Серб насыпал несколько крупинок из пороховницы на камень и чиркнул кресалом по кремню. Порох вспыхнул с шипящим хлопком. Прекрасно! Прикрыв оставшиеся вещи промасленной кожей, беглец захлопнул сундук и завалил его землей, а сверху накидал щебень. Тайник должен сохраниться в неприкосновенности. Мало ли когда и кому вновь понадобится прийти к заветному месту.
Переодевшись, он вооружился и снова вернулся в лес. Устроив засаду за кучей валежника, подстрелил зайца, подхватил добычу и поспешил убраться подальше, пока никому не пришло в голову выяснить, кто стрелял в лесу. Ободрав тушку, он развел в овражке небольшой костер и, едва дождавшись, пока мясо подрумянилось на углях, жадно впился в него зубами, отрывая большие куски. Ничего, что без соли и хлеба: он был так голоден, что мог проглотить ящерицу или сороку вместе с перьями. Вскоре от зайчишки осталась только кучка обглоданных добела косточек…
* * *
Наиль не обманул. Он пришел на поляну, когда на лес уже начали опускаться сумерки. Держа в руках узелок, старик несколько раз прошелся, всматриваясь в кусты, потом сел у шалаша. Ивко наблюдал за ним, взобравшись на дерево. Похоже, татарин пришел один. Но зря рисковать не хотелось, и серб сидел на ветке до тех пор, пока Наиль не собрался уходить. Спрыгнув на землю, Ивко внезапно появился перед ним, и старик испуганно отшатнулся:
— Кто это?
— Пошли! — Беглец увлек татарина в заросли.
— Я тебя сначала не узнал. — Немного успокоившись, Наиль осторожно коснулся кончиками пальцев рукояти пистолета, торчавшего за поясом Ивко. — Ты разбойник?
— Нет, — засмеялся серб.
— А кто? — простодушно удивился старик. — Ты не татарин и не урус. Может, ты беглый раб? Не бойся, я не выдам.
— Нет. — Ивко сел на ствол упавшего дерева и усадил рядом Наиля. — Моя родина очень далеко, за морями.
Старик помолчал, размышляя над услышанным, потом робко спросил:
— А за что тебя посадили в тюрьму?
— У тебя есть соседи? — усмехнулся серб.
— А как же? — удивился Наиль. — Али-башмачник и садовник Гафа. Но я им не говорил, что пойду сюда.
— Я верю, верю, — успокоил его Ивко. — Ты враждуешь с соседями?
— Зачем? — Старик пожал плечами. — Что нам делить? У каждого своя лачуга и кусок земли. Мы живем дружно.
— Вот и я хочу, чтобы все жили дружно, — развязывая его узелок, объяснил серб. — У каждого свой дом и своя земля. Никому не нравится, когда приходят незваные гости с огнем и мечом, а хан Гирей постоянно нападает на соседей.
В узелке оказалось несколько ячменных лепешек, кусок овечьего сыра и четыре крупных яблока. Изголодавшийся беглец с удовольствием принялся за хлеб и сыр.
— Понимаю, — задумчиво протянул Наиль. — Гирей хочет, чтобы его красное знамя с вышитыми на нем золотыми нитками яблоком и изречениями из Корана, реяло над множеством побежденных стран. Мой несчастный сын уже заплатил за это своей головой.
— Он погиб? — перестал жевать серб. — Хан как-нибудь отблагодарил тебя за то, что ты отдал ему сына?
— Хан? — горько усмехнулся старик. — Да, он меня отблагодарил. Моя жена умерла от горя, а мубаширы насчитали мне огромную недоимку в уплате податей. А чем платить, если у меня на руках остались невестка и маленькая внучка? Тогда сеймены забрали мою красавицу невестку и продали в гарем какого-то богатого турка. Не знаю, что будет с крошкой Юлдуз, когда Аллах призовет меня к себе… Такова ханская благодарность.
Он замолчал и уставился невидящим взглядом на торчавший из земли пень, сплошь усеянный маленькими желтыми ядовитыми грибами. Солнце уже село, и темнота сгущалась с каждой минутой, словно наползая на опушку из чащи леса.
Серб положил руку на высохшее плечо старика:
— Вот за то, что я не хотел, чтобы гибли татары и урусы, греки и болгары, Азис-мурза посадил меня в застенок
— Бедному и простому человеку везде плохо, — нарочито закашлялся Наиль и украдкой вытер выступившие на глазах слезы.
Ивко понял: старый татарин стесняется своей слабости, и отвернулся, щадя его самолюбие. Разломив яблоко, он сунул половинку в руку старика. Тот взял, но не стал есть. Все так же глядя на пень, он глухо продолжил:
— Нет денег — ничего нет. Вся власть в руках хана, нурадин и калга его родня, мурзы кормятся войной и смотрят в рот Гирею, муллы изолгались, толкуя Коран в угоду богатым… А зачем мне война с урусами, если она отняла у меня все: любимую жену, единственного сына, дорогую невестку? Что получил я взамен? Рабов, сундуки с золотом, табуны коней? Или, может быть, прекрасный дом, сад, отары овец? Нет, я нищий и даже более несчастен, чем раньше.
— Поэтому ты помог мне?
— Враг хана — мой друг, — зло засмеялся старик — Да ты кушай, кушай. Ночью в лесу холодно, надо быть сытым, чтобы не мерзнуть.
— Стражники тебе поверили? — спросил серб и бережно завернул в платок остатки еды.
Наиль молча расстегнул халат, задрал рубаху и повернулся к нему спиной: даже в сумерках были заметны темные полосы на смуглой дряблой коже — следы ударов плетью.
— Очень злились, что не смогли тебя поймать, — сказал татарин, приводя одежду в порядок. — Будь осторожен, они до сих пор рыскают!
— Ты можешь купить мне коня?
— Коня? — озадаченно переспросил Наиль. — Извини, но у меня нет таких денег. Даже старая кобыла, которая нас везла, и та не моя.
Серб достал кошелек и высыпая на ладонь горсть монет. Слегка подбросил их, зазвенев серебром.
— Деньги есть.
— А как я объясню, откуда у меня вдруг появились деньги на коня? Сказать Азис-мурзе, что я нашел клад? — Старик сдвинул шапку на лоб и поскреб ногтями в затылке. — Тогда меня будут пороть за то, что я не отдал найденное в ханскую казну. Ты ускачешь, а меня спросят, куда подевался купленный мною конь. Если я попаду в руки палачей, что будет с моей внучкой, крошкой Юлдуз?
— Ты думал о ней, когда я прыгнул в твою повозку?
— Некогда было, — отмахнулся татарин. — А теперь мне страшно. Лучше уходи куда-нибудь подальше, где тебя никто не знает.
— Далеко ли уйдешь без коня? — вздохнул серб. — Ведь ты не сможешь долго носить мне лепешки, тебя выследят. И тогда придет конец нам обоим. Конечно, ты и так очень помог мне и в полном праве сказать: все, хватит, теперь у каждого своя дорога. Но мне кажется, ты так не поступишь.
— Не знаю, — буркнул Наиль. Подняв прутик, он поворошил им в траве, словно отыскивая что-то.
В лесу стало совсем темно, и собеседники почти не различали лиц друг друга. Серб терпеливо ждал, что решит старик: от этого зависело очень многое. Одно, когда ты можешь рассчитывать хоть на какую-то помощь. И совсем другое, если полагаешься только на себя.
Не стоит обижаться, услышав твердое «нет». Татарин и так много раз рисковал головой, и нельзя понуждать или уговаривать, чтобы он подставил голову снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198
Переодевшись, он вооружился и снова вернулся в лес. Устроив засаду за кучей валежника, подстрелил зайца, подхватил добычу и поспешил убраться подальше, пока никому не пришло в голову выяснить, кто стрелял в лесу. Ободрав тушку, он развел в овражке небольшой костер и, едва дождавшись, пока мясо подрумянилось на углях, жадно впился в него зубами, отрывая большие куски. Ничего, что без соли и хлеба: он был так голоден, что мог проглотить ящерицу или сороку вместе с перьями. Вскоре от зайчишки осталась только кучка обглоданных добела косточек…
* * *
Наиль не обманул. Он пришел на поляну, когда на лес уже начали опускаться сумерки. Держа в руках узелок, старик несколько раз прошелся, всматриваясь в кусты, потом сел у шалаша. Ивко наблюдал за ним, взобравшись на дерево. Похоже, татарин пришел один. Но зря рисковать не хотелось, и серб сидел на ветке до тех пор, пока Наиль не собрался уходить. Спрыгнув на землю, Ивко внезапно появился перед ним, и старик испуганно отшатнулся:
— Кто это?
— Пошли! — Беглец увлек татарина в заросли.
— Я тебя сначала не узнал. — Немного успокоившись, Наиль осторожно коснулся кончиками пальцев рукояти пистолета, торчавшего за поясом Ивко. — Ты разбойник?
— Нет, — засмеялся серб.
— А кто? — простодушно удивился старик. — Ты не татарин и не урус. Может, ты беглый раб? Не бойся, я не выдам.
— Нет. — Ивко сел на ствол упавшего дерева и усадил рядом Наиля. — Моя родина очень далеко, за морями.
Старик помолчал, размышляя над услышанным, потом робко спросил:
— А за что тебя посадили в тюрьму?
— У тебя есть соседи? — усмехнулся серб.
— А как же? — удивился Наиль. — Али-башмачник и садовник Гафа. Но я им не говорил, что пойду сюда.
— Я верю, верю, — успокоил его Ивко. — Ты враждуешь с соседями?
— Зачем? — Старик пожал плечами. — Что нам делить? У каждого своя лачуга и кусок земли. Мы живем дружно.
— Вот и я хочу, чтобы все жили дружно, — развязывая его узелок, объяснил серб. — У каждого свой дом и своя земля. Никому не нравится, когда приходят незваные гости с огнем и мечом, а хан Гирей постоянно нападает на соседей.
В узелке оказалось несколько ячменных лепешек, кусок овечьего сыра и четыре крупных яблока. Изголодавшийся беглец с удовольствием принялся за хлеб и сыр.
— Понимаю, — задумчиво протянул Наиль. — Гирей хочет, чтобы его красное знамя с вышитыми на нем золотыми нитками яблоком и изречениями из Корана, реяло над множеством побежденных стран. Мой несчастный сын уже заплатил за это своей головой.
— Он погиб? — перестал жевать серб. — Хан как-нибудь отблагодарил тебя за то, что ты отдал ему сына?
— Хан? — горько усмехнулся старик. — Да, он меня отблагодарил. Моя жена умерла от горя, а мубаширы насчитали мне огромную недоимку в уплате податей. А чем платить, если у меня на руках остались невестка и маленькая внучка? Тогда сеймены забрали мою красавицу невестку и продали в гарем какого-то богатого турка. Не знаю, что будет с крошкой Юлдуз, когда Аллах призовет меня к себе… Такова ханская благодарность.
Он замолчал и уставился невидящим взглядом на торчавший из земли пень, сплошь усеянный маленькими желтыми ядовитыми грибами. Солнце уже село, и темнота сгущалась с каждой минутой, словно наползая на опушку из чащи леса.
Серб положил руку на высохшее плечо старика:
— Вот за то, что я не хотел, чтобы гибли татары и урусы, греки и болгары, Азис-мурза посадил меня в застенок
— Бедному и простому человеку везде плохо, — нарочито закашлялся Наиль и украдкой вытер выступившие на глазах слезы.
Ивко понял: старый татарин стесняется своей слабости, и отвернулся, щадя его самолюбие. Разломив яблоко, он сунул половинку в руку старика. Тот взял, но не стал есть. Все так же глядя на пень, он глухо продолжил:
— Нет денег — ничего нет. Вся власть в руках хана, нурадин и калга его родня, мурзы кормятся войной и смотрят в рот Гирею, муллы изолгались, толкуя Коран в угоду богатым… А зачем мне война с урусами, если она отняла у меня все: любимую жену, единственного сына, дорогую невестку? Что получил я взамен? Рабов, сундуки с золотом, табуны коней? Или, может быть, прекрасный дом, сад, отары овец? Нет, я нищий и даже более несчастен, чем раньше.
— Поэтому ты помог мне?
— Враг хана — мой друг, — зло засмеялся старик — Да ты кушай, кушай. Ночью в лесу холодно, надо быть сытым, чтобы не мерзнуть.
— Стражники тебе поверили? — спросил серб и бережно завернул в платок остатки еды.
Наиль молча расстегнул халат, задрал рубаху и повернулся к нему спиной: даже в сумерках были заметны темные полосы на смуглой дряблой коже — следы ударов плетью.
— Очень злились, что не смогли тебя поймать, — сказал татарин, приводя одежду в порядок. — Будь осторожен, они до сих пор рыскают!
— Ты можешь купить мне коня?
— Коня? — озадаченно переспросил Наиль. — Извини, но у меня нет таких денег. Даже старая кобыла, которая нас везла, и та не моя.
Серб достал кошелек и высыпая на ладонь горсть монет. Слегка подбросил их, зазвенев серебром.
— Деньги есть.
— А как я объясню, откуда у меня вдруг появились деньги на коня? Сказать Азис-мурзе, что я нашел клад? — Старик сдвинул шапку на лоб и поскреб ногтями в затылке. — Тогда меня будут пороть за то, что я не отдал найденное в ханскую казну. Ты ускачешь, а меня спросят, куда подевался купленный мною конь. Если я попаду в руки палачей, что будет с моей внучкой, крошкой Юлдуз?
— Ты думал о ней, когда я прыгнул в твою повозку?
— Некогда было, — отмахнулся татарин. — А теперь мне страшно. Лучше уходи куда-нибудь подальше, где тебя никто не знает.
— Далеко ли уйдешь без коня? — вздохнул серб. — Ведь ты не сможешь долго носить мне лепешки, тебя выследят. И тогда придет конец нам обоим. Конечно, ты и так очень помог мне и в полном праве сказать: все, хватит, теперь у каждого своя дорога. Но мне кажется, ты так не поступишь.
— Не знаю, — буркнул Наиль. Подняв прутик, он поворошил им в траве, словно отыскивая что-то.
В лесу стало совсем темно, и собеседники почти не различали лиц друг друга. Серб терпеливо ждал, что решит старик: от этого зависело очень многое. Одно, когда ты можешь рассчитывать хоть на какую-то помощь. И совсем другое, если полагаешься только на себя.
Не стоит обижаться, услышав твердое «нет». Татарин и так много раз рисковал головой, и нельзя понуждать или уговаривать, чтобы он подставил голову снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198