— Мы с вами хорошо знакомы. Очень хорошо! — Потрескавшиеся губы девушки расплылись, обнажив крупные ровные зубы— такими легко щелкать орехи. Улыбалась радостно, будто встретились они на площади возле института, в парке или в лесу, хотя вторглась в чужую квартиру поздним вечером.
— Не сказал бы, что очень хорошо.— Он помахал в воздухе рукой, отгоняя запах ее духов. Вместе с запахом тела исчезла привлекательность.
Обезобразила себя, желая ему понравиться. Из-под просторного полупальто неопределенного цвета выглядывала юбка. Ядовито-желтая, грубая, будто из кусков жести склепанная. Сверкали носы туфель, подходящих скорее для театра, чем для уличной слякоти.
— Не моя вина, товарищ преподаватель. Ваша! — возразила Алмоне, намекая на то, что между ними произошло или могло произойти.
— О чем вы?
— Так, ни о чем. Раздеться можно?
— Думаю, ваш визит не затянется.
Собственная решимость подбодрила его. Равнодушно наблюдал, как Алмоне сматывает с головы длинный шарф. Обнажились полноватая, по-девичьи нежная шея, секущиеся и все-таки красивые волосы. Она расстегнулась и ждала приглашения снять пальто, чтобы блеснуть розовой блузкой. Боже, розовое с желтым! Алоизас чуть не застонал в голос.
— Садитесь, раз уж пришли.— Он повесил пальто и рукой указал на кресло возле письменного стола. Не сомневался: девица, красующаяся ядовито-желтой юбкой и розовой блузкой, опять плюхнется на тахту.
Не ошибся. Под крупным телом скрипнули пружины. Покачавшись, пестрая гостья выставила вперед колени — круглые, розовеющие сквозь капрон. От фривольного движения задралась юбка, шею обвивало ожерелье из крупного янтаря, никак не соответствующее ее одежде, а больше всего — его собственному собачьему настроению. Заметив гримасу хозяина, Алмоне одернула юбочку, еще сильнее оголив колени. На мгновение пахнуло ее натуральным запахом, заглушившим раздражающие дешевые духи. Запах крепкого тела, крутых комков под блузкой. Алоизаса брезгливо передернуло, но именно этого запаха ему не хватало. Хорошо было бы в аудитории. Ряды столиков, кафедра с облупленной фанерой, засаленные подоконники мигом охладили бы. Разгоряченная Алмоне обмахивалась рукой, снова повеяло дешевыми рижскими духами, но запах тела — не запах, а крик — они не заглушили.
— Я после контрольных соревнований! Еле дождалась очереди в душ.— Она собиралась разоткровенничаться, и это было невыносимо.
— Что вам? Говорите быстрее... Поздно...
Алоизас стиснул челюсти, обхватил рукой подбородок, чтобы не дрожал. Колючий? Этого еще не хватало. Он знал, что не сможет забыть своей небрежности, и обрадовался: щетина станет демаркационной линией между ним и этой бесцеремонной девахой. Точный международный термин взбодрил, подвиг на какое-то действие. Развернул кресло и уселся перед гостьей. Вспомнилось: в тот раз был в пузырящихся на коленях спортивных штанах. Откинулся на спинку, чтобы увеличилось расстояние между ним и Алмоне. По тому первому впечатлению она была привлекательнее, нежели теперешняя, вульгарно вырядившаяся и бесстыдно развалившаяся, но к этой можно было прикоснуться, если бы ты был не ты — не Алоизас Губертавичюс.
— Ноги горят, как на угольях. Не рассердитесь, товарищ преподаватель, если разуюсь на минутку?
Он промычал что-то, не одобряя и не возражая. Она встала, сбросила туфли, одна отлетела под стол.
Не у подружки ли одолжила? Трудно поверить, что в этих лодочках умещаются красные, мозолистые лопаты. Ими занято все пространство между тахтою и столом. Ходить босиком и уминать сено в стогу — вот для чего созданы эти ступни. Основа силы и здоровья, ощущение земли и собственного тела. Большие ступни нисколько не нарушали ее сущности, как дешевые духи, как дикое сочетание желтого и розового в одежде. Походив, снова села с просветленным выражением лица. Алоизас наклонился за отлетевшей туфлей. Если до сих пор не был смешон, то теперь явно достоин шутовских бубенчиков.
— Или говорите, зачем явились, или немедленно убирайтесь! — Он сердито сунул ей туфлю, словно это был непослушный щенок.
Алмоне, уставившись на него тусклыми глазами, выложила на колени зачетку.
— Сами знаете, товарищ преподаватель.
Алоизас вскочил, разъяренный и пристыженный. Разве не понимал, что ее приход и кривлянье корыстны? Ни в чем постыдном упрекнуть себя не мог и сейчас, но позволил задурить себе голову какой-то мутью, даже возмечтал о чем-то. Фу, мерзость...
— Хорошо, хорошо...— Она не шелохнулась. Надо и себя взять в руки. Снова сел.— Если ответите на пару вопросов.
— Не будете придираться?
— Не такой я страшный» Главное, как студент мыслит! — Алоизас говорил громко, будто призывал свидетелей.— Например, субъективная и объективная сторона эстетической оценки. Как достигается их единство? Какая роль отводится художественному вкусу оценивающего? Можно своими словами, коллега. Давайте пофилософствуем.
— Да ладно уж! — Алмоне замахала широкими, отхлестанными мячом ладонями.— Ставьте не пятерку, не четверку — тройку.
— Не проверив знания — тройку?
— Слабые у меня знания, если честно.— Под розовой блузкой вздыбились комья грудей, вырвался глубокий вздох.— Я ведь не студентка.
— Может быть, и я — не преподаватель? — Алоизас спохватился, что пошутил неудачно. Вскочил, опять уселся.
— Я — волейболистка, ведь говорила уже. Наша институтская команда — прошлогодний чемпион республики. Еще я играю за сборную Литвы. Когда мне зубрить? Откуда, думаете, пришла я к вам в разгар сессии? С контрольных соревнований. Много раз видели меня в аудитории? Спортлагеря, тренировки, чемпионаты.
— Не помню,— искренне признался Алоизас.— Надеюсь, коллеге М. вы показывались чаще?
— Он и в глаза меня не видел, этот зануда М. Не обижайтесь, я и ваших лекций не посещала, хотя иногда у меня бывает время. Честно скажу, искусство — не для меня. Не по зубам! — Алмоне засмеялась — грудь выпирала из блузки, казалось, та вот-вот лопнет. Запах ее тела, окончательно одолев духи, плескался между ними густой волной.
Алоизас сцепил пальцы на подбородке.
Забыл, что не брит. Влекли пышущее жаром тело, не сдерживаемая никакими условностями наивность. Даже от ее хитростей веяло чистосердечностью. Безотчетно подвинулся вместе с креслом — ближе к розовым коленям.
— Не любите искусства? Как же так... Искусство не обязательно в музеях.— Говорил об искусстве, хотя в этот момент оно вовсе не интересовало его, и чувствовал себя мелким мерзавцем.— Искусство, если хорошо оглядеться по сторонам, всюду. Его невозможно не заметить, даже если очень захотеть. Природа, жилища, одежда — все это — искусство или... не искусство. Например — ваш шарф. Сами вязали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174