из них с большой
силой прошлась вдоль спины пловца.
- Ох, дьяво-лище! - прерывающимся голосом выругался казак; вода
позади него окрасилась кровью.
Влекомый на аркане, татарин захлебывался.
- Не барахтайся, пес, - прикрикнул на него Колесо и размашистыми
саженками доплыл до струга. Браты подхватили храбреца. За ним выволокли и
татарина. Он был бледен и не дышал.
- Враз откачать! Заговорит поганец! - и сам Брязга схватил пленного
за плечи, положил на дно струга. Сводя и разводя безвольные руки ордынца,
он озорно покрикивал: - Погоди, успеешь еще на тот свет. Магомет не
заждется. Дыши, дыши, леший!
Изо рта и носа ордынца пошла вода, он неровно задышал и открыл глаза.
- Жив чертушка! - обрадовался Богдашка. - Чье войско? Зачем пришел?
- Много... Маметкул ведет... Племянник хана...
Кормщик Пимен отводил струг подальше от орды, но татары следом
скакали по берегу. Парус был изодран острыми наконечниками стрел. Многие
из казаков поражены: одному глаз выбило, другому ухо оборвало, третьему в
грудь попало. Колесо обливался кровью, но ни стоном, ни взглядом не выдал
сильной боли, только попросил Пимена:
- Умой спину мне, да медвежьим салом смажь. Живо... черт!..
До чего терпелив человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264