..
Ермак сидел неподвижно и слушал. Слова Юрко жгли его сердце. "Вот что
творится тут!" - гневно думал он.
Меж тем розмысл свернул свиток и пообещал:
- Ноне к сему списку причислю воротного сторожа Пашко.
- Что нам, казакам, после этого робить? - в раздумье проговорил
Ермак.
Курепа с великим сочувствием поглядел на атамана:
- Я тож много мыслил о судьбе человеческой, и так порешил для себя.
Лежу в ночи и спрашиваю себя: "На кого хлопочешь, Юрко?". И споначалу
отвечал: "Известно на кого, на господ Строгановых!". Но совесть потом
подсказала мне: "Врешь, Юрко, на Русь, для народа стараешься ты! А
Строгановы тут только присосались к нашему делу!".
- Что ж, верно ты удумал, - нетвердо согласился Ермак. - Первая
забота наша о Руси, и что на пользу отчизне, то и роби!
- Трудно нам, батюшка, ох как трудно под Строгановыми ходить! - со
страстью вымолвил Курепа. - Но сейчас бессильны холопы сробить что-либо.
Одна утеха - в мастерстве. Всю душу и сердце в него вкладываю. Знаю,
вспомнят о нас внуки. Мастерство ведь живет долго, ой как долго! Возьмешь,
скажем, ожерелье или саблю добрую и увидишь, какое диво сотворил мастерко.
И спросишь самого себя: "Да кто ж творец был такого чуда?". Труд прилежный
никогда не пропадает понапрасну.
Ермак покачал головой:
- Хорошо сказал ты, старый, да не все ладно в твоих словах. Ежели так
думать, то, выходит, и от Строгановых польза. Нет, милый, тут что-то не
так. Миловать их нельзя!
- Нельзя! - подтвердил, блеснув глазами, Юрко. - Коли такая речь
пошла, об одном хочу спросить, да боюсь...
- Не бойся, говори, что на сердце! - ответил Ермак.
- Дай мне клятву нерушимую, что рука твоя никогда не поднимется на
трудяг!
- Клянусь своей воинской честью, - торжественно сказал Ермак и, встав
со скамьи, перекрестился перед образом, - убей меня громом, ежели я выну
меч против холопа и ремесленника!
- Гляди, атаман, блюди свое слово! - Розмысл подошел к Ермаку, обнял
и трижды поцеловался с ним.
За слюдяным окошком погасла вечерняя зорька. В колокол отбили десять
ударов. Ермак прислушался к ночной тишине и засобирался на отдых.
Но и на отдыхе, в постели, не приходил к нему покой. Обуревали тяжкие
думы. Ворочаясь, атаман вспоминал смерть Пашко, и сердце его вновь и вновь
наполнялось гневом и неприязнью к Строгановым...
2
В Орел-городок, в котором остановился для отдыха Ермак с дружиной,
внезапно на взмыленном коне примчался вершник с Усольских варниц, писчик
Андрейко. Он проворно соскочил у резного крыльца высоких строгановских
хором, помялся, смахнул шапку, но взойти на ступеньки долго не решался.
Обойдя вокруг терем, писчик легонько постучал кольцом в калитку. На стук
выбежала краснощекая стряпуха с подоткнутым подолом и закатанными
рукавами. От бабы хорошо пахло квашеным тестом, тмином и домашниной. Она
удивленно уставилась на косолапого парня в затасканном стеганом тигилее.
- Ты что, Андрейко, не в пору прискакал?
- Бяда! - огорченно выпалил гонец. - Ух и гнал, будто серые наседали
по следу!
- Об этом только хозяину будет ведомо! - с суровой деловитостью
сказал Андрейко и попросил: - Пойди-ко живо и скажи Семену Аникиевичу,
прискакал-де Мулдышка с варниц... Ну-ну, живей!..
- Живей, воробей! - передразнила баба, опалив озорными горячими
глазами парня: - Иду, иду... - Она ушла. Писчик Мулдышка огладил волосы,
нетерпеливо поглядывая на оконца. Стряпуха долго не показывалась. С Камы
налетел ветер, прошумел в деревьях. Становилось студено и скучно. Андрейко
стал считать галок, которые с криком носились над крестами церковки.
Наконец стряпуха позвала:
- Иди, ирод!
Семен Аникиевич сидел в большой горнице, в широких окнах которой
поблескивало редкостное веницейское стекло. Большие шандалы с вправленными
толстыми восковыми свечами блестели серебром. По тесовому полу разостланы
мягкие пестрые бухарские ковры, а при дверях на дыбки поднялся матерый
боровой медведь.
- Ужасти! - со страхом покосился на чучело Андрейко и стал класть
земные поклоны, сначала перед иконостасом, перед которым мерцали два ряда
цветных лампад, а потом и перед хозяином.
Высокий, седобородый, с серыми мешками под глазами, Семен Строганов
выжидающе и недовольно уставился в холопа:
- Чего в неурочный час припер?
- Батюшка, бяда на варницах! - завопил Мулдышка и с трепетом
воззрился на Строганова.
- Ну, какая там еще беда? - хриплым голосом хмуро спросил Строганов.
- Неужто опять вогулишки зашебаршили? Так мы их разом ныне угомоним! -
Семен Аникиевич сжал костлявый кулак и стукнул им по коленке. - Казачишек
нашлю. Хваты!
- Нет, батюшка, не вогулишки зашебаршили. Худшее свершилось: холопы
сомутились и побросали работенку. Теперь на руднике и на варницах раззор!
- Да чего ты мелешь? - взбешенно вскричал Строганов. - Может ли то
быть? - он вскочил и заходил по горнице.
- Истин бог и святая троица! - истово перекрестился Андрейко. - Сам
еле убег. Потоп и огонь пустили!
Строганов побагровел, сжал зубы.
- Я им, псам покажу... В рогатках сгною! - вдруг рявкнул он так, что
стекла в оконницах задребезжали. Мулдышка испуганно отступил к порогу.
- Кто сей возмутитель? - грозно спросил хозяин.
- Ерошка Рваный, он первый и почал. А народу что? Смерды - что сухая
соломка в омете, только искру брось, - живется-то горько! - сорвалось с
языка Андрейки, и он сразу запнулся.
- Вон! - заорал Никита. - Аль я им не благодетель?.. У, шишиги...
Не чуя под собой ног, Мулдышка быстро выкатился во двор, а вслед за
ним покатилось громогласное:
- Ерм-а-ка ко мн-е-е!..
"Спаси и помилуй, господи! - со страхом подумал холоп. - Плетей,
плетей теперь отпустят холопам досыта! Перекалечат народа!.."
Андрейка отвел коня на конюшню, а сам убрался в людскую. Рыжая
стряпуха для прилику поворчала на писчика, а все же налила полную миску
горячих щей, острым ножом отмахнула полкаравая и положила перед ним:
- Ешь, непутевый!
Мулдышка все жадно умял, напился шипучего кваса, ударившего в нос, и
забрался на печь. Было сытно, тепло. Внизу гремела ухватами и горшками
стряпуха. Казалось, все шло по-обычному, однако на душе не унималась
тревога. В который раз Андрейко удовлетворенно думал: "Хвала богу, унес я
таки ноги! Приказчика тю-тю, прихлопали!"
Несомненно, не пощадили бы и Мулдышку - послуха приказчика, да юркий
писчик не ждал, вскочил на коня да скорей сюда, в Орел-городок!
И в который раз перед очами Андрейки опять встала страшная картина
бунта работных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
Ермак сидел неподвижно и слушал. Слова Юрко жгли его сердце. "Вот что
творится тут!" - гневно думал он.
Меж тем розмысл свернул свиток и пообещал:
- Ноне к сему списку причислю воротного сторожа Пашко.
- Что нам, казакам, после этого робить? - в раздумье проговорил
Ермак.
Курепа с великим сочувствием поглядел на атамана:
- Я тож много мыслил о судьбе человеческой, и так порешил для себя.
Лежу в ночи и спрашиваю себя: "На кого хлопочешь, Юрко?". И споначалу
отвечал: "Известно на кого, на господ Строгановых!". Но совесть потом
подсказала мне: "Врешь, Юрко, на Русь, для народа стараешься ты! А
Строгановы тут только присосались к нашему делу!".
- Что ж, верно ты удумал, - нетвердо согласился Ермак. - Первая
забота наша о Руси, и что на пользу отчизне, то и роби!
- Трудно нам, батюшка, ох как трудно под Строгановыми ходить! - со
страстью вымолвил Курепа. - Но сейчас бессильны холопы сробить что-либо.
Одна утеха - в мастерстве. Всю душу и сердце в него вкладываю. Знаю,
вспомнят о нас внуки. Мастерство ведь живет долго, ой как долго! Возьмешь,
скажем, ожерелье или саблю добрую и увидишь, какое диво сотворил мастерко.
И спросишь самого себя: "Да кто ж творец был такого чуда?". Труд прилежный
никогда не пропадает понапрасну.
Ермак покачал головой:
- Хорошо сказал ты, старый, да не все ладно в твоих словах. Ежели так
думать, то, выходит, и от Строгановых польза. Нет, милый, тут что-то не
так. Миловать их нельзя!
- Нельзя! - подтвердил, блеснув глазами, Юрко. - Коли такая речь
пошла, об одном хочу спросить, да боюсь...
- Не бойся, говори, что на сердце! - ответил Ермак.
- Дай мне клятву нерушимую, что рука твоя никогда не поднимется на
трудяг!
- Клянусь своей воинской честью, - торжественно сказал Ермак и, встав
со скамьи, перекрестился перед образом, - убей меня громом, ежели я выну
меч против холопа и ремесленника!
- Гляди, атаман, блюди свое слово! - Розмысл подошел к Ермаку, обнял
и трижды поцеловался с ним.
За слюдяным окошком погасла вечерняя зорька. В колокол отбили десять
ударов. Ермак прислушался к ночной тишине и засобирался на отдых.
Но и на отдыхе, в постели, не приходил к нему покой. Обуревали тяжкие
думы. Ворочаясь, атаман вспоминал смерть Пашко, и сердце его вновь и вновь
наполнялось гневом и неприязнью к Строгановым...
2
В Орел-городок, в котором остановился для отдыха Ермак с дружиной,
внезапно на взмыленном коне примчался вершник с Усольских варниц, писчик
Андрейко. Он проворно соскочил у резного крыльца высоких строгановских
хором, помялся, смахнул шапку, но взойти на ступеньки долго не решался.
Обойдя вокруг терем, писчик легонько постучал кольцом в калитку. На стук
выбежала краснощекая стряпуха с подоткнутым подолом и закатанными
рукавами. От бабы хорошо пахло квашеным тестом, тмином и домашниной. Она
удивленно уставилась на косолапого парня в затасканном стеганом тигилее.
- Ты что, Андрейко, не в пору прискакал?
- Бяда! - огорченно выпалил гонец. - Ух и гнал, будто серые наседали
по следу!
- Об этом только хозяину будет ведомо! - с суровой деловитостью
сказал Андрейко и попросил: - Пойди-ко живо и скажи Семену Аникиевичу,
прискакал-де Мулдышка с варниц... Ну-ну, живей!..
- Живей, воробей! - передразнила баба, опалив озорными горячими
глазами парня: - Иду, иду... - Она ушла. Писчик Мулдышка огладил волосы,
нетерпеливо поглядывая на оконца. Стряпуха долго не показывалась. С Камы
налетел ветер, прошумел в деревьях. Становилось студено и скучно. Андрейко
стал считать галок, которые с криком носились над крестами церковки.
Наконец стряпуха позвала:
- Иди, ирод!
Семен Аникиевич сидел в большой горнице, в широких окнах которой
поблескивало редкостное веницейское стекло. Большие шандалы с вправленными
толстыми восковыми свечами блестели серебром. По тесовому полу разостланы
мягкие пестрые бухарские ковры, а при дверях на дыбки поднялся матерый
боровой медведь.
- Ужасти! - со страхом покосился на чучело Андрейко и стал класть
земные поклоны, сначала перед иконостасом, перед которым мерцали два ряда
цветных лампад, а потом и перед хозяином.
Высокий, седобородый, с серыми мешками под глазами, Семен Строганов
выжидающе и недовольно уставился в холопа:
- Чего в неурочный час припер?
- Батюшка, бяда на варницах! - завопил Мулдышка и с трепетом
воззрился на Строганова.
- Ну, какая там еще беда? - хриплым голосом хмуро спросил Строганов.
- Неужто опять вогулишки зашебаршили? Так мы их разом ныне угомоним! -
Семен Аникиевич сжал костлявый кулак и стукнул им по коленке. - Казачишек
нашлю. Хваты!
- Нет, батюшка, не вогулишки зашебаршили. Худшее свершилось: холопы
сомутились и побросали работенку. Теперь на руднике и на варницах раззор!
- Да чего ты мелешь? - взбешенно вскричал Строганов. - Может ли то
быть? - он вскочил и заходил по горнице.
- Истин бог и святая троица! - истово перекрестился Андрейко. - Сам
еле убег. Потоп и огонь пустили!
Строганов побагровел, сжал зубы.
- Я им, псам покажу... В рогатках сгною! - вдруг рявкнул он так, что
стекла в оконницах задребезжали. Мулдышка испуганно отступил к порогу.
- Кто сей возмутитель? - грозно спросил хозяин.
- Ерошка Рваный, он первый и почал. А народу что? Смерды - что сухая
соломка в омете, только искру брось, - живется-то горько! - сорвалось с
языка Андрейки, и он сразу запнулся.
- Вон! - заорал Никита. - Аль я им не благодетель?.. У, шишиги...
Не чуя под собой ног, Мулдышка быстро выкатился во двор, а вслед за
ним покатилось громогласное:
- Ерм-а-ка ко мн-е-е!..
"Спаси и помилуй, господи! - со страхом подумал холоп. - Плетей,
плетей теперь отпустят холопам досыта! Перекалечат народа!.."
Андрейка отвел коня на конюшню, а сам убрался в людскую. Рыжая
стряпуха для прилику поворчала на писчика, а все же налила полную миску
горячих щей, острым ножом отмахнула полкаравая и положила перед ним:
- Ешь, непутевый!
Мулдышка все жадно умял, напился шипучего кваса, ударившего в нос, и
забрался на печь. Было сытно, тепло. Внизу гремела ухватами и горшками
стряпуха. Казалось, все шло по-обычному, однако на душе не унималась
тревога. В который раз Андрейко удовлетворенно думал: "Хвала богу, унес я
таки ноги! Приказчика тю-тю, прихлопали!"
Несомненно, не пощадили бы и Мулдышку - послуха приказчика, да юркий
писчик не ждал, вскочил на коня да скорей сюда, в Орел-городок!
И в который раз перед очами Андрейки опять встала страшная картина
бунта работных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264