мы лучше владеем своими мыслями утром, чем вечером, натощак, нежели после
сытного обеда. Но можем ли мы указать иное основание этих различий, помимо
опыта? Где же в таком случае та сила, которую мы якобы сознаем? Нет ли в
духовной или в материальной субстанции или же в обеих какого-нибудь
скрытого механизма или строения частей, от которого зависит действие и
которое, будучи для нас совершенно неизвестно, делает и силу, или энергию,
воли в равной мере неизвестной и непостижимой?
Хотение, несомненно, хорошо известный нам духовный акт. Сделайте его
предметом рефлексии, рассмотрите его всесторонне - найдете ли вы в нем
что-либо подобное творческой силе, благодаря которой оно вызывало бы из
ничего новую идею, подражая, если можно так выразиться, этим подобием Fiat
всемогуществу Творца, вызвавшего к существованию все разнообразие картин
природы? Мы не только не сознаем этой энергии в воле, но нам необходим
самый достоверный опыт, каким мы только обладаем, чтобы убедиться в том,
что такие необыкновенные действия вообще когда-либо проистекают из простого
акта хотения.
Большинство людей не находят никакой трудности в объяснении наиболее
обыкновенных и привычных действий природы - например, падения тяжелых тел,
роста растений, рождения животных или питания организмов пищей, -
предполагая, что во всех этих случаях ими воспринимается та самая сила, или
энергия, причины, благодаря которой она соединяется со своим следствием и
всегда оказывается в своих действиях непогрешимой. В силу долгой привычки
они приобретают такой склад ума, что при появлении причины тотчас же с
уверенностью ждут ее обычного спутника и едва ли допускают возможность
того, чтобы результатом ее оказалось какое-нибудь другое явление. Только
при открытии необычайных явлений-например, землетрясений, чумы или
каких-нибудь чудес, - люди бессильны указать соответствующую причину и
объяснить, каким образом последняя производит действие. В таких
затруднительных случаях они обычно прибегают к какому-нибудь незримому
разумному началу, считая его непосредственной причиной явления, поражающего
их и необъяснимого, по их мнению, исходя из обычных сил природы. Но
философы, простирающие свои исследования несколько дальше, тотчас же
замечают, что даже в наиболее привычных явлениях энергия причины столь же
непостижима, как и в самых необыкновенных, и что путем опыта мы только
уясняем часто встречающееся соединение (conjunction) объектов, но никогда
не в состоянии постигнуть что-либо вроде связи (connection) между ними.
Поэтому многие философы считают себя вынужденными в силу разумных оснований
прибегать во всех случаях к тому самому принципу, к которому обыкновенные
люди обращаются только в случаях, кажущихся чудесными и
сверхъестественными. Они признают дух и разум не только последней и
первичной причиной всех вещей, но и прямой и единственной причиной всех
явлений в природе. Они заявляют, что объекты, обычно называемые причинами,
в действительности суть не что иное, как поводы, и что истинный и прямой
принцип всякого действия - не какая-либо сила, или мощь, природы, но
веление Верховного Существа, которому угодно, чтобы определенные объекты
всегда соединялись друг с другом. Вместо того чтобы говорить, что один
бильярдный шар движет другой благодаря силе, которую он получил от творца
природы, они говорят, что само Божество особым велением движет второй шар,
причем оно определяется к этому действию толчком первого шара в силу тех
общих законов, которые само учредило для себя ради управления вселенной. Но
философы, идущие в своих исследованиях еще дальше, открывают, что,
совершенно не зная той силы, которая вызывает взаимодействие тел, мы так же
мало знаем и ту силу, от которой зависит действие духа на тело или тела на
дух, и что в обоих случаях мы одинаково не в состоянии указать последний
принцип ни на основании внешних чувств, ни на основании сознания. Итак,
одинаковое незнание приводит этих философов к одинаковому заключению. Они
утверждают, что Божество есть непосредственная причина связи души и тела и
что не органы чувств, возбужденные внешними предметами, производят в нашем
духе ощущения, а особое веление всемогущего Творца возбуждает определенное
ощущение вслед за определенным раздражением органа. Точно так же не энергия
воли призводит движение наших членов в пространстве, а сам Бог,
соблаговолив оказать помощь нашей воле, которая сама по себе бессильна,
повелевает совершить это движение, ошибочно приписываемое нами нашей личной
силе и мощи. Но и на этом заключении философы не останавливаются; иногда
они распространяют этот вывод на самый дух и его внутренние операции; наше
духовное зрение, или представление идей, говорят они, есть не что иное, как
откровение, данное нам нашим Творцом. Когда мы произвольно обращаем свои
мысли к какому-нибудь объекту и вызываем его образ в воображении, не наша
воля порождает эту идею, а Творец вселенной открывает ее нашему духу и
вызывает ее в нашем сознании.
Таким образом, по мнению этих философов, Божество присутствует во всем. Не
довольствуясь принципом, гласящим, что все существует только по его воле и
ничто не обладает силой иначе, как с его соизволения, они отказывают
природе и всем сотворенным существам во всякой силе, чтобы сделать
зависимость их от Божества еще более ощутимой и непосредственной. Они не
замечают, что этой теорией умаляют, а не славят величие тех атрибутов,
которым они, казалось бы, воздают хвалу. Уступка некоторой доли силы низшим
существам, несомненно, требует от Божества большего могущества, чем
порождение всего существующего его непосредственным велением. Для того
чтобы сразу устроить всю вселенную с такой совершенной
предусмотрительностью, что она сама собой, своими собственными действиями
стала бы служить целям провидения, требуется большая мудрость, чем если бы
великий Творец был принужден ежеминутно прилаживать части вселенной друг к
другу и своим дыханием приводить в движение все колеса этого изумительного
механизма.
Но для более философского опровержения этой теории, быть может, окажутся
достаточными два следующих рассуждения.
Во-первых, мне думается, что теория о всеобъемлющей энергии и деятельности
Верховного Существа слишком смела для того, чтобы убедить человека, вполне
осознавшего слабость человеческого разума и те узкие пределы, которыми
последний ограничен во всех своих операциях. Пусть цепь аргументов, ведущих
к ней, в высшей степени логична, все же у нас должно возникнуть сильное
подозрение, если не полная уверенность, что эта теория выводит нас за
доступные нам пределы, коль скоро она приводит нас к столь необычайным и
далеким от обыденной жизни и опыта заключениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51