Но давай вместе подумаем, что же такое на
самом деле хороший оратор, давай сдерем с него эту. наносную
мишуру, которой его покрыло собственное тщеславие и невежество
окружающих, и мы увидим, что проще всего определить его можно
именно так: разумный здравомыслящий человек, умеющий правильно
рассуждать и изящно выразить собственные мысли по поводу того,
о чем идет речь. Разумеется, здесь нет никакого волшебства.
Умный человек, даже если у него нет поразительных, из ряда вон
выходящих дарований, о чем бы он ни говорил, не станет говорить
бессмыслицы; если же у него есть хоть малейшая доля вкуса и он
способен сделать над собой усилие, не станет и говорить
неизящно. К чему же в итоге сводится все это могучее и
окутанное покровом тайны искусство говорить в парламенте? К
тому, что человек, выступающий в палате общин, говорит в стенах
парламента, перед четырьмястами людей, высказывая свое мнение
по данному предмету, то самое, которое он без особого труда
высказал бы перед четырнадцатью гостями любого английского
дома, сидя у камина или же за столом; и эти-то четырнадцать
человек могут оказаться лучшими судьями и более строгими
критиками того, что он говорит, нежели любые четырнадцать
депутатов палаты общин.
Мне часто случалось говорить в парламенте, причем иногда,
когда я кончал речь, раздавались рукоплескания; поэтому я на
основании собственного опыта могу тебя уверить, что это не бог
весть что. Больше всего впечатления на слушателей производят
изящество стиля и построение периода. Дай им услышать в твоей
речи хотя бы один-два стройных и округленных периода, которые
бы они могли запомнить и повторить, -- и они возвратятся домой
довольные, так, как люди возвращаются из Оперы, напевая дорогой
какой-нибудь особенно поразивший их и легко запомнившийся
мотив. Большинство людей обладает слухом, но лишь очень
немногие способны рассуждать: сумей пленить их слух -- и ты
уловишь в свои сети их разум, какой бы он у них ни был.
Цицерон, понимавший, что достиг высшей ступени в своей
профессии (а в его времена красноречие было профессией), для
того чтобы выделить себя из всех, в своем трактате "De oratore"
утверждает, что оратор -- это человек, какого в
действительности никогда не было и не будет. Отправляясь от
этого ложного положения, он заявляет, что оратор непременно
должен знать все искусства и все науки -- иначе как же он
сможет о них говорить. Но при всем моем уважении к столь
большому авторитету, должен, однако, сказать, что в моем
представлении оратор -- это нечто совершенно иное, и я уверен,
что в этом смысле я ближе к истине. чем он. Оратором я называю
человека, который умеет здраво рассуждать и изящно выразить
свою мысль, о каком бы предмете он ни говорил. Насколько я
знаю, ни геометрические задачи, ни алгебраические уравнения, ни
химические процессы, ни анатомические опыты никогда не были
предметами красноречия; поэтому я со всем смирением утверждаю,
что человек может быть очень хорошим оратором, не имея ни
малейшего представления о геометрии, алгебре, химии или
анатомии. Предметом же парламентских прений являются
исключительно вопросы общего характера.
Я пишу здесь все, что приходит в голову и что, как мне
кажется, может способствовать формированию твоих взглядов или
просто оказаться для тебя интересным. Хорошо, если бы мои труды
не пропали даром! А они не пропадут, если ты станешь уделять
себе хотя бы половину того внимания, которое тебе уделяю я.
Прощай.
LII
Лондон, 12 декабря ст. ст. 1749 г.
Милый мой мальчик,
Лорд Кларендон говорит в своей "Истории" о Джоне Хемпдене:
"... голова его была способна замыслить любое зло, язык --
склонить на него, руки -- привести его в исполнение". Не стану
сейчас вдаваться в оценку личности м-ра Хемпдена, мужественному
отказу которого уплатить корабельную подать мы обязаны теми
свободами, какие у нас есть: я привожу это суждение, потому что
стоит лишь слово "зло" заменить в нем словом "добро" -- и оно
окажется той целью, к которой ты должен стремиться, направив
все свои усилия на то, чтобы заслужить похвалу людей. Голову,
для того чтобы что-то замыслить, господь как будто тебе дал, но
от тебя самого зависит наполнить ее науками, наблюдением и
размышлением. Что же касается языка, для того чтобы убедить
других, то это опять-таки целиком зависит от тебя, а без него
все придуманное самой умною головой вряд ли на что-нибудь
пригодится. Что же касается рук, для того чтобы исполнить
задуманное, то и это, по-моему, тоже в значительной степени
зависит от тебя самого. Когда предстоит совершить нечто
хорошее, серьезное размышление всегда придаст тебе храбрость, а
храбрость, порожденная размышлением, гораздо выше безотчетной
стихийной храбрости пехотинца. Первая бывает ровной и
непоколебимой там, где nodus dignus vindice101, тогда как
вторая чаще всего направляется не на благо, а на зло, причем
всегда проявляется в грубой жестокости.
Вторая часть моего текста, говоря словами проповедника,
будет предметом моей следующей беседы: язык, для того чтобы
убедить. Так вот рассудительные проповедники превозносят
добродетели, в которых, как они считают, те или иные круги
слушателей больше всего нуждаются: при дворе они говорят о
правде и воздержании, в городе -- о бескорыстии, по всей стране
-- о трезвости.
Не сомневаюсь, что, хотя жизненный опыт твой невелик, ты
успел уже почувствовать, насколько различны действия речи
изящной и грубой. Согласись, что не очень приятно, когда люди
обращаются к тебе, спотыкаясь и запинаясь на каждом слове,
когда они говорят без всякого выражения, с неправильными
ударениями и интонацией; когда речь их становится непонятной и
несуразной от бесчисленного количества солецизмов, варваризмов
и вульгаризмов, когда даже негодные свои слова они не умеют
поставить туда, куда надо. Разве все это не настраивает тебя
против самого содержания их речи, каково бы оно ни было, больше
того, против них самих? Что касается меня, то это безусловно
так. С другой стороны, разве ты не чувствуешь склонности,
расположения и даже симпатии к тем, чья речь является прямой
противоположностью всего, что я только что изобразил?
Невозможно даже сказать, до какой степени важно, чтобы стиль
твой был правилен, красив, чтобы все было продумано и выражено
в понятной форме; будучи приятной, речь твоя становится
убедительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
самом деле хороший оратор, давай сдерем с него эту. наносную
мишуру, которой его покрыло собственное тщеславие и невежество
окружающих, и мы увидим, что проще всего определить его можно
именно так: разумный здравомыслящий человек, умеющий правильно
рассуждать и изящно выразить собственные мысли по поводу того,
о чем идет речь. Разумеется, здесь нет никакого волшебства.
Умный человек, даже если у него нет поразительных, из ряда вон
выходящих дарований, о чем бы он ни говорил, не станет говорить
бессмыслицы; если же у него есть хоть малейшая доля вкуса и он
способен сделать над собой усилие, не станет и говорить
неизящно. К чему же в итоге сводится все это могучее и
окутанное покровом тайны искусство говорить в парламенте? К
тому, что человек, выступающий в палате общин, говорит в стенах
парламента, перед четырьмястами людей, высказывая свое мнение
по данному предмету, то самое, которое он без особого труда
высказал бы перед четырнадцатью гостями любого английского
дома, сидя у камина или же за столом; и эти-то четырнадцать
человек могут оказаться лучшими судьями и более строгими
критиками того, что он говорит, нежели любые четырнадцать
депутатов палаты общин.
Мне часто случалось говорить в парламенте, причем иногда,
когда я кончал речь, раздавались рукоплескания; поэтому я на
основании собственного опыта могу тебя уверить, что это не бог
весть что. Больше всего впечатления на слушателей производят
изящество стиля и построение периода. Дай им услышать в твоей
речи хотя бы один-два стройных и округленных периода, которые
бы они могли запомнить и повторить, -- и они возвратятся домой
довольные, так, как люди возвращаются из Оперы, напевая дорогой
какой-нибудь особенно поразивший их и легко запомнившийся
мотив. Большинство людей обладает слухом, но лишь очень
немногие способны рассуждать: сумей пленить их слух -- и ты
уловишь в свои сети их разум, какой бы он у них ни был.
Цицерон, понимавший, что достиг высшей ступени в своей
профессии (а в его времена красноречие было профессией), для
того чтобы выделить себя из всех, в своем трактате "De oratore"
утверждает, что оратор -- это человек, какого в
действительности никогда не было и не будет. Отправляясь от
этого ложного положения, он заявляет, что оратор непременно
должен знать все искусства и все науки -- иначе как же он
сможет о них говорить. Но при всем моем уважении к столь
большому авторитету, должен, однако, сказать, что в моем
представлении оратор -- это нечто совершенно иное, и я уверен,
что в этом смысле я ближе к истине. чем он. Оратором я называю
человека, который умеет здраво рассуждать и изящно выразить
свою мысль, о каком бы предмете он ни говорил. Насколько я
знаю, ни геометрические задачи, ни алгебраические уравнения, ни
химические процессы, ни анатомические опыты никогда не были
предметами красноречия; поэтому я со всем смирением утверждаю,
что человек может быть очень хорошим оратором, не имея ни
малейшего представления о геометрии, алгебре, химии или
анатомии. Предметом же парламентских прений являются
исключительно вопросы общего характера.
Я пишу здесь все, что приходит в голову и что, как мне
кажется, может способствовать формированию твоих взглядов или
просто оказаться для тебя интересным. Хорошо, если бы мои труды
не пропали даром! А они не пропадут, если ты станешь уделять
себе хотя бы половину того внимания, которое тебе уделяю я.
Прощай.
LII
Лондон, 12 декабря ст. ст. 1749 г.
Милый мой мальчик,
Лорд Кларендон говорит в своей "Истории" о Джоне Хемпдене:
"... голова его была способна замыслить любое зло, язык --
склонить на него, руки -- привести его в исполнение". Не стану
сейчас вдаваться в оценку личности м-ра Хемпдена, мужественному
отказу которого уплатить корабельную подать мы обязаны теми
свободами, какие у нас есть: я привожу это суждение, потому что
стоит лишь слово "зло" заменить в нем словом "добро" -- и оно
окажется той целью, к которой ты должен стремиться, направив
все свои усилия на то, чтобы заслужить похвалу людей. Голову,
для того чтобы что-то замыслить, господь как будто тебе дал, но
от тебя самого зависит наполнить ее науками, наблюдением и
размышлением. Что же касается языка, для того чтобы убедить
других, то это опять-таки целиком зависит от тебя, а без него
все придуманное самой умною головой вряд ли на что-нибудь
пригодится. Что же касается рук, для того чтобы исполнить
задуманное, то и это, по-моему, тоже в значительной степени
зависит от тебя самого. Когда предстоит совершить нечто
хорошее, серьезное размышление всегда придаст тебе храбрость, а
храбрость, порожденная размышлением, гораздо выше безотчетной
стихийной храбрости пехотинца. Первая бывает ровной и
непоколебимой там, где nodus dignus vindice101, тогда как
вторая чаще всего направляется не на благо, а на зло, причем
всегда проявляется в грубой жестокости.
Вторая часть моего текста, говоря словами проповедника,
будет предметом моей следующей беседы: язык, для того чтобы
убедить. Так вот рассудительные проповедники превозносят
добродетели, в которых, как они считают, те или иные круги
слушателей больше всего нуждаются: при дворе они говорят о
правде и воздержании, в городе -- о бескорыстии, по всей стране
-- о трезвости.
Не сомневаюсь, что, хотя жизненный опыт твой невелик, ты
успел уже почувствовать, насколько различны действия речи
изящной и грубой. Согласись, что не очень приятно, когда люди
обращаются к тебе, спотыкаясь и запинаясь на каждом слове,
когда они говорят без всякого выражения, с неправильными
ударениями и интонацией; когда речь их становится непонятной и
несуразной от бесчисленного количества солецизмов, варваризмов
и вульгаризмов, когда даже негодные свои слова они не умеют
поставить туда, куда надо. Разве все это не настраивает тебя
против самого содержания их речи, каково бы оно ни было, больше
того, против них самих? Что касается меня, то это безусловно
так. С другой стороны, разве ты не чувствуешь склонности,
расположения и даже симпатии к тем, чья речь является прямой
противоположностью всего, что я только что изобразил?
Невозможно даже сказать, до какой степени важно, чтобы стиль
твой был правилен, красив, чтобы все было продумано и выражено
в понятной форме; будучи приятной, речь твоя становится
убедительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106