у первого из них сложилась репутация законченного
политика; я не стану сейчас пускаться в разговоры о том, как
сам отношусь к его нравственным понятиям и политическим
взглядам, у второго же -- богатое воображение и талант
рассказчика, умеющего говорить увлекательно и непринужденно.
Гвиччардини, Бентивольо, Давила и т. п. -- превосходные
историки и заслуживают самого внимательного чтения. Сама
природа истории несколько сдерживает полет итальянской
фантазии, уносящий нас очень высоко в новеллах и романах. Полет
этот еще более обуздан в переводах, а итальянские переводы
классиков выше всяких похвал, в особенности же первые десять
переводов, сделанные при папе Льве X, посвященные ему и
объединенные под общим названием collana122. Эта первоначальная
соllana была потом продолжена и, если не ошибаюсь, насчитывает
сейчас сто десять томов.
Ты теперь поймешь, что мне хочется предостеречь тебя и не
допустить, чтобы воображение твое было ослеплено, а вкус
испорчен всеми concetti, чудачествами и вздорными мыслями,
которым сверх меры привержены итальянские и испанские авторы.
По-моему, тебе это не очень грозит, ибо вкус твой выработался
на лучших классических образцах -- на греческих и латинских
писателях периода расцвета, -- а те никогда не пускаются на
подобные ребячества. Мне думается, я могу с полным основанием
сказать, что настоящее остроумие, хороший вкус и здравый смысл
сейчас составляют достояние только Франции и Англии. Боюсь, что
твоим старым знакомым -- немцам не хватает того и другого,
новые же твои знакомые -- итальянцы, напротив, заходят чересчур
далеко. Первые, должно быть, привыкли ползать, вторые же,
воспарив к небу, попросту скрываются из глаз.
Я очень давно уже советовал тебе прочесть "La maniere de
bien penser dans les ouvrages d esprit"123 отца Буура, и ты,
верно, тогда еще прочел эту книгу; сейчас тебе неплохо было бы
ее перечесть, ты сможешь оценить ее лучше. Я не знаю другой
книги, которая так помогла бы выработать настоящий вкус; к тому
же в ней ты найдешь самые знаменитые отрывки как древних, так и
современных авторов; книга эта освежит в твоей памяти все, что
ты прежде читал у каждого из них в отдельности. У нее есть
продолжение, почти того же объема и написанное тем же автором,
-- это "Suite des pensees ingenieuses"124.
Надо отдать должное лучшим английским и французским
писателям, они не поддались этому вкусу ко лжи: они не
позволяют себе утверждать мысли неверные, те, в основе которых
не лежит истина. Век Людовика XIV очень походил на век Августа:
Буало, Лафонтен, Расин и т. п. утвердили хороший вкус и
доказали несообразность дурного. В царствование Карла II (ни в
каком другом отношении не примечательное) дурной вкус был
изгнан из Англии, а всякого рода игра слов, каламбуры,
акростихи и т. п. были запрещены. С тех пор мнимое остроумие
возобновило свои набеги и пыталось вернуть потерянные владения,
как в Англии, так и во Франции, но безуспешно, хотя все же надо
сказать, что во Франции с большим успехом, нежели в Англии,
Аддисон, Поп и Свифт рьяно защищали права здравого смысла, чего
нельзя сказать об их современниках во Франции, у которых
последнее время преобладает стремление к le faux brillant, le
raffinement, et I'entortillement125. И слова лорда Роскоммона:
Свой золотой английский растяните --
Французской выйдут проволоки нити. --
с большим правом можно было бы отнести к нашему времени,
чем к прежнему.
Умоляю тебя, дорогой мой, не теряй времени и поскорее
выработай в себе вкус, манеры, сформируй свой ум и вообще все
свое; у тебя на это остается только два года, ибо если ты в той
или иной степени сделаешься кем-то к двадцати годам, ты
останешься более или менее тем же и всю свою жизнь. Да будет
она у тебя долгой и счастливой! Прощай.
LIX
Лондон, 22 февраля ст. ст. 1750 г.
Милый друг,
Если это ты сам писал по-итальянски письмо, адресованное
леди Честерфилд, то я очень радуюсь успехам, которые ты за
такое короткое время сделал в этом языке; это означает, что ты
очень скоро овладеешь им в совершенстве. Должно быть, если не
считать французского посольства, тебе везде приходится слышать
только итальянскую речь, итальянцы ведь очень редко говорят
по-французски и, как правило, из рук вон плохо. Французы платят
им тою же монетой и сами говорят по-итальянски не лучше; за всю
жизнь я не встречал ни одного француза, который бы мог
правильно произнести итальянское се ci или ge gi. Твое желание
понравиться римским дамам не только побуждает тебя, но и дает
возможность красиво говорить с ними на их собственном языке.
Мне рассказывали, что принцесса Боргезе говорит по-французски
плохо и неохотно, и поэтому твои старания овладеть ее родным
языком будут знаком уважения к ней. По своего рода праву
давности (более давнему, чем, может быть, хотелось бы ей самой)
она стоит во главе римского beau monde126 и, следовательно,
может создать или разрушить репутацию молодого человека в
свете. Если она скажет о нем, что он amabile e leggiadro127,
другие будут думать, что он и на самом деле такой, а те, кто с
этим не согласятся, во всяком случае не осмелятся высказать
свое мнение вслух. В каждом большом городе есть несколько таких
дам -- их положение, состояние и красота соединили свои усилия,
чтобы обеспечить за ними главенство в свете. Им обычно
случалось заводить любовные интриги, но при этом они никогда не
переступали границ пристойного. Интриги эти учат как их самих,
так и их поклонников хорошим манерам; если бы у них не было
хороших манер, они никак не смогли бы соблюсти свое достоинство
и те же самые любовные связи, которые создают вокруг них некий
ореол, неминуемо их бы унизили. Именно эти женщины решают
вопрос о репутации человека и его месте в свете, точно так же,
как министры и фавориты двора решают вопрос о его положении и
повышении в чине. Поэтому, где бы ты ни находился, будь
особенно любезен с теми, кому подвластен весь beau monde; их
рекомендация -- это паспорт, с которым ты можешь проникнуть во
все сферы высшего света. Только помни, они требуют к себе
неотступного и пристального внимания. Насколько это возможно,
ты должен угадать и предвосхитить все их маленькие прихоти и
причуды; суметь сделаться им полезным в их повседневной
домашней жизни, быть готовым исполнять их мелкие поручения,
выказывать знаки уважения их семьям и с видимым участием
разделять все их мелкие огорчения, заботы и взгляды; они ведь
всегда чем-то бывают заняты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
политика; я не стану сейчас пускаться в разговоры о том, как
сам отношусь к его нравственным понятиям и политическим
взглядам, у второго же -- богатое воображение и талант
рассказчика, умеющего говорить увлекательно и непринужденно.
Гвиччардини, Бентивольо, Давила и т. п. -- превосходные
историки и заслуживают самого внимательного чтения. Сама
природа истории несколько сдерживает полет итальянской
фантазии, уносящий нас очень высоко в новеллах и романах. Полет
этот еще более обуздан в переводах, а итальянские переводы
классиков выше всяких похвал, в особенности же первые десять
переводов, сделанные при папе Льве X, посвященные ему и
объединенные под общим названием collana122. Эта первоначальная
соllana была потом продолжена и, если не ошибаюсь, насчитывает
сейчас сто десять томов.
Ты теперь поймешь, что мне хочется предостеречь тебя и не
допустить, чтобы воображение твое было ослеплено, а вкус
испорчен всеми concetti, чудачествами и вздорными мыслями,
которым сверх меры привержены итальянские и испанские авторы.
По-моему, тебе это не очень грозит, ибо вкус твой выработался
на лучших классических образцах -- на греческих и латинских
писателях периода расцвета, -- а те никогда не пускаются на
подобные ребячества. Мне думается, я могу с полным основанием
сказать, что настоящее остроумие, хороший вкус и здравый смысл
сейчас составляют достояние только Франции и Англии. Боюсь, что
твоим старым знакомым -- немцам не хватает того и другого,
новые же твои знакомые -- итальянцы, напротив, заходят чересчур
далеко. Первые, должно быть, привыкли ползать, вторые же,
воспарив к небу, попросту скрываются из глаз.
Я очень давно уже советовал тебе прочесть "La maniere de
bien penser dans les ouvrages d esprit"123 отца Буура, и ты,
верно, тогда еще прочел эту книгу; сейчас тебе неплохо было бы
ее перечесть, ты сможешь оценить ее лучше. Я не знаю другой
книги, которая так помогла бы выработать настоящий вкус; к тому
же в ней ты найдешь самые знаменитые отрывки как древних, так и
современных авторов; книга эта освежит в твоей памяти все, что
ты прежде читал у каждого из них в отдельности. У нее есть
продолжение, почти того же объема и написанное тем же автором,
-- это "Suite des pensees ingenieuses"124.
Надо отдать должное лучшим английским и французским
писателям, они не поддались этому вкусу ко лжи: они не
позволяют себе утверждать мысли неверные, те, в основе которых
не лежит истина. Век Людовика XIV очень походил на век Августа:
Буало, Лафонтен, Расин и т. п. утвердили хороший вкус и
доказали несообразность дурного. В царствование Карла II (ни в
каком другом отношении не примечательное) дурной вкус был
изгнан из Англии, а всякого рода игра слов, каламбуры,
акростихи и т. п. были запрещены. С тех пор мнимое остроумие
возобновило свои набеги и пыталось вернуть потерянные владения,
как в Англии, так и во Франции, но безуспешно, хотя все же надо
сказать, что во Франции с большим успехом, нежели в Англии,
Аддисон, Поп и Свифт рьяно защищали права здравого смысла, чего
нельзя сказать об их современниках во Франции, у которых
последнее время преобладает стремление к le faux brillant, le
raffinement, et I'entortillement125. И слова лорда Роскоммона:
Свой золотой английский растяните --
Французской выйдут проволоки нити. --
с большим правом можно было бы отнести к нашему времени,
чем к прежнему.
Умоляю тебя, дорогой мой, не теряй времени и поскорее
выработай в себе вкус, манеры, сформируй свой ум и вообще все
свое; у тебя на это остается только два года, ибо если ты в той
или иной степени сделаешься кем-то к двадцати годам, ты
останешься более или менее тем же и всю свою жизнь. Да будет
она у тебя долгой и счастливой! Прощай.
LIX
Лондон, 22 февраля ст. ст. 1750 г.
Милый друг,
Если это ты сам писал по-итальянски письмо, адресованное
леди Честерфилд, то я очень радуюсь успехам, которые ты за
такое короткое время сделал в этом языке; это означает, что ты
очень скоро овладеешь им в совершенстве. Должно быть, если не
считать французского посольства, тебе везде приходится слышать
только итальянскую речь, итальянцы ведь очень редко говорят
по-французски и, как правило, из рук вон плохо. Французы платят
им тою же монетой и сами говорят по-итальянски не лучше; за всю
жизнь я не встречал ни одного француза, который бы мог
правильно произнести итальянское се ci или ge gi. Твое желание
понравиться римским дамам не только побуждает тебя, но и дает
возможность красиво говорить с ними на их собственном языке.
Мне рассказывали, что принцесса Боргезе говорит по-французски
плохо и неохотно, и поэтому твои старания овладеть ее родным
языком будут знаком уважения к ней. По своего рода праву
давности (более давнему, чем, может быть, хотелось бы ей самой)
она стоит во главе римского beau monde126 и, следовательно,
может создать или разрушить репутацию молодого человека в
свете. Если она скажет о нем, что он amabile e leggiadro127,
другие будут думать, что он и на самом деле такой, а те, кто с
этим не согласятся, во всяком случае не осмелятся высказать
свое мнение вслух. В каждом большом городе есть несколько таких
дам -- их положение, состояние и красота соединили свои усилия,
чтобы обеспечить за ними главенство в свете. Им обычно
случалось заводить любовные интриги, но при этом они никогда не
переступали границ пристойного. Интриги эти учат как их самих,
так и их поклонников хорошим манерам; если бы у них не было
хороших манер, они никак не смогли бы соблюсти свое достоинство
и те же самые любовные связи, которые создают вокруг них некий
ореол, неминуемо их бы унизили. Именно эти женщины решают
вопрос о репутации человека и его месте в свете, точно так же,
как министры и фавориты двора решают вопрос о его положении и
повышении в чине. Поэтому, где бы ты ни находился, будь
особенно любезен с теми, кому подвластен весь beau monde; их
рекомендация -- это паспорт, с которым ты можешь проникнуть во
все сферы высшего света. Только помни, они требуют к себе
неотступного и пристального внимания. Насколько это возможно,
ты должен угадать и предвосхитить все их маленькие прихоти и
причуды; суметь сделаться им полезным в их повседневной
домашней жизни, быть готовым исполнять их мелкие поручения,
выказывать знаки уважения их семьям и с видимым участием
разделять все их мелкие огорчения, заботы и взгляды; они ведь
всегда чем-то бывают заняты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106