.. Разве вы этого не знаете? У меня в лавке есть для вас особая комната и такая мастика, что сам падишах пальчики оближет... Правда?
— Правда, правда,— ответило несколько человек.
— Так вы ищите, а я пойду к аге...
Заптии разбрелись по конюшням, сараям, птичникам и по всем углам. Несколько человек пошли в сад, а Мокра отправилась в гостиную. Здесь ничто не изменилось с тех пор, как она брала протокол. Сановники спали. Она посмотрела на них со страшной ненавистью, но тотчас же взгляд ее изменился и принял сосредоточенное выражение. «Что с ними делать?» — думала она. Проще всего было разбудить их, и т,ак, вероятно, поступили бы многие на ее месте. Но разбудить сановников — значит, скомпрометировать их и настроить против себя. Надо постараться, чтобы они сами проснулись, и поскорей, а то паша чего доброго пришлет узнать о результатах обыска, и они свалят всю вину на хозяйку дома. Солнце уже встало, а паша имел обыкновение просыпаться рано и тотчас же призывать к себе агу.
Мокра в раздумье глядела на спящих. Секретарь -спал, скорчившись. Ага, развалившись на спине, храпел и сопел. Аристархи-бей лежал на боку и тоже сопел, уткнувшись носом в диван. Женщина ушла, но вскоре вернулась и, насыпав около самого носа Аристархи-бея немного какого-то порошка, спряталась в дверях за
портьерой. Через несколько секунд раздалось нечто вроде выстрела. Аристархи-бей вскочил и чихнул снова, перевел дух, чихнул еще раз,, затем вынул из кармана носовой платок и начал шумно сморкаться. Высморкавшись, он чихнул еще. Пока Аристархи-бей чихал, секретарь раскрыл сначала один глаз, потом другой, кашлянул, сел на диван и взял в руки бумагу.
Громкое чихание бея не произвело ни малейшего впечатления на агу. Должно быть, его собственное сопение заглушало для него все другие звуки. Развалившись, он продолжал крепко спать.
Аристархи-бей привел нос в порядок, сморщился, погладил себе усы и бороду, громко кашлянул, оглянулся, посмотрел на часы и спросил:
— Ну что же, ищут?
— Сам знаешь, эфенди,— ответил секретарь.
— Разбуди его,— сказал бей, указывая глазами на агу.— Что же он спит во время обыска!
Секретарь тронул агу рукой и позвал:
— Эфенди!
Тот лежал как колода.
— Потормоши его,— посоветовал Аристархи-бей.
Секретарь начал тормошить спящего, но достиг только того, что грузный ага потянулся^ пробормотал что-то и, казалось, заснул еще крепче.
— Пойду позову заптии,— сказал секретарь.
— Нет, звать заптии не надо,— заметил бей,— пойди лучше взгляни, что они делают. Сходи потом к Мокре и попроси у нее щепотку нюхательного табаку. Я хоть и не спал, но так сильно чихал даже без табака, что мог бы проснуться во время самого крепкого сна, Я думаю, что хороший нюхательный табак разбудит его,
Секретарь встал, а бей прибавил:
— Только попроси табаку покрепче. Вскоре секретарь вернулся.
— Что заптии? — спросил Аристархи-бей.
— Здесь,— отвечал секретарь.
— Что они делают? Уж не спят ли?
— Нет, эфенди, ищут.
— Гм... это хорошо. А нюхательный табак?
— И табак есть.
— Затолкай ему в нос табаку.
Секретарь приступил к операции: он нагнулся, взял в
пальцы щепотку табаку и поднес к носу аги. Тот втянул табак, но продолжал спать.
— Вали еще! — приказал бей.
Секретарь поднес еще одну, щепотку—и отскочил. Ага чихнул с такой силой, что весь запас табаку полетел секретарю прямо в глаза. Ага проснулся, вскочил, сел на диван и, обняв руками голову, начал изо всех сил чихать, как только что чихал следователь, в то время как секретарь бегал по комнате, стонал и протирал себе глаза.
Аристархи-бей, как ни старался сохранить серьезность, не смог удержаться от смеха. Таким образом, один сановник смеялся, другой чихал, третий стонал. Это продолжалось несколько минут. Наконец все приняли серьезный вид, заняли свои места, и Аристархи-бей спросил агу:
— Ты велел заптиям покинуть дом?
— Нет.
— Может быть, пора прекратить обыск?
— Посмотрим, который час! — С этими словами ага посмотрел на свои карманные часы.— Э!.. паша... мне надо спешить в конак.
— Прежде всего надо выслушать рапорт об обыске!— напомнил бей. Это замечание остановило агу, который уже вставал. Он хлопнул несколько раз в ладоши. На лестнице послышались шаги — вошел онбаши, отдал честь и остановился у дверей.
— Ну, что? — спросил его ага.
— Все обыскали и теперь ищут, даже в колодец заглядывали, все углы обшарили.
— Нашли что-нибудь?
— Буйволов, коров, лошадей, кур, свиней...
— А комитаджи?
— Даже и следа нет.
Секретарь все записал. Вошла Мокра, неся на подносе черный кофе.
— Гей,— приказал ага, обращаясь к онбаши,— собери заптий и ступайте в конак.
Мокра подала кофе Аристархи-бею, потом аге.
— Нет,— сказал ага, отодвигая поднос и вставая.— У меня столько дел, что нет времени даже выпить чашку кофе.
Мокра потчевала секретаря.
— Ему тоже некогда,— сказал бей и обратился к секретарю: — Ступай скорее в канцелярию и напиши протокол, который мне нужен для доклада.
Ага и секретарь ушли, а Мокра спросила бея:
— Не угодно ли наргиле, эфенди?
— Хорошо, принеси сюда. Мокра принесла хрустальную бутылку, наверху которой была трубка, а сбоку кожаный чубук.
— Садись возле меня — поговорим,— сказал Аристархи-бей.
— Разве я молодая, чтобы со мной беседовать? — отвечала Мокра, садясь.
— Беседуют и со старыми.
— Говори, я слушаю.
— Сначала я хочу убедить тебя в своей искренности и дружелюбии.
— А что такое?
— Я мог бы попросить сто, двести, но прошу пятьдесят. Во-первых, я вовсе не желаю обирать тебя, а во-вторых, хочу, чтобы ты могла говорить со мной свободно, как тот, кто платит.
— А чего мне бояться? Я и без того буду откровенна, и вот что скажу, эфенди: я дам тебе пятьдесят меджидие, но знаешь за что?
— За что? — спросил бей.
— Угадай.
— За то, чтоб я не делал у тебя обыска?
— Нет... Ищи сколько хочешь, ничего ты у меня не найдешь.
— За то, чтобы не впутывал Петра?
— Попробуй его впутать... за него я спокойна.
— Так за что же?
— Скажи прежде, что хотел сказать.
— Я хотел предложить тебе выдать Стояна Кривено-ва. Я убежден, что ты знаешь, где он скрывается. За пятьдесят меджидие я, во-первых, не скажу, что узнал это от тебя, а во-вторых, я охранял бы Петра — не ради политики, как паша, который очень легко может ее менять, но потому, что взял у тебя деньги. Понимаешь?
— Понимаю. Пойми и ты меня. То, что ты предлагаешь, мне не нужно. Стояна я не выдам, а насчет Петра я совершенно спокойна. Но если ты хочешь получить пятьдесят меджидие, то приведи мне сюда Станко.
— Станко? — изумился беи.
— Как хочешь. Хочешь получить пятьдесят меджидие, приведи мне Станко, а иначе ни одной парички не получишь.
Петр приехал с утренним поездом и прежде всего направился в лавку, где встретился с матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Правда, правда,— ответило несколько человек.
— Так вы ищите, а я пойду к аге...
Заптии разбрелись по конюшням, сараям, птичникам и по всем углам. Несколько человек пошли в сад, а Мокра отправилась в гостиную. Здесь ничто не изменилось с тех пор, как она брала протокол. Сановники спали. Она посмотрела на них со страшной ненавистью, но тотчас же взгляд ее изменился и принял сосредоточенное выражение. «Что с ними делать?» — думала она. Проще всего было разбудить их, и т,ак, вероятно, поступили бы многие на ее месте. Но разбудить сановников — значит, скомпрометировать их и настроить против себя. Надо постараться, чтобы они сами проснулись, и поскорей, а то паша чего доброго пришлет узнать о результатах обыска, и они свалят всю вину на хозяйку дома. Солнце уже встало, а паша имел обыкновение просыпаться рано и тотчас же призывать к себе агу.
Мокра в раздумье глядела на спящих. Секретарь -спал, скорчившись. Ага, развалившись на спине, храпел и сопел. Аристархи-бей лежал на боку и тоже сопел, уткнувшись носом в диван. Женщина ушла, но вскоре вернулась и, насыпав около самого носа Аристархи-бея немного какого-то порошка, спряталась в дверях за
портьерой. Через несколько секунд раздалось нечто вроде выстрела. Аристархи-бей вскочил и чихнул снова, перевел дух, чихнул еще раз,, затем вынул из кармана носовой платок и начал шумно сморкаться. Высморкавшись, он чихнул еще. Пока Аристархи-бей чихал, секретарь раскрыл сначала один глаз, потом другой, кашлянул, сел на диван и взял в руки бумагу.
Громкое чихание бея не произвело ни малейшего впечатления на агу. Должно быть, его собственное сопение заглушало для него все другие звуки. Развалившись, он продолжал крепко спать.
Аристархи-бей привел нос в порядок, сморщился, погладил себе усы и бороду, громко кашлянул, оглянулся, посмотрел на часы и спросил:
— Ну что же, ищут?
— Сам знаешь, эфенди,— ответил секретарь.
— Разбуди его,— сказал бей, указывая глазами на агу.— Что же он спит во время обыска!
Секретарь тронул агу рукой и позвал:
— Эфенди!
Тот лежал как колода.
— Потормоши его,— посоветовал Аристархи-бей.
Секретарь начал тормошить спящего, но достиг только того, что грузный ага потянулся^ пробормотал что-то и, казалось, заснул еще крепче.
— Пойду позову заптии,— сказал секретарь.
— Нет, звать заптии не надо,— заметил бей,— пойди лучше взгляни, что они делают. Сходи потом к Мокре и попроси у нее щепотку нюхательного табаку. Я хоть и не спал, но так сильно чихал даже без табака, что мог бы проснуться во время самого крепкого сна, Я думаю, что хороший нюхательный табак разбудит его,
Секретарь встал, а бей прибавил:
— Только попроси табаку покрепче. Вскоре секретарь вернулся.
— Что заптии? — спросил Аристархи-бей.
— Здесь,— отвечал секретарь.
— Что они делают? Уж не спят ли?
— Нет, эфенди, ищут.
— Гм... это хорошо. А нюхательный табак?
— И табак есть.
— Затолкай ему в нос табаку.
Секретарь приступил к операции: он нагнулся, взял в
пальцы щепотку табаку и поднес к носу аги. Тот втянул табак, но продолжал спать.
— Вали еще! — приказал бей.
Секретарь поднес еще одну, щепотку—и отскочил. Ага чихнул с такой силой, что весь запас табаку полетел секретарю прямо в глаза. Ага проснулся, вскочил, сел на диван и, обняв руками голову, начал изо всех сил чихать, как только что чихал следователь, в то время как секретарь бегал по комнате, стонал и протирал себе глаза.
Аристархи-бей, как ни старался сохранить серьезность, не смог удержаться от смеха. Таким образом, один сановник смеялся, другой чихал, третий стонал. Это продолжалось несколько минут. Наконец все приняли серьезный вид, заняли свои места, и Аристархи-бей спросил агу:
— Ты велел заптиям покинуть дом?
— Нет.
— Может быть, пора прекратить обыск?
— Посмотрим, который час! — С этими словами ага посмотрел на свои карманные часы.— Э!.. паша... мне надо спешить в конак.
— Прежде всего надо выслушать рапорт об обыске!— напомнил бей. Это замечание остановило агу, который уже вставал. Он хлопнул несколько раз в ладоши. На лестнице послышались шаги — вошел онбаши, отдал честь и остановился у дверей.
— Ну, что? — спросил его ага.
— Все обыскали и теперь ищут, даже в колодец заглядывали, все углы обшарили.
— Нашли что-нибудь?
— Буйволов, коров, лошадей, кур, свиней...
— А комитаджи?
— Даже и следа нет.
Секретарь все записал. Вошла Мокра, неся на подносе черный кофе.
— Гей,— приказал ага, обращаясь к онбаши,— собери заптий и ступайте в конак.
Мокра подала кофе Аристархи-бею, потом аге.
— Нет,— сказал ага, отодвигая поднос и вставая.— У меня столько дел, что нет времени даже выпить чашку кофе.
Мокра потчевала секретаря.
— Ему тоже некогда,— сказал бей и обратился к секретарю: — Ступай скорее в канцелярию и напиши протокол, который мне нужен для доклада.
Ага и секретарь ушли, а Мокра спросила бея:
— Не угодно ли наргиле, эфенди?
— Хорошо, принеси сюда. Мокра принесла хрустальную бутылку, наверху которой была трубка, а сбоку кожаный чубук.
— Садись возле меня — поговорим,— сказал Аристархи-бей.
— Разве я молодая, чтобы со мной беседовать? — отвечала Мокра, садясь.
— Беседуют и со старыми.
— Говори, я слушаю.
— Сначала я хочу убедить тебя в своей искренности и дружелюбии.
— А что такое?
— Я мог бы попросить сто, двести, но прошу пятьдесят. Во-первых, я вовсе не желаю обирать тебя, а во-вторых, хочу, чтобы ты могла говорить со мной свободно, как тот, кто платит.
— А чего мне бояться? Я и без того буду откровенна, и вот что скажу, эфенди: я дам тебе пятьдесят меджидие, но знаешь за что?
— За что? — спросил бей.
— Угадай.
— За то, чтоб я не делал у тебя обыска?
— Нет... Ищи сколько хочешь, ничего ты у меня не найдешь.
— За то, чтобы не впутывал Петра?
— Попробуй его впутать... за него я спокойна.
— Так за что же?
— Скажи прежде, что хотел сказать.
— Я хотел предложить тебе выдать Стояна Кривено-ва. Я убежден, что ты знаешь, где он скрывается. За пятьдесят меджидие я, во-первых, не скажу, что узнал это от тебя, а во-вторых, я охранял бы Петра — не ради политики, как паша, который очень легко может ее менять, но потому, что взял у тебя деньги. Понимаешь?
— Понимаю. Пойми и ты меня. То, что ты предлагаешь, мне не нужно. Стояна я не выдам, а насчет Петра я совершенно спокойна. Но если ты хочешь получить пятьдесят меджидие, то приведи мне сюда Станко.
— Станко? — изумился беи.
— Как хочешь. Хочешь получить пятьдесят меджидие, приведи мне Станко, а иначе ни одной парички не получишь.
Петр приехал с утренним поездом и прежде всего направился в лавку, где встретился с матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73