Народ выжидает, чья возьмет, и дело кончается тем, что чета гибнет, а народ так и не поднялся. Поэтому в комитете решили поднять народ без чет.
— По всей Болгарии?
— Это было бы прекрасно, но невозможно. На основании собранных апостолами сведений, комитет решил, что если бы где-нибудь удалось начать, то народ всюду присоединится, и вся Болгария восстанет. Надо разжечь пожар в одном месте, и тогда огонь перекинется на всю страну.
— А если не удастся?
— Тогда произойдет то, что паша поручил мне передать им.
— Да, — вздохнула она, — турки не шутят.
— Ничего не поделаешь!.. Надо идти на все, иначе мы ничего не добьемся. Решились ведь греки, решились сербы, решилась Черногория, теперь решились герцеговин-цы. Неужели только мы будем выжидать? Удастся — хорошо, а не удастся, то Болгарию ждут такие страдания, от которых весь мир содрогнется. А если никто ей не поможет сейчас — память об этих страданиях разбудит будущие поколения. Необходимо страшное потрясение, чтобы пробудить народ от пятивекового сна.
— Ты прав, сынок, ты прав, — ответила мать. — Спать будем — ничего не выиграем. Пора просыпаться... Да, на моем веку многое переменилось. Хаджи Христо недоволен этими переменами, но это, наверно, потому, что у него не было сыновей, которые поплатились жизнью. Братья твои погибли, но я не жалуюсь, я их благословляю. Пора проснуться! Пора!.. Где же начнется восстание?
— По ту сторону Балкан.
— Почему же не в Рущуке? Почему не на нашей стороне?
— В Рущуке слишком много турецких войск. Турок много, а нас мало. Здесь открытая местность и повсюду турецкие и черкесские посады. Народ здесь инертнее, чем там. Здесь нельзя начинать, а там, в горах, можно рассчитывать и на помощь гайдуков. Самые благоприятные сведения апостолы принесли с той стороны Балкан, а Стоян, Никола и другие — те, что ходили по придунай-ским землям, — не много успели. Вот, матушка, как обстоят дела.
— А насчет шпионов что слышно?
— Пустяки. Аристархи-бей нагнал их целые толпы, но их тотчас узнают. Шпионы знают только то, что известно всем. Вот донесли теперь о легионах, а ведь добровольцы едут туда совершенно открыто по железным дорогам.
Мокра не поняла слова «легионы», и Петр объяснил ей.
— Разве комитет одновременно готовит восстание на Балканах и собирает легионы?
— Легионы прикрывают восстание.
— Так нам надо ждать своей очереди?
— Да.
— Но ведь нельзя же в такое время сидеть сложа руки.
— Если бы мне удалось исполнить хоть половину того, что мне поручено, то и тогда я не имел бы ни минуты отдыха.
— Что же тебе поручили?
— Члены комитета просят уведомлять их об всех распоряжениях, которые приходят из Царьграда в конак, и обо всем, что конак доносит в Царьград и что предпринимает.
— В этом я тебе помогу.
— Через Аристархи-бея?
— Нет, он слишком дорого запросит. В конаке есть немало таких, которых можно купить за безделицу. Кроме того, у меня в лавке всегда найдется мастика, которая отлично развязывает языки. Можешь вполне положиться на меня. О чем надо узнавать?
— О шпионах.
— Хорошо. Это я узнаю от китабджи и чубукджи. Это уж мое дело. А еще что?
— Мне надо повидать механджи Пето из Кривены, чтобы передать ему поклон от сына и кстати поручение комитета. Необходимо провести людей из Румынии на Балканы. Механа Пето расположена как раз в таком месте, где легко можно переправиться через Дунай, сам же Пето показал во время последнего процесса, что он ладить с турками умеет.
— Пето? — задумалась старуха. — Лучше всего было бы поговорить с ним здесь, да он тяжел на подъем. Нечего делать, придется самой к нему съездить.
Стоян говорил, что можно положиться на его сестру,, что она и сама многое может сделать и отца уговорит,
— Девушка — это не надежно.
— А Иленка, мама?—напомнил Петр.
— Иленка другое дело. Таких не много сыщешь. Вот, когда все успокоится,— старуха устремила взгляд вверх,— я буду счастлива ввести ее в наш дом снохою.
— Ах, матушка! — воскликнул Петр.— Кажется, сердце ее уже занято, но не мною.
— Сердце девушки изменчиво, сынок мой, сегодня оно потянется к хорошему, а завтра к лучшему. Пока девушку не назовут женой, до тех пор она свободно может выбирать. Если бы ей пришлось выбирать между Стоя-ном и тобой...
— Я этого не допустил бы.
— Почему?
— Мне соперничать со Стояном? Это было бы подло, тем более что его здесь нет. Как! Он рискует жизнью, сражается за Болгарию, а я, словно вор, краду у него ту, чье сердце ему принадлежит.
— Все равно хаджи не отдаст Иленку Стояну, хоть озолоти тот его, а дочь по уши влюбись. И поэтому, если ты не пожелаешь завоевать ее сердце, дело может кон-
читься тем, что ни ты, ни он Иленку не получите, а отдадут ее бог весть кому. Тогда никто из вас троих доволен не будет.
Петр ничего не ответил матери, но слова Мокры его не убедили. Он не изменил своего отношения к Иленке, был с нею дружен, ровен, и только. Когда Иленка не обращала на него внимания, он смотрел на нее, и в эти минуты глаза его, подлинное зеркало души, выражали нечто большее, чем обыкновенную дружбу. Но он не позволял себе ни единым словом, ни единым движением выказать ей это «нечто большее». Он не обнаруживал своих чувств ни перед ней, ни перед кем бы то,ни было. Одна только мать составляла исключение. Но Мокре, занятой торговлей и политическими делами, некогда было думать о чувствах сына, к тому же Иленка очень редко заходила теперь к ним в дом, и лишь тогда, когда ни Петра, ни Мокры не было дома.
Мокра, под предлогом торговых дел, поехала в Систово, а на обратном пути остановилась в кривенской механе.
Там ничто не изменилось. Как и в момент прибытия милязима, этого ревностного турецкого офицера, погибшего при исполнении служебных обязанностей, в очаге тлели уголья, на полке стояла посуда, а в горнице дремал Пето. Он ждал гостей. Механджи не удивился при появлении Мокры, хотя это было нарушением обычая, ибо женщины не входят в кофейню. Но поскольку там, кроме него, никого не было, Пето спокойно ответил приветствием на приветствие женщины.
— Давно мы. не виделись,— начала Мокра.
— Не знаю даже, виделись ли мы когда-нибудь,— отвечал Пето, не глядя на вошедшую.
— А ну-ка, посмотри на меня. Взглянув на нее, Пето сказал:
— Да, правда, давненько мы не видались.
— Тебе поклон от сына. Глаза механджи заблестели.
— Он поехал в Сербию, вступил в легион, будет бойцом.
— Все это хорошо, лишь бы жив остался. Он свою жизнь ни в грош не ставит. Да что поделаешь, так и должно быть, раз он избрал себе такой путь.
— У меня есть к тебе от него поручение. Комитаджи
(Пето поморщился, услышав это слово) необходимо перебраться по этой дороге за Балканы. Ты должен им помочь.
— Гм... Раз это необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— По всей Болгарии?
— Это было бы прекрасно, но невозможно. На основании собранных апостолами сведений, комитет решил, что если бы где-нибудь удалось начать, то народ всюду присоединится, и вся Болгария восстанет. Надо разжечь пожар в одном месте, и тогда огонь перекинется на всю страну.
— А если не удастся?
— Тогда произойдет то, что паша поручил мне передать им.
— Да, — вздохнула она, — турки не шутят.
— Ничего не поделаешь!.. Надо идти на все, иначе мы ничего не добьемся. Решились ведь греки, решились сербы, решилась Черногория, теперь решились герцеговин-цы. Неужели только мы будем выжидать? Удастся — хорошо, а не удастся, то Болгарию ждут такие страдания, от которых весь мир содрогнется. А если никто ей не поможет сейчас — память об этих страданиях разбудит будущие поколения. Необходимо страшное потрясение, чтобы пробудить народ от пятивекового сна.
— Ты прав, сынок, ты прав, — ответила мать. — Спать будем — ничего не выиграем. Пора просыпаться... Да, на моем веку многое переменилось. Хаджи Христо недоволен этими переменами, но это, наверно, потому, что у него не было сыновей, которые поплатились жизнью. Братья твои погибли, но я не жалуюсь, я их благословляю. Пора проснуться! Пора!.. Где же начнется восстание?
— По ту сторону Балкан.
— Почему же не в Рущуке? Почему не на нашей стороне?
— В Рущуке слишком много турецких войск. Турок много, а нас мало. Здесь открытая местность и повсюду турецкие и черкесские посады. Народ здесь инертнее, чем там. Здесь нельзя начинать, а там, в горах, можно рассчитывать и на помощь гайдуков. Самые благоприятные сведения апостолы принесли с той стороны Балкан, а Стоян, Никола и другие — те, что ходили по придунай-ским землям, — не много успели. Вот, матушка, как обстоят дела.
— А насчет шпионов что слышно?
— Пустяки. Аристархи-бей нагнал их целые толпы, но их тотчас узнают. Шпионы знают только то, что известно всем. Вот донесли теперь о легионах, а ведь добровольцы едут туда совершенно открыто по железным дорогам.
Мокра не поняла слова «легионы», и Петр объяснил ей.
— Разве комитет одновременно готовит восстание на Балканах и собирает легионы?
— Легионы прикрывают восстание.
— Так нам надо ждать своей очереди?
— Да.
— Но ведь нельзя же в такое время сидеть сложа руки.
— Если бы мне удалось исполнить хоть половину того, что мне поручено, то и тогда я не имел бы ни минуты отдыха.
— Что же тебе поручили?
— Члены комитета просят уведомлять их об всех распоряжениях, которые приходят из Царьграда в конак, и обо всем, что конак доносит в Царьград и что предпринимает.
— В этом я тебе помогу.
— Через Аристархи-бея?
— Нет, он слишком дорого запросит. В конаке есть немало таких, которых можно купить за безделицу. Кроме того, у меня в лавке всегда найдется мастика, которая отлично развязывает языки. Можешь вполне положиться на меня. О чем надо узнавать?
— О шпионах.
— Хорошо. Это я узнаю от китабджи и чубукджи. Это уж мое дело. А еще что?
— Мне надо повидать механджи Пето из Кривены, чтобы передать ему поклон от сына и кстати поручение комитета. Необходимо провести людей из Румынии на Балканы. Механа Пето расположена как раз в таком месте, где легко можно переправиться через Дунай, сам же Пето показал во время последнего процесса, что он ладить с турками умеет.
— Пето? — задумалась старуха. — Лучше всего было бы поговорить с ним здесь, да он тяжел на подъем. Нечего делать, придется самой к нему съездить.
Стоян говорил, что можно положиться на его сестру,, что она и сама многое может сделать и отца уговорит,
— Девушка — это не надежно.
— А Иленка, мама?—напомнил Петр.
— Иленка другое дело. Таких не много сыщешь. Вот, когда все успокоится,— старуха устремила взгляд вверх,— я буду счастлива ввести ее в наш дом снохою.
— Ах, матушка! — воскликнул Петр.— Кажется, сердце ее уже занято, но не мною.
— Сердце девушки изменчиво, сынок мой, сегодня оно потянется к хорошему, а завтра к лучшему. Пока девушку не назовут женой, до тех пор она свободно может выбирать. Если бы ей пришлось выбирать между Стоя-ном и тобой...
— Я этого не допустил бы.
— Почему?
— Мне соперничать со Стояном? Это было бы подло, тем более что его здесь нет. Как! Он рискует жизнью, сражается за Болгарию, а я, словно вор, краду у него ту, чье сердце ему принадлежит.
— Все равно хаджи не отдаст Иленку Стояну, хоть озолоти тот его, а дочь по уши влюбись. И поэтому, если ты не пожелаешь завоевать ее сердце, дело может кон-
читься тем, что ни ты, ни он Иленку не получите, а отдадут ее бог весть кому. Тогда никто из вас троих доволен не будет.
Петр ничего не ответил матери, но слова Мокры его не убедили. Он не изменил своего отношения к Иленке, был с нею дружен, ровен, и только. Когда Иленка не обращала на него внимания, он смотрел на нее, и в эти минуты глаза его, подлинное зеркало души, выражали нечто большее, чем обыкновенную дружбу. Но он не позволял себе ни единым словом, ни единым движением выказать ей это «нечто большее». Он не обнаруживал своих чувств ни перед ней, ни перед кем бы то,ни было. Одна только мать составляла исключение. Но Мокре, занятой торговлей и политическими делами, некогда было думать о чувствах сына, к тому же Иленка очень редко заходила теперь к ним в дом, и лишь тогда, когда ни Петра, ни Мокры не было дома.
Мокра, под предлогом торговых дел, поехала в Систово, а на обратном пути остановилась в кривенской механе.
Там ничто не изменилось. Как и в момент прибытия милязима, этого ревностного турецкого офицера, погибшего при исполнении служебных обязанностей, в очаге тлели уголья, на полке стояла посуда, а в горнице дремал Пето. Он ждал гостей. Механджи не удивился при появлении Мокры, хотя это было нарушением обычая, ибо женщины не входят в кофейню. Но поскольку там, кроме него, никого не было, Пето спокойно ответил приветствием на приветствие женщины.
— Давно мы. не виделись,— начала Мокра.
— Не знаю даже, виделись ли мы когда-нибудь,— отвечал Пето, не глядя на вошедшую.
— А ну-ка, посмотри на меня. Взглянув на нее, Пето сказал:
— Да, правда, давненько мы не видались.
— Тебе поклон от сына. Глаза механджи заблестели.
— Он поехал в Сербию, вступил в легион, будет бойцом.
— Все это хорошо, лишь бы жив остался. Он свою жизнь ни в грош не ставит. Да что поделаешь, так и должно быть, раз он избрал себе такой путь.
— У меня есть к тебе от него поручение. Комитаджи
(Пето поморщился, услышав это слово) необходимо перебраться по этой дороге за Балканы. Ты должен им помочь.
— Гм... Раз это необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73