Должен сделать
тебе еще одно предостережение: ни в коем случае не ковыряй
пальцем в носу или в ушах, как то делают многие. Это самая
последняя, самая постыдная и возмутительная степень
невоспитанности, какую только люди могут позволить себе в
компании. Это отвратительно до тошноты. Что до меня, то я готов
скорее простить человека, который совал пальцы в штаны, чем
того, который ковырял ими в носу. Тщательно чисти уши по утрам
и старайся хорошенько высморкаться в платок всякий раз, когда к
этому представится случай, но не вздумай только потом в этот
платок заглядывать.
У настоящего джентльмена должны быть les manieres
nobles182 в самом малом, так же как и в самом большом. Одним
тебя научит ум, другим -- наблюдательность: старательно вникай
в манеры, речи и каждое движение воспитаннейших людей и
вырабатывай свои привычки, следуя их примеру. Вместе с тем
понаблюдай немного и за повадками простолюдинов -- для того
чтобы избегать их; пусть даже они говорят и делают то же самое,
что и люди светские, ведут себя они все же совершенно иначе:
именно это-то поведение, а не что-то другое -- и есть
отличительная черта человека воспитанного. Самый необразованный
крестьянин говорит, двигается, одевается, ест и пьет так же,
как человек, получивший самое лучшее воспитание, но получается
у него это совсем не так; поэтому, если, говоря что-то или
делая, ты будешь стараться не походить на простолюдина, у тебя
окажутся некоторые шансы делать и говорить именно так, как
надо. Есть различные степени неуклюжести и вульгарности, как
они есть во всем остальном. Les manieres de robe183, хоть они и
не совсем такие, как надо, тем не менее благороднее, нежели les
manieres bourgeoises184 а эти последние, как они ни худы, все
же лучше, нежели les manieres de campagne185. Но язык, вид,
одежда и манеры двора -- это единственный настоящий пример des
manieres nobles, et d'un honnete homme186. Ex pede Herculem187
-- старая и верная поговорка, и она имеет самое прямое
отношение к нашему предмету, ибо человека светского,
получившего воспитание при дворе и привыкшего к лучшему
обществу, можно узнать и отличить от простолюдина по каждому
слову, каждой позе, каждому жесту и даже каждому взгляду. Не
могу кончить разговор об этих мнимых minuties188, не сказав
тебе еще раз, как важно уметь искусно нарезать мясо и птицу;
пусть это -- сущая мелочь, любому из нас приходится заниматься
этим по два раз в день, а когда человек не умеет чего-то, даже
такой пустяк становится ему в тягость, другим же смотреть на
это бывает очень неприятно, и такой человек часто кажется им
смешным.
Ну вот, я написал обо всем этом, а теперь мне приходит в
голову, что бы сказал какой-нибудь тупоголовый верхогляд или
угрюмый педант, если бы им довелось прочесть мое письмо: они бы
отнеслись ко всему с величайшим презрением и сказали бы, что,
разумеется, отец мог бы избрать какой-нибудь предмет
посущественней для советов своему сыну. Они были бы правы, если
бы я ограничился этими советами и ничего более значительного ты
бы не мог воспринять, но коль скоро я положил немало труда на
то, чтобы воспитать в тебе чувства и разум, и, как я надеюсь,
не безуспешно, я скажу этим самоуверенным господам, что все эти
с их точки зрения пустяки, вместе взятые, образуют то приятное
je ne sais quoi, тот ensemble189, к которому они начисто глухи
и в себе, и в других. В лексиконе их нет слова aimable190, а в
поведении -- того, что это слово выражает. Такое дается только
человеку, весьма искушенному в светской жизни, очень
внимательному и очень стремящемуся понравиться, а все это --
отнюдь не пустяк.
Ведь именно оттого, что старики смотрели на это как на
пустяк или вовсе об этом не думали, так много молодых людей
теперь до крайности неловки и совсем плохо воспитаны. Родители
их -- часто, люди беспечные и невнимательные к ним -- дают
своим детям только самое заурядное воспитание, определяя их
поначалу в школу, потом в университет, а после этого посылая
путешествовать; они не проверяют, да чаще всего и не в
состоянии проверить, каковы успехи их сынков на каждой из этих
ступеней. И вот они, в беспечности своей, утешают себя, говоря,
что сыновья их ничуть не хуже, чем у других людей. Так оно и
получается, но чаще всего именно это и плохо. Они так и не
исправляют ни мерзких мальчишеских повадок, которыми их
наделяет школа, ни грубых манер, привитых университетом, ни
наглой развязности и верхоглядства, самых драгоценных
приобретений, которые они делают за время своих путешествий.
Родители ничего им об этом не говорят, а естественно, что,
кроме них, некому это сделать; поэтому они продолжают все то же
и, ни от кого не слыша правды, даже не догадываясь о ней, ведут
себя несуразно, непристойно, постыдно.
Как я уже говорил тебе раньше, один только отец может
позволить себе порицать великовозрастного парня за такие вот
недостатки и промахи, которые вошли у него в привычку. Это не
под силу самому близкому другу, если на помощь не придет
родительский авторитет. Поэтому я могу с полным основанием
сказать, что это счастье твое -- иметь такого искреннего,
дружески к тебе расположенного и прозорливого наставника. Ничто
не укроется от моего взгляда, я буду выведывать все твои
недостатки, для того чтобы их исправлять с тем же рвением, с
каким буду отыскивать все твои достоинства, для того чтобы
хвалить тебя за них и вознаграждать. Разница будет только в
том, что о последних я буду возвещать громогласно, а на первые
никогда даже не намекну, кроме как в письме к тебе или при
свидании tete a tete191 с тобой. Я никогда не стану краснеть за
тебя в обществе, я надеюсь, ты никогда не дашь мне повод
стыдиться тебя, как то было бы, если бы у тебя оказался хоть
один из названных мною недостатков. Praetor поп curat de
minimis192 -- утверждало римское право, ибо занимался он только
серьезными делами; но существовали и низшие ведомства, которым
были подсудны дела, более мелкие. Словом, я буду судить тебя не
только как претор -- за самые опасные преступления, но так же и
как цензор -- за менее важные проступки, и как низший судья --
за ничтожнейшие грешки.
Только что получил письмо м-ра Харта от 1 ноября н. ст.;
очень рад был узнать, что в конце месяца он думает ехать в
Париж; значит, с ногой у него лучше; к тому же, как мне
кажется, оба вы только теряете время в Монпелье: в Париже он
нашел бы хорошего врача, а ты -- хорошее общество. Ну, а пока,
надеюсь, ты посещаешь самое лучшее общество Монпелье, а его
всегда можно найти в доме интенданта или командующего округом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
тебе еще одно предостережение: ни в коем случае не ковыряй
пальцем в носу или в ушах, как то делают многие. Это самая
последняя, самая постыдная и возмутительная степень
невоспитанности, какую только люди могут позволить себе в
компании. Это отвратительно до тошноты. Что до меня, то я готов
скорее простить человека, который совал пальцы в штаны, чем
того, который ковырял ими в носу. Тщательно чисти уши по утрам
и старайся хорошенько высморкаться в платок всякий раз, когда к
этому представится случай, но не вздумай только потом в этот
платок заглядывать.
У настоящего джентльмена должны быть les manieres
nobles182 в самом малом, так же как и в самом большом. Одним
тебя научит ум, другим -- наблюдательность: старательно вникай
в манеры, речи и каждое движение воспитаннейших людей и
вырабатывай свои привычки, следуя их примеру. Вместе с тем
понаблюдай немного и за повадками простолюдинов -- для того
чтобы избегать их; пусть даже они говорят и делают то же самое,
что и люди светские, ведут себя они все же совершенно иначе:
именно это-то поведение, а не что-то другое -- и есть
отличительная черта человека воспитанного. Самый необразованный
крестьянин говорит, двигается, одевается, ест и пьет так же,
как человек, получивший самое лучшее воспитание, но получается
у него это совсем не так; поэтому, если, говоря что-то или
делая, ты будешь стараться не походить на простолюдина, у тебя
окажутся некоторые шансы делать и говорить именно так, как
надо. Есть различные степени неуклюжести и вульгарности, как
они есть во всем остальном. Les manieres de robe183, хоть они и
не совсем такие, как надо, тем не менее благороднее, нежели les
manieres bourgeoises184 а эти последние, как они ни худы, все
же лучше, нежели les manieres de campagne185. Но язык, вид,
одежда и манеры двора -- это единственный настоящий пример des
manieres nobles, et d'un honnete homme186. Ex pede Herculem187
-- старая и верная поговорка, и она имеет самое прямое
отношение к нашему предмету, ибо человека светского,
получившего воспитание при дворе и привыкшего к лучшему
обществу, можно узнать и отличить от простолюдина по каждому
слову, каждой позе, каждому жесту и даже каждому взгляду. Не
могу кончить разговор об этих мнимых minuties188, не сказав
тебе еще раз, как важно уметь искусно нарезать мясо и птицу;
пусть это -- сущая мелочь, любому из нас приходится заниматься
этим по два раз в день, а когда человек не умеет чего-то, даже
такой пустяк становится ему в тягость, другим же смотреть на
это бывает очень неприятно, и такой человек часто кажется им
смешным.
Ну вот, я написал обо всем этом, а теперь мне приходит в
голову, что бы сказал какой-нибудь тупоголовый верхогляд или
угрюмый педант, если бы им довелось прочесть мое письмо: они бы
отнеслись ко всему с величайшим презрением и сказали бы, что,
разумеется, отец мог бы избрать какой-нибудь предмет
посущественней для советов своему сыну. Они были бы правы, если
бы я ограничился этими советами и ничего более значительного ты
бы не мог воспринять, но коль скоро я положил немало труда на
то, чтобы воспитать в тебе чувства и разум, и, как я надеюсь,
не безуспешно, я скажу этим самоуверенным господам, что все эти
с их точки зрения пустяки, вместе взятые, образуют то приятное
je ne sais quoi, тот ensemble189, к которому они начисто глухи
и в себе, и в других. В лексиконе их нет слова aimable190, а в
поведении -- того, что это слово выражает. Такое дается только
человеку, весьма искушенному в светской жизни, очень
внимательному и очень стремящемуся понравиться, а все это --
отнюдь не пустяк.
Ведь именно оттого, что старики смотрели на это как на
пустяк или вовсе об этом не думали, так много молодых людей
теперь до крайности неловки и совсем плохо воспитаны. Родители
их -- часто, люди беспечные и невнимательные к ним -- дают
своим детям только самое заурядное воспитание, определяя их
поначалу в школу, потом в университет, а после этого посылая
путешествовать; они не проверяют, да чаще всего и не в
состоянии проверить, каковы успехи их сынков на каждой из этих
ступеней. И вот они, в беспечности своей, утешают себя, говоря,
что сыновья их ничуть не хуже, чем у других людей. Так оно и
получается, но чаще всего именно это и плохо. Они так и не
исправляют ни мерзких мальчишеских повадок, которыми их
наделяет школа, ни грубых манер, привитых университетом, ни
наглой развязности и верхоглядства, самых драгоценных
приобретений, которые они делают за время своих путешествий.
Родители ничего им об этом не говорят, а естественно, что,
кроме них, некому это сделать; поэтому они продолжают все то же
и, ни от кого не слыша правды, даже не догадываясь о ней, ведут
себя несуразно, непристойно, постыдно.
Как я уже говорил тебе раньше, один только отец может
позволить себе порицать великовозрастного парня за такие вот
недостатки и промахи, которые вошли у него в привычку. Это не
под силу самому близкому другу, если на помощь не придет
родительский авторитет. Поэтому я могу с полным основанием
сказать, что это счастье твое -- иметь такого искреннего,
дружески к тебе расположенного и прозорливого наставника. Ничто
не укроется от моего взгляда, я буду выведывать все твои
недостатки, для того чтобы их исправлять с тем же рвением, с
каким буду отыскивать все твои достоинства, для того чтобы
хвалить тебя за них и вознаграждать. Разница будет только в
том, что о последних я буду возвещать громогласно, а на первые
никогда даже не намекну, кроме как в письме к тебе или при
свидании tete a tete191 с тобой. Я никогда не стану краснеть за
тебя в обществе, я надеюсь, ты никогда не дашь мне повод
стыдиться тебя, как то было бы, если бы у тебя оказался хоть
один из названных мною недостатков. Praetor поп curat de
minimis192 -- утверждало римское право, ибо занимался он только
серьезными делами; но существовали и низшие ведомства, которым
были подсудны дела, более мелкие. Словом, я буду судить тебя не
только как претор -- за самые опасные преступления, но так же и
как цензор -- за менее важные проступки, и как низший судья --
за ничтожнейшие грешки.
Только что получил письмо м-ра Харта от 1 ноября н. ст.;
очень рад был узнать, что в конце месяца он думает ехать в
Париж; значит, с ногой у него лучше; к тому же, как мне
кажется, оба вы только теряете время в Монпелье: в Париже он
нашел бы хорошего врача, а ты -- хорошее общество. Ну, а пока,
надеюсь, ты посещаешь самое лучшее общество Монпелье, а его
всегда можно найти в доме интенданта или командующего округом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106