Лучше отдать один камушек и несколько дней качаться на волнах, чем потерять все и качаться на виселице…
Галерея то сужалась, то вновь становилась шире. Каменный свод, тяжело нависший над головой, то давил на темя, то внезапно поднимался. Казалось, катакомбам не будет конца и всю оставшуюся жизнь придется шагать по ним, навсегда потеряв надежду вновь оказаться на поверхности. Ход впереди раздвоился, Белометти уверенно показал на левый рукав:
— Нам туда!
— А тут метка. — Богумир поднял фонарь, и все увидели пятно копоти над правым туннелем.
— Я оставил, — неохотно признался венецианец. Ах, если бы этот кряжистый мужчина не держал его так цепко за рукав, он давно оставил бы их плутать здесь до скончания века, а сам вернулся и спокойно взял фирман. Но…
Ход вновь раздвоился, и в стене появились темные дыры. В одну из них Джакомо велел лезть, пояснив, что там выход на поверхность. Богумир отдал фонарь Жозефу и полез первым. Почти сразу послышался его голос:
— Сюда! Я вижу море!
— Святая мадонна! — Антонио перекрестился и нырнул в темноту, не дожидаясь остальных.
Вскоре беглецы раздвинули корни, свисавшие над выходом из катакомб, и выбрались на береговой откос, полого спускавшийся к воде. Внизу пенились волны, справа был пустынный берег, поросший густым кустарником, а далеко слева угадывалась изогнутая линия городской набережной. Прыгая на гребнях волн, по морю быстро скользила легкая лодка под косым парусом. Куприян сорвал с головы чалму и начал призывно размахивать ею. Лодка развернулась и направилась к ним.
— Кто это? — насторожился Тимофей.
— Свои, — радостно засмеялся Куприян. — Не подвели.
— Откуда они знали, что мы выйдем здесь? — не отставал Тимофей, держа наготове оружие.
— Ходили вдоль берега, — объяснил старый казак. — Я предупредил, что из дома нам, возможно, придется выбираться через подземелье.
Лодка ткнулась в прибрежную гальку, и Тимофей не поверил своим глазам: на ее носу стоял купец Спиридон.
— Живей, живей! — поторапливал он. — Все удачно?
— Да, — улыбнулся ему Головин. — Куда мы теперь?
— Домой! — Куприян от души хлопнул его по спине тяжелой ладонью.
— Пардон! Пусть меня съедят галерные крысы, но дом у всех в разных местах, — насупился Жозеф, галантно подсаживая девушек в лодку.
— Сейчас надо поскорее убраться отсюда, — резонно заметил Сарват, потирая вздувшуюся на лбу шишку — где-то в темноте галереи он неосторожно распрямился и боднул выступ низкого свода.
— Иди! — Куприян махнул рукой Белометти, понуро стоявшему поодаль.
— Синьоры, синьоры! — закричал да Камерино. — Вы же мне обещали!
— Ах да! — Жозеф бросил к его ногам две шпаги. — Это вас устроит?
— Вполне! — Антонио поднял их и твердым шагом направился к Джакомо. Подойдя, он протянул ему оба клинка. — Выбирайте, синьор иезуит. По-моему, здесь вполне подходящее место. Нам никто не помешает!
Помогая поднимать парус, Тимофей бросил взгляд на удаляющийся берег. Антонио и Джакомо скинули камзолы и остались в одних рубашках. Вот они смерили длину клинков и разошлись в разные стороны, но тут же резко повернулись и бросились навстречу друг другу…
* * *
Керболай медленно брел по выжженной солнцем пустыне, тяжело вытаскивая усталые ноги из рыхлого, сыпучего песка, покрывавшего все вокруг насколько хватало глаз. Лучи косматого солнца нестерпимо жалили голову и спину, выжимая из ослабевшего тела последние капли влаги. В ушах начали глухо рокотать барабаны, с каждым шагом их удары становились все чаще и чаще, больно отдаваясь в голове: он знал, это стучала его сгустившаяся кровь, предвещая скорую потерю сознания от жары, голода, жажды и усталости.
Он уже не помнил, когда отправился в путь и куда идет, не помнил, сколько дней он в этом палящем аду, не помнил, откуда вышел, и лишь как заклинание повторял свое имя, чтобы не забыть и его: Керболай, Керболай, Керболай…
Где-то очень далеко, за барханами, тонко шуршавшими струйками осыпающегося песка, остались селения лурдов — нищих и безответных людей, не раз взрывавшихся отчаянными восстаниями против шаха, который с невероятной жестокостью подавлял их, утопив в крови. Кровь? Да, это стучала в ушах его кровь, мешая слышать неумолчный и страшный шорох песчинок, похожий на шипение змеи, готовой ужалить тебя в самое сердце. Проклятая пустыня пела ему прощальную песню, терпеливо дожидаясь, пока обессиленный человек упадет и не сможет подняться. И тогда она укроет его саваном из мириадов песчинок, предварительно высушив на солнце до костяной твердости. Или обитатели пустыни, прячущиеся до наступления темноты в глубоких норах, выползут, чтобы справить жуткую тризну, по кусочкам растащив то, что еще недавно было живой плотью, а коварное солнце и суровый горячий ветер выбелят кости и только потом скроют их под толщей песков.
Его столько раз обманывали миражи, что он не поверил глазам, когда увидел нечто светлое и продолговатое на вершине бархана. Песчаная поземка, поднятая раскаленным ветром, лениво обтекала непонятный предмет, и Керболай, сам не зная почему, вдруг решил, что это сосуд из пустой тыквы, потерянный караванщиками. Может быть, в нем осталась хоть капля воды?
Однако пустыня зло посмеялась над ним: пока он взбирался на бархан, падая и вновь поднимаясь, струи песка скрыли вожделенный предмет, и сколько Керболай ни пытался найти его, разгребая потрескавшимися ладонями сухой песок, ничего не обнаружил. Он хотел рассмеяться, но рот не открывался. Тогда он посмотрел вперед и увидел, что за барханом простирается голая каменистая равнина и среди разноцветных камней тут и там раскидано множество тыкв.
Он поспешил к ним, не ощущая ни горячего ветра, секущего лицо песчинками, ни палящего зноя. Откуда только взялись силы? Керболай чуть не бегом припустился к камням и рухнул на колени перед первым сосудом. Протянул к нему дрожащие почерневшие руки.
— Намаз ягана чикмаз! Лицом к пустыне не молятся, — вдруг сказал кто-то по-турецки у него за спиной.
Но Керболай не удивился и не обратил внимания на эти слова. Какое ему дело до них, если сосуд, в котором еще могла остаться вода, — вот он, перед ним! Он жадно схватил его и с ужасом увидел, что это не тыква, а человеческий череп!
Поднявшись, Керболай зло пнул его ногой, и череп покатился, глухо стуча по камням и мелькая темными провалами глазниц. А вокруг лежало множество черепов, и совсем свежих, и уже готовых обратиться в прах при малейшем прикосновении.
— Педер-сухте! Сын сожженного отца! — обругал его по-персидски тот же голос. — Что ты делаешь?
Керболай обернулся и увидел иссохшего старца в белых широких одеждах. Его длинная седая борода спускалась почти до колен, узловатые пальцы крепко сжимали посох, черные глаза смотрели осуждающе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198
Галерея то сужалась, то вновь становилась шире. Каменный свод, тяжело нависший над головой, то давил на темя, то внезапно поднимался. Казалось, катакомбам не будет конца и всю оставшуюся жизнь придется шагать по ним, навсегда потеряв надежду вновь оказаться на поверхности. Ход впереди раздвоился, Белометти уверенно показал на левый рукав:
— Нам туда!
— А тут метка. — Богумир поднял фонарь, и все увидели пятно копоти над правым туннелем.
— Я оставил, — неохотно признался венецианец. Ах, если бы этот кряжистый мужчина не держал его так цепко за рукав, он давно оставил бы их плутать здесь до скончания века, а сам вернулся и спокойно взял фирман. Но…
Ход вновь раздвоился, и в стене появились темные дыры. В одну из них Джакомо велел лезть, пояснив, что там выход на поверхность. Богумир отдал фонарь Жозефу и полез первым. Почти сразу послышался его голос:
— Сюда! Я вижу море!
— Святая мадонна! — Антонио перекрестился и нырнул в темноту, не дожидаясь остальных.
Вскоре беглецы раздвинули корни, свисавшие над выходом из катакомб, и выбрались на береговой откос, полого спускавшийся к воде. Внизу пенились волны, справа был пустынный берег, поросший густым кустарником, а далеко слева угадывалась изогнутая линия городской набережной. Прыгая на гребнях волн, по морю быстро скользила легкая лодка под косым парусом. Куприян сорвал с головы чалму и начал призывно размахивать ею. Лодка развернулась и направилась к ним.
— Кто это? — насторожился Тимофей.
— Свои, — радостно засмеялся Куприян. — Не подвели.
— Откуда они знали, что мы выйдем здесь? — не отставал Тимофей, держа наготове оружие.
— Ходили вдоль берега, — объяснил старый казак. — Я предупредил, что из дома нам, возможно, придется выбираться через подземелье.
Лодка ткнулась в прибрежную гальку, и Тимофей не поверил своим глазам: на ее носу стоял купец Спиридон.
— Живей, живей! — поторапливал он. — Все удачно?
— Да, — улыбнулся ему Головин. — Куда мы теперь?
— Домой! — Куприян от души хлопнул его по спине тяжелой ладонью.
— Пардон! Пусть меня съедят галерные крысы, но дом у всех в разных местах, — насупился Жозеф, галантно подсаживая девушек в лодку.
— Сейчас надо поскорее убраться отсюда, — резонно заметил Сарват, потирая вздувшуюся на лбу шишку — где-то в темноте галереи он неосторожно распрямился и боднул выступ низкого свода.
— Иди! — Куприян махнул рукой Белометти, понуро стоявшему поодаль.
— Синьоры, синьоры! — закричал да Камерино. — Вы же мне обещали!
— Ах да! — Жозеф бросил к его ногам две шпаги. — Это вас устроит?
— Вполне! — Антонио поднял их и твердым шагом направился к Джакомо. Подойдя, он протянул ему оба клинка. — Выбирайте, синьор иезуит. По-моему, здесь вполне подходящее место. Нам никто не помешает!
Помогая поднимать парус, Тимофей бросил взгляд на удаляющийся берег. Антонио и Джакомо скинули камзолы и остались в одних рубашках. Вот они смерили длину клинков и разошлись в разные стороны, но тут же резко повернулись и бросились навстречу друг другу…
* * *
Керболай медленно брел по выжженной солнцем пустыне, тяжело вытаскивая усталые ноги из рыхлого, сыпучего песка, покрывавшего все вокруг насколько хватало глаз. Лучи косматого солнца нестерпимо жалили голову и спину, выжимая из ослабевшего тела последние капли влаги. В ушах начали глухо рокотать барабаны, с каждым шагом их удары становились все чаще и чаще, больно отдаваясь в голове: он знал, это стучала его сгустившаяся кровь, предвещая скорую потерю сознания от жары, голода, жажды и усталости.
Он уже не помнил, когда отправился в путь и куда идет, не помнил, сколько дней он в этом палящем аду, не помнил, откуда вышел, и лишь как заклинание повторял свое имя, чтобы не забыть и его: Керболай, Керболай, Керболай…
Где-то очень далеко, за барханами, тонко шуршавшими струйками осыпающегося песка, остались селения лурдов — нищих и безответных людей, не раз взрывавшихся отчаянными восстаниями против шаха, который с невероятной жестокостью подавлял их, утопив в крови. Кровь? Да, это стучала в ушах его кровь, мешая слышать неумолчный и страшный шорох песчинок, похожий на шипение змеи, готовой ужалить тебя в самое сердце. Проклятая пустыня пела ему прощальную песню, терпеливо дожидаясь, пока обессиленный человек упадет и не сможет подняться. И тогда она укроет его саваном из мириадов песчинок, предварительно высушив на солнце до костяной твердости. Или обитатели пустыни, прячущиеся до наступления темноты в глубоких норах, выползут, чтобы справить жуткую тризну, по кусочкам растащив то, что еще недавно было живой плотью, а коварное солнце и суровый горячий ветер выбелят кости и только потом скроют их под толщей песков.
Его столько раз обманывали миражи, что он не поверил глазам, когда увидел нечто светлое и продолговатое на вершине бархана. Песчаная поземка, поднятая раскаленным ветром, лениво обтекала непонятный предмет, и Керболай, сам не зная почему, вдруг решил, что это сосуд из пустой тыквы, потерянный караванщиками. Может быть, в нем осталась хоть капля воды?
Однако пустыня зло посмеялась над ним: пока он взбирался на бархан, падая и вновь поднимаясь, струи песка скрыли вожделенный предмет, и сколько Керболай ни пытался найти его, разгребая потрескавшимися ладонями сухой песок, ничего не обнаружил. Он хотел рассмеяться, но рот не открывался. Тогда он посмотрел вперед и увидел, что за барханом простирается голая каменистая равнина и среди разноцветных камней тут и там раскидано множество тыкв.
Он поспешил к ним, не ощущая ни горячего ветра, секущего лицо песчинками, ни палящего зноя. Откуда только взялись силы? Керболай чуть не бегом припустился к камням и рухнул на колени перед первым сосудом. Протянул к нему дрожащие почерневшие руки.
— Намаз ягана чикмаз! Лицом к пустыне не молятся, — вдруг сказал кто-то по-турецки у него за спиной.
Но Керболай не удивился и не обратил внимания на эти слова. Какое ему дело до них, если сосуд, в котором еще могла остаться вода, — вот он, перед ним! Он жадно схватил его и с ужасом увидел, что это не тыква, а человеческий череп!
Поднявшись, Керболай зло пнул его ногой, и череп покатился, глухо стуча по камням и мелькая темными провалами глазниц. А вокруг лежало множество черепов, и совсем свежих, и уже готовых обратиться в прах при малейшем прикосновении.
— Педер-сухте! Сын сожженного отца! — обругал его по-персидски тот же голос. — Что ты делаешь?
Керболай обернулся и увидел иссохшего старца в белых широких одеждах. Его длинная седая борода спускалась почти до колен, узловатые пальцы крепко сжимали посох, черные глаза смотрели осуждающе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198