Но философией овладел рефлектирующий рассудок. Мы должны точно знать, что
означает это выражение, которое часто употребляется просто как эффектное
словечко (Schlagwort). Под ним следует вообще понимать абстрагирующий и,
стало быть, разделяющий рассудок, который упорствует в своих разделениях.
Обращенный против разума, он ведет себя как обыкновенный здравый смысл и
отстаивает свой взгляд, согласно которому истина покоится на чувственной
реальности, мысли суть только мысли в том смысле, что лишь чувственное
восприятие сообщает им содержательность (Gehalt) и реальность, а разум,
поскольку он остается сам по себе, порождает лишь химеры16. В этом отречении
разума от самого себя утрачивается понятие истины, разум ограничивают
познанием только субъективной истины, только явления, только чего-то такого,
чему не соответствует природа самой вещи; знание низведено до уровня мнения.
Однако это направление, принятое познанием и представляющееся потерей и
шагом назад, имеет более глубокое основание, на котором вообще покоится
возведение разума в более высокий дух новейшей философии. А именно основание
указанного, ставшего всеобщим, представления следует искать в понимании
того, что определения рассудка необходимо сталкиваются с самими собой. - Уже
названная нами рефлексия заключается в том, что выходят за пределы конкретно
непосредственного и определяют и разделяют его. Но равным образом она должна
выходить и за пределы этих своих разделяющих определений, и прежде всего
соотносить их. В стадии (auf dem Standpunkte) этого соотнесения выступает
наружу их столкновение. Это осуществляемое рефлексией соотнесение само по
себе есть дело разума; возвышение над указанными определениями, которое
приходит к пониманию их столкновения, есть большой отрицательный шаг к
истинному понятию разума. Но это не доведенное до конца понимание приводит к
ошибочному взгляду, будто именно разум впадает в противоречие с собой; оно
не признает, что противоречие как раз и есть возвышение разума над
ограниченностью рассудка и ее устранение. Вместо того чтобы сделать отсюда
последний шаг вверх, познание неудовлетворительности рассудочных определений
отступает к чувственному существованию, ошибочно полагая, что в нем оно
найдет устойчивость и согласие. Но так как, с другой стороны, это познание
знает себя как познание только явлений, то оно тем самым соглашается, что
чувственное существование неудовлетворительно, но вместе с тем предполагает,
что, хотя вещи в себе и не познаются, однако внутри сферы явлений познание
правильное; как будто различны только роды предметов, и один род предметов,
а именно вещи в себе, не познается, другой же род предметов, а именно
явления, познается. Это похоже на то, как если бы мы приписывали кому-нибудь
правильное уразумение, но при этом прибавили бы, что он, однако, способен
уразуметь не истинное, а только ложное. Так же как это было бы нелепо, столь
же нелепо истинное познание, не познающее предмета, как он есть в себе.
Критика форм рассудка привела к указанному выше выводу, что эти формы не
применимы к вещам в себе. Это может иметь только тот смысл, что эти формы
суть в самих себе нечто неистинное. Но так как все еще считают их значимыми
для субъективного разума и для опыта, то критика ничего не изменила в них
самих, а оставляет их для субъекта в том же виде, в каком они прежде имели
значение для объекта. Но если они недостаточны для познания вещи в себе, то
рассудок, которому, как утверждают, они принадлежат, еще в меньшей степени
должен был бы принимать их и довольствоваться ими. Если они не могут быть
определениями вещи в себе, то они еще в меньшей степени могут быть
определениями рассудка, за которым мы должны были бы признать по крайней
мере достоинство некоторой вещи в себе. Определения конечного и бесконечного
одинаково сталкиваются между собой, будем ли мы применять их к времени и
пространству, к миру или они будут признаны определениями внутри духа, точно
так же как черное и белое все равно образуют серое, смешаем ли мы их на
стене или только на палитре. Если наше представление о мире расплывается,
когда мы на него переносим определения бесконечного и конечного, то сам дух,
содержащий в себе эти два определения, должен в еще большей мере оказаться
чем-то внутренне противоречивым, чем-то расплывающимся. Свойство материи или
предмета, к которым мы стали бы их применять или в которых они находятся, не
может составлять [здесь] какое-либо различие, ибо предмет внутренне
противоречив только из-за указанных определений и согласно им.
Указанная критика, стало быть, отдалила формы объективного мышления
только от вещи, но оставила их в субъекте в том виде, в каком она их нашла.
А именно, она не рассмотрела этих форм, взятых сами по себе, со свойственным
им содержанием, а прямо заимствовала их при помощи лемм из субъективной
логики. Таким образом, не было речи о выведении их из (an) них самих или
хотя бы о выведении их как субъективно-логических форм, тем более не было
речи о диалектическом их рассмотрении.
Более последовательно проведенный трансцендентальный идеализм признал
ничтожность сохраненного еще критической философией призрака вещи в себе,
этой абстрактной, оторванной от всякого содержания тени, и он поставил себе
целью окончательно его уничтожить. Кроме того, эта философия положила начало
попытке дать разуму развернуть свои определения из самого себя. Но
субъективная позиция этой попытки не позволила завершить ее. В дальнейшем
отказались от этой позиции, а с ней и от указанной начатой попытки и от
разработки чистой науки.
Но совершенно не принимая во внимание метафизического значения,
рассматривают то, что обычно понимают под логикой. Эта наука в том
состоянии, в каком она еще находится, лишена, правда, того содержания,
которое признается в обыденном сознании реальностью и некоей истинной сутью.
Однако не поэтому она формальная наука, лишенная всякой содержательной
истины. В том материале, который в ней не находят и отсутствием которого
обычно объясняют ее неудовлетворительность, мы, впрочем, не должны искать
сферу истины. Причина бессодержательности логических форм скорее только в
способе их рассмотрения и трактовки. Так как они в качестве застывших
определений лишены связи друг с другом и не удерживаются в органическом
единстве, то они мертвые формы и в них не обитает дух, составляющий их живое
конкретное единство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304