- Мол-чать-твою-мать! - заорала я. Внизу стало тихо. Из травы показалось пять пар заплаканных глаз.
- Я! - ткнула я пальцем себе в грудь. - Ваша! - ткнула в них. - Гос-по-жа!
Уже знакомый мне говорун встал на четвереньки. Спросил с надеждой: - Шаце-по-ку-жа-гос-хер?
- Шаце-по-ку-жа-гос! - грозно кивнула я головой. - Без последнего.
Свою внушительность я не уставала подкреплять ласковыми поглаживаниями.
- Шаце-по-ку-жа-гос-хер! Шаце-по-ку-жа-гос-хер! - радостно загомонили бывшие Краснорыбицыны анты.
Слабы были запоры, поставленные нечистью в их мозгах, ничего они не значили против княжеской воли. Потрескались, полопались, антовская любовь потекла через них в мою сторону, заструилась горячим восторженным ручейком. И уже новые русла, которые прокладывала любовь в их извилинах, быстро твердели, каменели, превращались в нерушимые железобетонные каналы - куда там жалким бороздкам, пропаханным нечистью! А я в ужасе смотрела на своих новых подданных и думала: «Да что же я наделала?! Беглая, бесприютная, беспомощная - и повесила себе на шею еще и эту слабосильную команду! А с другой стороны, как их оставишь? И вправду, утопятся ведь!…»
- Ну и где ваша деревня? - обреченно спросила я.
Говорун смотрел непонимающе.
- До-мой! - приказала я.
Говорун закивал головой, но на всякий случай переспросил: - Шаце-мой-до-хер?
- Вот именно туда, - горестно вздохнула я.
* * *
Деревенька оказалась еще та! Такой убогости и нищеты я и представить не могла. Вернее, представить все можно, но жить-то как тут? Не дома, даже не землянки - норы. Вот и все жилье.
Горестная весть разнеслась мгновенно. Человек пятьдесят вылезло из своих нор-берлог. Все истощенные, практически не одетые, на голых рахитичных детей с огромными, на поллица, глазами вообще страшно смотреть. Но рыдали и катались по земле, оплакивая тварь, доведшую их до этого состояния, они исправно.
Горе сменилось радостью, от которой мне совсем заплохело. «Шаце-по-ку-жа-гос-хер!» - вот какие позывные были у их счастья. Целый колхоз - да что ж мне с ними делать?
Первым делом хотелось их накормить.
Подозвав говоруна, как самого боевого, я приказала: - Утка-стре-ляй!
Он ойкнул, отшатнулся, запричитал про запрет, про «зя-нель» с добавлением известной частицы, но я была нумолима: - Стре-ляй!
Снарядили на болото перепуганную экспедицию cvлуками, предназначенными, как я уже знала из их коротеньких мыслишек, только для одной цели - отстрела страшных, ликом чистых господ. Охота же строго воспрещалась. Ослушники должны были быть покараны смертью. Но где их в этой деревеньке было взять - ослушников? По крайней мере до тех пор, пока я не появилась.
Бокше было поручено устройство ночлега - не в норы же антовские лезть? А также подготовка костров. Дело в том, что ни дымка, ни следа от костров в этой так называемой деревне не было видно. Из чего я заключила, что прежняя хозяйка довела своих подданных до абсолютно животного состояния - отобрав даже огонь. Так и оказалось.
Когда понурые охотники вернулись, сложив у моих ног десятка два хороших, жирных уток, и я велела Бокше зажигать костры для приготовления жаркого, это привело моих новых подданных в замешательство, граничащее с умопомешательством.
Я их быстро привела в чувство, заставив заниматься делом: ощипывать перья, потрошить и даже жарить уток на вертеле.
Звезды в темном небе заблестели, когда мы сидели за ужином. Тут, правда, была еще одна морока: как сделать так, чтобы мои новые подданные не обожрались с непривычки до заворота кишок? Пришлось Бокше разрезать каждую утку на небольшие порции, которые я самолично раздавала обитателям норной деревни, предварительно построив их в длинную очередь.
Получилось замечательно. Однако такая забота со стороны госпожи в дальнейшем грозила новыми осложнениями: в мозгах моих поселян как-то незаметно утвердилась мысль, что с новой хозяйкой они могут получить вкусную еду, но только лишь из ее заботливых рук. Я же, со своей стороны, вовсе не планировала превращать это в ежедневный ритуал. «Ладно, придумаем что-нибудь!» - с этой мыслью я и уснула.
* * *
Сны мне снились странные.
Болото, через которое мы брели, кипело и плевалось раскаленными брызгами. Однако пройти его я была обязательно должна, потому что со всех сторон раздавались умоляющие крики: «Госпожа, госпожа!»
Крики были бордово-красные, как костюм Георга. А сам Георг сверху, со своего черного коня, ронял медленные презрительные слова: «Сначала - женой, а уже потом…» - и многозначительно замолкал. Но это был не Георг, а другой лыцар, которого все почему-то называли «господин Покойный». Но он был жив! Он улыбался, махал мне рукой, приглашая к себе на озеро.
«Там прохладно, - говорил он. - Там вы найдете свою гривну!»
«У меня она есть», - отвечала я, показывая Филуману, которая извитой змейкой лежала у меня на ладони.
«Но это же Филумана! - смеялся лыцар. - А я говорю про вашу гривну!»
«Вы правы, княгиня, - подключался к разговору серебристо-зеленый Михаил, облитый лунным сиянием, как хрусталем. - И прав я. Получается - мы оба правы!»
«Вы не можете так говорить, - возмущался лыцар Покойный. - У вас в шее дырка!»
«Но я говорю про княгиню!» - не отступал Михаил.
«А почему вы не спросите меня саму?» - удивлялась я.
Но меня никто - совсем никто! - не слышал, потому что все спали, а странное звездное небо не умело разговаривать.
И это уже был не сон.
Звезд на небе осталось совсем мало, оно светлело. Костер уютно потрескивал, и хотелось заснуть вновь. Но неужели Бок-ша не погасил все костры? Так и до пожара недолго!
Я хотела встать, но не смогла даже приподнять голову. Только повернула ее чуть в сторону.
Возле чуть теплящегося костра спал, свернувшись калачиком, какой-то полуголый, неряшливый человек. «Один из моих новых подданных?» - предположила я.
К черту подданных - почему я не могу встать?!
«Бокша!» - решила позвать я, но услышала только свой тихий, хриплый стон.
Меня связали! И засунули в рот кляп! Но кто, когда? Неужели преследователи догнали нас и захватили во сне?
Я еще раз попыталась шевельнуться и позвать Бокшу.
На мой стон человек у костра поднял голову, потом на четвереньках подполз, заглянул в мои открытые глаза и обра-дованно заорал прямо в ухо какую-то тарабарщину.
Он ликовал. И сообщал всем, что госпожа очнулась.
Вокруг стало очень много народу, все тарахтели не переставая, а я хотела видеть одного - Бокшу.
С большим трудом мне удалось совладать со своим голосом настолько, что я прошептала: - Бокша…
Несмотря на всеобщий гомон, человек рядом со мной услышал шепот и замахал руками так, что все смолкли. А потом начал долго и путано объяснять мне, что мой слуга ушел, что его нет, что звать его не надо…
«Как это ушел?» - не поверила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154