Пока я удовольствуюсь этим намеком и не стану развивать его
дальше. Все, кто любит науку, конечно, должны заботиться о том, чтобы не
вызывать своими заключениями насмешек и презрения невежественных людей;
сказанное же мною. как мне представляется. намечает самое удобное решение
упомянутых затруднений.
Скептические возражения против моральной очевидности или против заключений,
касающихся фактов, бывают или общераспространенными, или философскими.
Общераспространенные возражения основаны на естественной слабости
человеческого ума, на противоречивых мнениях, которых придерживались в
разные времена разные народы, на переменах, происходящих в наших суждениях
в зависимости от болезни и здоровья, юности и преклонного возраста, успеха
и неудачи, на постоянном противоречии, замечаемом во мнениях и взглядах
любого отдельного человека, и на многих других доводах подобного же рода.
Долго останавливаться на них нет нужды, настолько они слабы. Ведь в
обыденной жизни мы ежеминутно рассуждаем о фактах и предметах и не можем
существовать без того, чтобы не пользоваться постоянно такого рода
аргументами; следовательно, все эти общераспространенные возражения
недостаточны, чтобы лишить их очевидности. Великие разрушители пирронизма,
или чрезмерного скептицизма, - деятельность, занятия и дела обыденной
жизни. Принципы эти могут процветать и господствовать в [философских]
школах, где их действительно трудно или даже невозможно опровергнуть. Но
едва лишь они выйдут из тени и благодаря присутствию реальных объектов,
возбуждающих наши аффекты и чувства, окажутся лицом к лицу с могучими
началами нашей природы, они исчезнут как дым, оставив самого убежденного
скептика в том же положении, в каком находятся другие смертные.
Поэтому скептику лучше не покидать своей сферы и излагать те философские
возражения, которые порождаются более глубокими исследованиями. Здесь он,
по-видимому, найдет достаточно поводов для торжества, справедливо настаивая
на том, что вся наша уверенность в отношении каких-либо фактов, выходящих
за пределы восприятия или памяти, основана исключительно на отношении
причины и действия; что у нас нет иной идеи об этом отношении, кроме идеи о
двух объектах, часто соединявшихся друг с другом; что у нас нет аргументов,
способных убедить нас в том, что объекты, которые, насколько мы знаем из
опыта, часто соединялись друг с другом, точно так же будут соединяться и в
других случаях и что к этому заключению нас приводит не что иное, как
привычка или некий природный инстинкт, которому нам, правда, трудно
противостоять, но который, как и все другие инстинкты, может быть ошибочным
и обманчивым. Придерживаясь таких доводов, скептик обнаруживает свою силу
или, вернее, свою и нашу слабость и, по-видимому, уничтожает, по крайней
мере на время, всякую уверенность и убежденность в чем бы то ни было. Мы
могли бы еще подробнее изложить эти аргументы, если бы можно было ожидать
от них какого-нибудь долговременного блага или пользы для общества.
Ведь главным и самым неотразимым возражением против чрезмерного скептицизма
является то, что он не может принести долговременной пользы, пока сохраняет
всю свою силу и мощь. Стоит только спросить подобного скептика, чего он,
собственно, хочет и чего добивается посредством всех этих любопытных
исследований, и он тотчас потеряется и не будет знать, что ответить.
Последователи Коперника или Птолемея, защищающие две различные системы
астрономии, могут надеяться на то, что приведут своих слушателей к
какому-нибудь постоянному и прочному убеждению. Стоик или эпикуреец
излагает принципы, которые не могут быть устойчивыми, но, однако, оказывают
влияние на поведение и образ жизни людей. Приверженец же пирронизма не
может надеяться на то, что его философия будет иметь постоянное влияние на
ум или же что это влияние, если оно будет наблюдаться, станет
благодетельным для общества. Напротив, он должен признать, если он вообще
согласен признавать что бы то ни было, что весь строй человеческой жизни
был бы разрушен, если бы повсюду надолго возобладали его принципы. Всякие
разговоры, всякая деятельность немедленно прекратились бы, и люди пребывали
бы в полной летаргии, пока не настал бы конец их жалкому существованию
вследствие неудовлетворения естественных потребностей. Правда, такого
рокового конца вряд ли стоит опасаться, ибо природа всегда гораздо сильнее
принципов. И хотя приверженец пирро-низма может на минуту повергнуть себя и
других в изумление и смущение своими глубокомысленными рассуждениями,
любое, даже самое незначительное, событие в его жизни рассеет все его
сомнения и колебания, так что он нисколько не будет отличаться во всех
своих поступках и умозрениях от философов других сект или от тех людей,
которые никогда не занимались философскими изысканиями. Очнувшись от своего
сна, он первый присоединится к тем, кто смеялся над ним, и сознается, что
все его возражения просто шутка и имеют своей единственной целью указать на
то странное положение, в каком находится человечество: люди вынуждены
действовать, рассуждать и верить, несмотря на то что они не в состоянии
выяснить с помощью самого прилежного исследования основания всех этих
операций и устранить все возражения, которые могут быть выдвинуты против
последних.
Часть III
Существует, правда, несколько смягченный скептицизм, или академическая
философия, - скептицизм, который может быть и прочным и полезным и может
отчасти явиться результатом пирронизма, или чрезмерного скептицизма, когда
неограниченные сомнения последнего окажутся введенными в определенные рамки
благодаря здравому смыслу и размышлению. Большинство людей по природе
склонны к категоричности и догматизму в своих мнениях; рассматривая
предметы только с одной стороны и не имея представления о противоположных
аргументах, люди поспешно принимают те принципы, к которым чувствуют
склонность, причем относятся без всякого снисхождения к тем, кто
придерживается противоположных мнений. Колебания и раздумья приводят в
смятение их ум, сдерживают их аффекты и приостанавливают их деятельность.
Поэтому они проявляют нетерпение, пока не выйдут из столь тягостного для
них состояния, и им кажется, что при всей решительности своих утверждений и
при всем упорстве своей веры они никогда не смогут преодолеть это состояние
в полной мере. Но если бы такие догматики могли осознать чрезвычайную
слабость человеческого ума, даже когда он достигает наивысшего
совершенства, когда он в высшей степени точен и осторожен в своих
заключениях, то размышление об этом, несомненно, внушило бы им больше
скромности и сдержанности, умерило бы их самомнение и их предубеждение
против тех, кто им возражает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
дальше. Все, кто любит науку, конечно, должны заботиться о том, чтобы не
вызывать своими заключениями насмешек и презрения невежественных людей;
сказанное же мною. как мне представляется. намечает самое удобное решение
упомянутых затруднений.
Скептические возражения против моральной очевидности или против заключений,
касающихся фактов, бывают или общераспространенными, или философскими.
Общераспространенные возражения основаны на естественной слабости
человеческого ума, на противоречивых мнениях, которых придерживались в
разные времена разные народы, на переменах, происходящих в наших суждениях
в зависимости от болезни и здоровья, юности и преклонного возраста, успеха
и неудачи, на постоянном противоречии, замечаемом во мнениях и взглядах
любого отдельного человека, и на многих других доводах подобного же рода.
Долго останавливаться на них нет нужды, настолько они слабы. Ведь в
обыденной жизни мы ежеминутно рассуждаем о фактах и предметах и не можем
существовать без того, чтобы не пользоваться постоянно такого рода
аргументами; следовательно, все эти общераспространенные возражения
недостаточны, чтобы лишить их очевидности. Великие разрушители пирронизма,
или чрезмерного скептицизма, - деятельность, занятия и дела обыденной
жизни. Принципы эти могут процветать и господствовать в [философских]
школах, где их действительно трудно или даже невозможно опровергнуть. Но
едва лишь они выйдут из тени и благодаря присутствию реальных объектов,
возбуждающих наши аффекты и чувства, окажутся лицом к лицу с могучими
началами нашей природы, они исчезнут как дым, оставив самого убежденного
скептика в том же положении, в каком находятся другие смертные.
Поэтому скептику лучше не покидать своей сферы и излагать те философские
возражения, которые порождаются более глубокими исследованиями. Здесь он,
по-видимому, найдет достаточно поводов для торжества, справедливо настаивая
на том, что вся наша уверенность в отношении каких-либо фактов, выходящих
за пределы восприятия или памяти, основана исключительно на отношении
причины и действия; что у нас нет иной идеи об этом отношении, кроме идеи о
двух объектах, часто соединявшихся друг с другом; что у нас нет аргументов,
способных убедить нас в том, что объекты, которые, насколько мы знаем из
опыта, часто соединялись друг с другом, точно так же будут соединяться и в
других случаях и что к этому заключению нас приводит не что иное, как
привычка или некий природный инстинкт, которому нам, правда, трудно
противостоять, но который, как и все другие инстинкты, может быть ошибочным
и обманчивым. Придерживаясь таких доводов, скептик обнаруживает свою силу
или, вернее, свою и нашу слабость и, по-видимому, уничтожает, по крайней
мере на время, всякую уверенность и убежденность в чем бы то ни было. Мы
могли бы еще подробнее изложить эти аргументы, если бы можно было ожидать
от них какого-нибудь долговременного блага или пользы для общества.
Ведь главным и самым неотразимым возражением против чрезмерного скептицизма
является то, что он не может принести долговременной пользы, пока сохраняет
всю свою силу и мощь. Стоит только спросить подобного скептика, чего он,
собственно, хочет и чего добивается посредством всех этих любопытных
исследований, и он тотчас потеряется и не будет знать, что ответить.
Последователи Коперника или Птолемея, защищающие две различные системы
астрономии, могут надеяться на то, что приведут своих слушателей к
какому-нибудь постоянному и прочному убеждению. Стоик или эпикуреец
излагает принципы, которые не могут быть устойчивыми, но, однако, оказывают
влияние на поведение и образ жизни людей. Приверженец же пирронизма не
может надеяться на то, что его философия будет иметь постоянное влияние на
ум или же что это влияние, если оно будет наблюдаться, станет
благодетельным для общества. Напротив, он должен признать, если он вообще
согласен признавать что бы то ни было, что весь строй человеческой жизни
был бы разрушен, если бы повсюду надолго возобладали его принципы. Всякие
разговоры, всякая деятельность немедленно прекратились бы, и люди пребывали
бы в полной летаргии, пока не настал бы конец их жалкому существованию
вследствие неудовлетворения естественных потребностей. Правда, такого
рокового конца вряд ли стоит опасаться, ибо природа всегда гораздо сильнее
принципов. И хотя приверженец пирро-низма может на минуту повергнуть себя и
других в изумление и смущение своими глубокомысленными рассуждениями,
любое, даже самое незначительное, событие в его жизни рассеет все его
сомнения и колебания, так что он нисколько не будет отличаться во всех
своих поступках и умозрениях от философов других сект или от тех людей,
которые никогда не занимались философскими изысканиями. Очнувшись от своего
сна, он первый присоединится к тем, кто смеялся над ним, и сознается, что
все его возражения просто шутка и имеют своей единственной целью указать на
то странное положение, в каком находится человечество: люди вынуждены
действовать, рассуждать и верить, несмотря на то что они не в состоянии
выяснить с помощью самого прилежного исследования основания всех этих
операций и устранить все возражения, которые могут быть выдвинуты против
последних.
Часть III
Существует, правда, несколько смягченный скептицизм, или академическая
философия, - скептицизм, который может быть и прочным и полезным и может
отчасти явиться результатом пирронизма, или чрезмерного скептицизма, когда
неограниченные сомнения последнего окажутся введенными в определенные рамки
благодаря здравому смыслу и размышлению. Большинство людей по природе
склонны к категоричности и догматизму в своих мнениях; рассматривая
предметы только с одной стороны и не имея представления о противоположных
аргументах, люди поспешно принимают те принципы, к которым чувствуют
склонность, причем относятся без всякого снисхождения к тем, кто
придерживается противоположных мнений. Колебания и раздумья приводят в
смятение их ум, сдерживают их аффекты и приостанавливают их деятельность.
Поэтому они проявляют нетерпение, пока не выйдут из столь тягостного для
них состояния, и им кажется, что при всей решительности своих утверждений и
при всем упорстве своей веры они никогда не смогут преодолеть это состояние
в полной мере. Но если бы такие догматики могли осознать чрезвычайную
слабость человеческого ума, даже когда он достигает наивысшего
совершенства, когда он в высшей степени точен и осторожен в своих
заключениях, то размышление об этом, несомненно, внушило бы им больше
скромности и сдержанности, умерило бы их самомнение и их предубеждение
против тех, кто им возражает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51