- Что ж, душа не принимает хмельного? А вот царевич, поди, не
дрогнет! - И, передав чару Ураз-Мухамеду, он предложил: - Нут-ка, попробуй
доброго нашего меда. Его же у нас и монаси приемлют...
То ли случайно, то ли от торопливости, но гость, отхлебнув из кубка,
поперхнулся.
Карача смело взял из рук Ураз-Мухамеда чару и, чтобы угодить воеводе,
разом приложился к ней. Но от едкой горечи и он поперхнулся. "Что это -
подозрительно косясь на кубок, подумал мурза: - Яд или противное зелье?".
В его изворотливом мозгу мелькнула мысль: "Как же теперь угодить русскому
воеводе? Как отсюда подобру-поздорову унести ноги?".
Не успел он подумать, как на все хоромы раздался громовой голос
воеводы:
- Так вот вы как! Мы к вам всем сердцем, а вы чернить нас.
Предательство, помсту затаили против нас... сам всевышний обличает вас,
поганые... Взять их! - закричал воевода страже.
По всему видно, что стрельцы только и ждали этого, - они бросились к
гостям. Видя, что подходит беда, Сейдяк ловко вскочил на скамью, быстро
вышиб сапогом окно и проворно выпрыгнул во двор. Не дремали и Ураз-Мухамед
с Карачой: отбиваясь деревянными блюдами, они нырнули в оконницу и
бросились бежать к своим.
Но куда убежишь? Кругом - высокий тын, а казаки уже давно
подстерегали их. Они быстро перехватали всех, связали веревками и
представили к воеводе.
С поникшими головами трое искерцев стояли перед Чулковым.
Сейдяк с посеревшим лицом сердито выкрикнул:
- Я - хан! И ты, презренный, допустил коварство!
Лицо воеводы осталось невозмутимым. Он равнодушно усмехнулся и
ответил Сейдяку:
- Рассуди, голубь, какой же ты хан? И о каком коварстве речь идет,
ежели ты сам пришел в чужую землю? И чего ты орешь? Не бойся, - наша
милость не изреченна, и ты будешь жив. Тебя и твоих дружников доставят в
Москву. Вот и заживете, хватит вам мутить народ...
Карача сразу повеселел: "Хвала аллаху, он останется жить! Не все ли
равно, кому служить: Кучуму, Сейдяку или русскому царю!".
Ураз-Мухамед изподлобья, волком глядел на воеводу. Он слышал крики,
стоны и ржанье коней: казаки беспощадно рубили свиту Сейдяка...
За Иртышом скрылось багровое солнце. Княжий луг, высокий тын и
крепостные строения уходили в сумерки, когда стрельцы двинулись на Искер.
Они шли плотным строем, готовые принять бой с четырьмястами татар, которых
утром привел Сейдяк, но безмолвие лежало над равниной. Ночь не долго была
черной, - скоро из-за старого пихтача выкатился большой месяц и осветил
мертвенным сиянием опустевший Княжий луг.
Так и не состоялась битва. Впоследствии сибириский летописец записал
об этом событии кратко, но выразительно: "Таково страхование найде на сих,
яко и в град свой не возвратишися; слыша же в граде (Сибири) яко бежа - и
тыи избегоша из града и никто же остася в граде".
Стрельцы вошли в опустевший Искер. Одичавшие тощие псы бродили среди
мазанок. Печально и грустно было в покинутом и молчаливом курене Кучума,
он напоминал теперь кладбище. Русские оглядели его и навсегда покинули.
Прошло немного времени, и буйный бурьян охватил развалины бывшей ханской
ставки. Никто никогда больше не пожелал селиться в этом, преданном
забвению, когда-то кипучем городке...
По первому санному пути воевода Чулков отправил трех важных пленников
в Москву, и тем самым навсегда устранил их влияние на татарские племена.
Сибирское царство окончило свои дни. Все земли до Иртыша и далее к северу
по многоводной Оби стали русскими навечно, ибо по ним прошел с сохой,
глубоко и прилежно поднимая новь, трудолюбивый русский пахарь. Сбылась
мечта Ермака!
На берегах Тобола русские срубили избы из смолистой звонкой сосны. И
только отшумели талые воды, в поле, где осенью раскорчевывали вырубки,
выехал первый пахарь. За тяжелой сохой, влекомый сильной соловой кобылкой,
шел русский ратаюшка, поднимая тяжелые темные пласты. Из прииртышских
мест, из-под стен рассыпавшегося Искера, из селений Алемасово, Бицик-Тура,
Абалака и многих других верхом на быстрых коньках набежали татары и долго
разглядывали диковинного человека, мерно вышагивающего за сохой. Для чего
он поднимает холодную землю? Что будет с ней?
Осенью, в теплые солнечные дни, там, где прошел русский пахарь,
золотились тучные нивы. Хлеба волной колыхались под ветром, и хозяин,
любуясь ими, думал радостно, облегченно:
- Тяжелая, но плодоносная землица...
Озера и реки в изобилии давали рыбу, лес - мягкую рухлядь. И самое
дорогое, что любо было пахарю, - не жил в Сибири боярин, много было
простора и дел для трудовых рук. В новых городках надобны были ямщики,
плотники, каменщики, кровельщики, - всякого мастерства люди. И не только
указы, но и приволье манило сюда русских мужиков. И шли сюда, в сибирскую
землицу, пахари, кузнецы и беглые холопы, все, кому тяжело было на Руси.
7
За короткий срок рубежи Русского государства в Сибири далеко
продвинулись вверх по Иртышу. Иртышские татары замирились и платили ясак
Москве. Пространства, отошедшие к Руси, были столь велики, что последняя
татарская волость - Ялынская, с которой воеводы брали ясак, отстояла от
Тобольска на 15 дней пути. Все дальше и дальше пришлось уходить Кучуму,
срываясь в верховьях Иртыша. Однако он не хотел покориться. Откуда взялось
столько силы и неукротимости духа в глухом и слепом старике! Не слезая с
коня, он неутомимо носился по сибирской равнине и кочевым перепутьям,
сопровождаемый верными всадниками, окруженный князьками и мурзами. Гонцы
изгнанного хана во все стороны пересылали ханскую стрелу с красным
оперением - строгий призыв идти на помощь своему повелителю. Увы, простые
кочевники отвернулись от Кучума! Никто из них не хотел подняться на защиту
старого хана. Сердце его от этого наполнялось горшей злобой, не только
против русских, но и против своих. Стаей разъяренных волков Кучум со
своими всадниками врывался в отдаленные татарские волости и улусы, грабил
и разорял их, забирая татар в плен. Отягощенный добычей, он быстро
скрывался в глухих местах верхнего прииртышья. Тобольскому воеводе трудно
было настигнуть озлобленного хищника и нанести ему последний удар. Еще
тяжелее было оборонять отдаленные татарские волости, признавшие власть
Русского государства. Тревожно было жить кочевникам этих волостей и, чтобы
уберечься от мести хана, они платили двойной ясак: и русским воеводам, и
былому своему повелителю Кучуму. Это еще больше придавало ему силы и
стойкости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264