..
— Потому как по ухабам гоняете,— отозвался Иван.
— ...предприятие заменяет, не спрашивая с меня отчета: сломалось, сносилось — ладно.— Динё потянулся за брынзой, подцепил кусочек, но тут же его оставил и выпил так.— А вот кабы эта машина за мной числилась, только по-настоящему: вот тебе деньги на горючее, вот на масло — по нормам, столько-то километров — и деньги на текущий, столько-то — на основной ремонт, ты отвечаешь. Лишний раз ремонтируешься, плати из своего кармана. Хорошо за машиной смотришь, бери себе, что останется. Да ведь я же тогда бог, дядя! Отвечаю, плачу, но и зарабатываю. Какой же нормальный человек станет у самого себя красть?
— Ничего я не понял из твоей болтовни! — отрезал Иван.
— Батя, ты бы копался там в своем дереве!
— Наворошил Динё делов,— причитал Иван.— Вниз покатишься, дорожек мно-о-ого...
Нягол не обращал на него внимания. Давно уже не встречал он столь ясной и наглядной программы хозяйственного порядка, такой раскладки без школьных иллюзий и пагубного романтизма. Этот ушлый разбойник цены не знает тому, что говорит.
— Резонно ты все это изложил. Иван, это и к тебе относится! — Иван смешно вытянул шею.— А теперь ты мне вот что скажи: почему же нельзя устроить так, как ты говоришь?
Динё поглядел на него слегка изумленно и даже с долей легкого превосходства.
— Дядя, ты меня за дурака считаешь... Будто сам не знаешь, что болгарин завидует и брату и свату, а заодно и всем остальным. Кто это мне отдаст машину, чтобы я устраивал честные гонки с самим собой?
Надо сделать что-нибудь для мальчишки, подумал Нягол. В душе он еще не испорченный, и умишко острый как бритва.
— Честные гонки, говоришь?
Иван в это время соскользнул с локтя и стукнулся лбом о стол. Подняли его, Нягол записал имя следователя и проводил их до калитки, раздумывая над Динёвыми словами: «Ты, дядя, об меня не марайся, я так решил — сяду, отработаю срок, а там видно будет». Притворяется парень или нет?
Часам к десяти утра у дома остановилась черная «волга». Из нее вытянула ногу молодая, хорошо одетая женщина, спросила товарища Няголова. Элица, вышедшая ее встретить, пояснила, что товарищ Няголов работает, но если спешно... Оказалось, что не кто иной, как сам товарищ Трифонов, приглашает товарища Няголова к себе по очень важному делу.
Пока Нягол одевался, прикидывая, с чего бы вдруг такое пожарное внимание, Элица предложила гостье чай или кофе, та вежливо отказалась, зато разговорилась охотно. По ее словам, насчет товарища Няголова звонили из центра, и товарищ Трифонов был весьма изумлен, что товарищ Няголов здесь, ну что ж, творцы — люди особенные, в самом положительном смысле, конечно.
— Вы ведь ему дочкой приходитесь? — Она еще раз
оглядела Элицу.— Большое сходство.
Когда это она успела сходство открыть, разозлилась Элица, но ответила учтиво:
— Я племянница.
— Ах, так... Помогаете ему творить, вероятно?
— Вот именно, обеды ему варю,— отомстила Элица.
— Вы слишком скромничаете... Но зачем же так, вы же можете питаться у нас, я проинформирую товарища Трифонова.
— Я думаю, дядя не согласится.
— Почему? — искренне изумилась женщина.
— Он обожает домашнюю кухню.
— Такой гурман?
— Заклятый.
— Все писатели гурманы, я это заметила. Ну что ж, естественно.
— Интересное наблюдение.
— Правда? — надувалась дама.— Писатели познают жизнь, а для этого нужно здоровье. Я прочла все книги товарища Няголова,— не без гордости объявила она.
— Этого советую ему не говорить,— продолжала забавляться Элица.
— Почему? — еще более изумилась гостья.
— Начнет допрашивать, что вы поняли, а что нет. Он страшно любит допросы.
— Я готова! — Дама выпятила бюст.— Я всех его героев помню. А вы?
— Я его не читаю,— хладнокровно солгала Элица.— У нас эстетические расхождения.
— И он терпит?
— А что ему остается — я очень вкусно готовлю.
Элица изучала ее бюст.
— Странно,— понизила голос гостья.— Ваш дядя
большой писатель, вся страна читает его...
Вошел Нягол в спортивном летнем пиджаке и пестрой рубашке.
— Я готов,— густо зазвучал его бас, словно в комнату залетел огромный жук.
Элица проводила их до машины.
Переваливший за пятьдесят, высокий, с сединой возле ушей и в бывшем чубе, Трифонов встретил Нягола у дверей своего кабинета.
— Здравствуйте, здравствуйте! — он протянул для
приветствия обе руки одновременно, сердечно и вместе
с тем внушительно, по-хозяйски.— Мы, кажется, с вами
виделись на торжествах?
Нягол знал его — местный деятель, без ложного самомнения. В обстановке кабинета заметна была тяга к чистоте и порядку, об этом же заботился он и в своем округе.
Они опустились в кожаные кресла, Нягол притянул к себе огромную пепельницу с изображением исторических баталий, Трифонов, который прикуривал, поднес ему блестящую пачку импортных сигарет. Нягол похвалил вид хозяина, небось охотник? Да, охотник и немного садовник, любит природу, избегает мяса, а в последнее время и хлеба — появился жирок на талии, а это для здоровья нехорошо, и женам не нравится... собственным, разумеется.
— А вы тут что, на многоженство перешли? — подкольнул его Нягол.
Трифонов рассмеялся громко, человек он, видимо, был не скрытный, ответил, что с точки зрения заседаний и собраний — да. На нынешнем этапе приходится повышать роль женщины. Он явно старался держать полусерьезный, полушутливый тон с знаменитостью, каковой являлся его земляк.
Вошла пожилая женщина с пучком на голове и в белом ученическом воротничке, осведомилась с приветливой улыбкой, что принести: чай, кофе, соки?
— Может, по рюмке виски, товарищ Няголов, а? — предложил Трифонов в нарушение внутреннего устава.
Нягол ответил согласием.
— По рюмке виски, Стефанка, кофе и соки,— распорядился Трифонов, и женщина удалилась с тем же достоинством, с каким вступила.— Ну и с каких же пор вы у нас, надолго? А я, признаться, даже не знал...— Он глянул на свои электронные часы.
Нягол не стал говорить про смерть отца, чтобы не отвлекаться и не ставить хозяина в неловкое положение. К тому же это поглядывание на часы было не случайным.
— Надолго, лето тут хочу провести, а может, и всю осень, смотря по тому, как пойдет работа,— ответил он.
— Что-нибудь новенькое? — откликнулся Трифонов.— Почитаем, почитаем!
— Для чтения еще рановато, сперва написать надо.
— Э! — Хозяин расширил руки.— Вы у нас на мировом уровне! Мы гордимся...
— Не надо, Трифонов, а то я вознесусь,— прервал его Нягол.
— Ну тогда ни пуха ни пера, нам же остается только ждать,— моментально перестроился хозяин.
Ждите, если вам больше делать нечего, с досадой подумал Нягол.
— Я так понял, что вы обосновались в отчем доме,— снова заговорил Трифонов,— для вдохновения недурно, но как с удобствами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Потому как по ухабам гоняете,— отозвался Иван.
— ...предприятие заменяет, не спрашивая с меня отчета: сломалось, сносилось — ладно.— Динё потянулся за брынзой, подцепил кусочек, но тут же его оставил и выпил так.— А вот кабы эта машина за мной числилась, только по-настоящему: вот тебе деньги на горючее, вот на масло — по нормам, столько-то километров — и деньги на текущий, столько-то — на основной ремонт, ты отвечаешь. Лишний раз ремонтируешься, плати из своего кармана. Хорошо за машиной смотришь, бери себе, что останется. Да ведь я же тогда бог, дядя! Отвечаю, плачу, но и зарабатываю. Какой же нормальный человек станет у самого себя красть?
— Ничего я не понял из твоей болтовни! — отрезал Иван.
— Батя, ты бы копался там в своем дереве!
— Наворошил Динё делов,— причитал Иван.— Вниз покатишься, дорожек мно-о-ого...
Нягол не обращал на него внимания. Давно уже не встречал он столь ясной и наглядной программы хозяйственного порядка, такой раскладки без школьных иллюзий и пагубного романтизма. Этот ушлый разбойник цены не знает тому, что говорит.
— Резонно ты все это изложил. Иван, это и к тебе относится! — Иван смешно вытянул шею.— А теперь ты мне вот что скажи: почему же нельзя устроить так, как ты говоришь?
Динё поглядел на него слегка изумленно и даже с долей легкого превосходства.
— Дядя, ты меня за дурака считаешь... Будто сам не знаешь, что болгарин завидует и брату и свату, а заодно и всем остальным. Кто это мне отдаст машину, чтобы я устраивал честные гонки с самим собой?
Надо сделать что-нибудь для мальчишки, подумал Нягол. В душе он еще не испорченный, и умишко острый как бритва.
— Честные гонки, говоришь?
Иван в это время соскользнул с локтя и стукнулся лбом о стол. Подняли его, Нягол записал имя следователя и проводил их до калитки, раздумывая над Динёвыми словами: «Ты, дядя, об меня не марайся, я так решил — сяду, отработаю срок, а там видно будет». Притворяется парень или нет?
Часам к десяти утра у дома остановилась черная «волга». Из нее вытянула ногу молодая, хорошо одетая женщина, спросила товарища Няголова. Элица, вышедшая ее встретить, пояснила, что товарищ Няголов работает, но если спешно... Оказалось, что не кто иной, как сам товарищ Трифонов, приглашает товарища Няголова к себе по очень важному делу.
Пока Нягол одевался, прикидывая, с чего бы вдруг такое пожарное внимание, Элица предложила гостье чай или кофе, та вежливо отказалась, зато разговорилась охотно. По ее словам, насчет товарища Няголова звонили из центра, и товарищ Трифонов был весьма изумлен, что товарищ Няголов здесь, ну что ж, творцы — люди особенные, в самом положительном смысле, конечно.
— Вы ведь ему дочкой приходитесь? — Она еще раз
оглядела Элицу.— Большое сходство.
Когда это она успела сходство открыть, разозлилась Элица, но ответила учтиво:
— Я племянница.
— Ах, так... Помогаете ему творить, вероятно?
— Вот именно, обеды ему варю,— отомстила Элица.
— Вы слишком скромничаете... Но зачем же так, вы же можете питаться у нас, я проинформирую товарища Трифонова.
— Я думаю, дядя не согласится.
— Почему? — искренне изумилась женщина.
— Он обожает домашнюю кухню.
— Такой гурман?
— Заклятый.
— Все писатели гурманы, я это заметила. Ну что ж, естественно.
— Интересное наблюдение.
— Правда? — надувалась дама.— Писатели познают жизнь, а для этого нужно здоровье. Я прочла все книги товарища Няголова,— не без гордости объявила она.
— Этого советую ему не говорить,— продолжала забавляться Элица.
— Почему? — еще более изумилась гостья.
— Начнет допрашивать, что вы поняли, а что нет. Он страшно любит допросы.
— Я готова! — Дама выпятила бюст.— Я всех его героев помню. А вы?
— Я его не читаю,— хладнокровно солгала Элица.— У нас эстетические расхождения.
— И он терпит?
— А что ему остается — я очень вкусно готовлю.
Элица изучала ее бюст.
— Странно,— понизила голос гостья.— Ваш дядя
большой писатель, вся страна читает его...
Вошел Нягол в спортивном летнем пиджаке и пестрой рубашке.
— Я готов,— густо зазвучал его бас, словно в комнату залетел огромный жук.
Элица проводила их до машины.
Переваливший за пятьдесят, высокий, с сединой возле ушей и в бывшем чубе, Трифонов встретил Нягола у дверей своего кабинета.
— Здравствуйте, здравствуйте! — он протянул для
приветствия обе руки одновременно, сердечно и вместе
с тем внушительно, по-хозяйски.— Мы, кажется, с вами
виделись на торжествах?
Нягол знал его — местный деятель, без ложного самомнения. В обстановке кабинета заметна была тяга к чистоте и порядку, об этом же заботился он и в своем округе.
Они опустились в кожаные кресла, Нягол притянул к себе огромную пепельницу с изображением исторических баталий, Трифонов, который прикуривал, поднес ему блестящую пачку импортных сигарет. Нягол похвалил вид хозяина, небось охотник? Да, охотник и немного садовник, любит природу, избегает мяса, а в последнее время и хлеба — появился жирок на талии, а это для здоровья нехорошо, и женам не нравится... собственным, разумеется.
— А вы тут что, на многоженство перешли? — подкольнул его Нягол.
Трифонов рассмеялся громко, человек он, видимо, был не скрытный, ответил, что с точки зрения заседаний и собраний — да. На нынешнем этапе приходится повышать роль женщины. Он явно старался держать полусерьезный, полушутливый тон с знаменитостью, каковой являлся его земляк.
Вошла пожилая женщина с пучком на голове и в белом ученическом воротничке, осведомилась с приветливой улыбкой, что принести: чай, кофе, соки?
— Может, по рюмке виски, товарищ Няголов, а? — предложил Трифонов в нарушение внутреннего устава.
Нягол ответил согласием.
— По рюмке виски, Стефанка, кофе и соки,— распорядился Трифонов, и женщина удалилась с тем же достоинством, с каким вступила.— Ну и с каких же пор вы у нас, надолго? А я, признаться, даже не знал...— Он глянул на свои электронные часы.
Нягол не стал говорить про смерть отца, чтобы не отвлекаться и не ставить хозяина в неловкое положение. К тому же это поглядывание на часы было не случайным.
— Надолго, лето тут хочу провести, а может, и всю осень, смотря по тому, как пойдет работа,— ответил он.
— Что-нибудь новенькое? — откликнулся Трифонов.— Почитаем, почитаем!
— Для чтения еще рановато, сперва написать надо.
— Э! — Хозяин расширил руки.— Вы у нас на мировом уровне! Мы гордимся...
— Не надо, Трифонов, а то я вознесусь,— прервал его Нягол.
— Ну тогда ни пуха ни пера, нам же остается только ждать,— моментально перестроился хозяин.
Ждите, если вам больше делать нечего, с досадой подумал Нягол.
— Я так понял, что вы обосновались в отчем доме,— снова заговорил Трифонов,— для вдохновения недурно, но как с удобствами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108