- Запаливай, - негромко приказал князь, и с трех сторон от меня загорелись жаркие костры.
- Я удаляюсь, но помните: как только вы успокоитесь - все получится, - ободряюще сказал Михаил. И я осталась одна, освещенная с трех сторон. Почему одна?
- Никола, - позвала я.
Теперь нас на освещенном пятачке стало двое. Ноги меня не держали, я опустилась прямо на сухую землю и приказала Николе:
- Сядь.
Он покорно уселся, безотрывно глядя на меня. И в глазах и в мыслях - пусто, одно ожидание.
Чего он ждал? Чего ждала я? Мы молча смотрели друг другу в глаза. И вдруг случилось чудо - я успокоилась.
- Нико-о-ода, - ласково сказала я ему, как маленькому мальчику. И погладила по голове.
Рук я при этом не поднимала да и вообще не двигалась. Впрочем, и от моего поглаживания ни один волосок не сдвинулся у Николы с места - потому что гладила я не снаружи головы, а изнутри.
Душа? Наверно, образование не давало мне увидеть божественную душу - я видела мозг. Со всеми извилинами, в красной вуали кровеносных сосудов. Но мозг этот шевелился, ворочался, ему было неудобно. А все потому, что он, как медуза, тянулся ко мне своими извилинами-щупальцами.
И не мог дотянуться. Окончания щупальцев оказались черными, обугленными, воспаленными. По краю моего сознания прошла нелепая мысль: «Он что, обжегся о пламя костра?» - но эта мысль сразу и ушла, потому что стало ясно: такими их сделала я. И не обожгла я их, а отморозила. Мое ледяное невнимание сожгло ему что-то важное, необходимое для нормальной жизни. Виновата была я, но я же могла и исправить содеянное.
Решительно, как заправский хирург, я потянулась к отмороженным участкам и чем-то невероятно тонким и острым принялась методично отсекать омертвевшие участки. А также места, где воспаление уже невозможно было остановить. Все это я делала правой, разящей рукой. А левой, ласковой, в это время нежно омывала разрезы.
И под моей левой рукой раны затягивались. Разрезанные края сходились, срастаясь вновь. Мозгу становилось все удобнее лежать в черепной коробке, а новые, живые его щупальца тыкались в мою ладонь, как новорожденные слепые щенята. И я щедро поила их той же целебной влагой, которой омывала раны.
Дело было сделано.
Я глубоко вздохнула и открыла глаза. Спустилась темнота, костры догорали, мои ладони лежали на коленях, и не было в них ни острого скальпеля, ни губки с живой водой.
Кто-то сидел передо мной все в той же позе, которую принял когда-то Никола, но это был, конечно, не Никола.
- Имя! - громким шепотом подсказал сзади князь Михаил.
- Антон, - отчетливо, но удивленно произнесла я. И Антон открыл глаза.
- Госпожа… - прошептал он.
Не было в его голосе ничего, кроме бесконечной благодарности..
К Антону уже бежали люди… Первая, разумеется, Лизавета. Его осторожно хлопали по плечу, помогали поднять на слабые, еще непослушные ноги. Бабы-поварихи утирали слезы.
«А что ж мне никто не помогает?» - удивленно подумала я.
Сил не оставалось ни на что. Качни сейчас дуновение ветерка листики на деревьях - и я не выдержу, свалюсь прямо в багровые угли кострищ.
- Княгиня, - произнес мягкий голос Михаила.
Теплые сильные руки обняли меня за плечи, поправляя сползающую накидку. По-моему, князь плакал. Или едва сдерживал слезы.
«Не надо, - хотела сказать я. - Ведь все получилось!»
Но вместо этого мои непослушные губы чуть слышно спросили:
- Князь, это был гипноз?
- Да, конечно. Разумеется Это был гипноз. Моя милая, замечательная, великолепная княгиня! - со счастливым смехом откликнулся Михаил.
Я протянула руку к шее, чтобы поправить капюшон накидки, и отдернула пальцы. Они наткнулись на горячее, как сковорода, сплетение нитей Филуманы.
- Ой, - неуверенно сказала я.
Потому что бояться, в сущности, было нечего - поверхность Филуманы, прилегающая к шее, не жгла, не пекла, а все так же нежно обволакивав кожу.
* * *
Утро невозможно было отменить, а очень хотелось.
За окошками веселилось солнце, ржали лошади, перекрикивались люди, туда-сюда носилась Лизавета, радостная как никогда. Я забилась под покрывало и занималась тем, что боялась всего вокруг, всего, во что вляпалась.
- Лизавета, - попросила, чуть высунув наружу нос, - позови князя.
- Сейчас подам вам одеться, - побежала та к платьям.
- Князя! - истерично рявкнула я и вновь спряталась в темноту, горящую почти полутора десятками мыслей и чувств людей вокруг избушки, суетящихся и собирающихся в дорогу.
Лизавета выронила из рук гребешок и с недоплетенной косой юркнула в дверь.
Не прошло и минуты, как вошел князь, осторожно кашлянув.
Я откинула покрывало, села на кровати в одной сорочке - мне все было безразлично.
- И что мне теперь делать, князь? - спросила я с ожесточением, будто он был виновником всего. - Выйди, Лизавета! - заорала я сунувшейся было белобрысой голове. - Что, князь, делать? Обходить каждое утро все княжество, рассказывая каждому из подданных, как я его люблю, и гладить каждого по голове, чтобы они не посваливались в навьей истоме?.. Я не смогу так жить!
- Княгиня, - бодро заявил Михаил. - Загадка несложная, но требует времени на объяснение. Мы с вами чудесно поговорим перед обедом…
- Нет! - вскрикнула я. - Я никуда не тронусь, пока вы все не объясните!
Михаил помолчал. Кивнул:
- Хорошо, княгиня, остановимся здесь.
Я тут же представила, что придется целый день смотреть на черные пятна костриш, что они каждую секунду будут напоминать о моем господском рабстве, о том, что я больше принадлежу не себе, а своим слугам, до которых мне и дела нет… И я вскрикнула:
- Нет! Мы поедем. Трогаемся немедленно. Но вы сядете в мою карету.
- Княгиня, - с некоторым сомнением начал Михаил, - если вам нездоровится…
- Я здорова, черт меня подери! Но… князь… я боюсь оставаться одна, наедине со своими слугами, - добавила я почти умоляюще. - Не привыкла я так. И не смогу. Чтобы люди зависели от меня до обмороков, до готовности немедленно умереть, сгореть заживо в костре! Если вы сейчас же, в карете, не расскажете мне все-все и не поможете, я… Я сама тогда сойду с ума - как бы потом не было плохо моим слугам!
Лицо князя на мгновение дрогнуло, но читать его мыслей я не могла и потому не знала: то ли он испугался за меня, то ли, наоборот, меня? То ли просто подумал о чем-то совсем другом? Он только сказал:
- Княгиня, я немедленно иду в вашу карету и жду вас. Коротко поклонился и мягко прикрыл дверь за собой.
* * *
- Антон, трогай! - приказала я, запрыгивая в карету.
Мой новый кучер молодцевато щелкнул кнутом, и карета двинулась, мелко сотрясаясь на рытвинах. Мы с князем, сидя друг против друга, то и дело соприкасались коленками.
- У вас не совсем удобная карета, княгиня, - наконец нарушил молчание Михаил. - Мы могли бы поменяться - я отдал бы вам свою, а сам ехал в вашей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154