ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И почему нет сил пошевелиться, что с ним, отчего не удается встать?
Он вновь осторожно приоткрыл глаза, моргнул, и неясные пятна понемногу начали приобретать очертания стоявших вокруг татар. Руки ощутили узлы стягивающей их веревки, а колеблющийся в голове туман стал рассеиваться, нехотя возвращая память.
— Принести еще? — спросил низкорослый ордынец с кожаным ведром в руках. — Море большое, не жалко — Он хрипло рассмеялся, показав острые белые зубы, и выплеснул остатки воды на грудь Тимофея.
— Не надо, — остановил его богато одетый молодой татарин с длинными черными усами на бледном красивом лице. — Он очнулся. Огня!
Головин уперся связанными ногами в землю и попробовал приподняться. Тут же чьи-то руки подхватили его за плечи и помогли сесть, привалив спиной к большому камню. Тихо потрескивали зажженные по приказу черноусого факелы, далеко внизу, под обрывом, шумело невидимое в ночной темноте море, неустанно вылизывая берег соленым языком волн.
Тупо болела голова. Впивались в тело узлы веревок, противно ныло правое плечо, как будто в нем завелся червяк и прогрызал ходы в живой плоти, стремясь добраться до костей. Но Тимофей уже вспомнил все, что с ним случилось, и ужаснулся тому, что ждет впереди; лучше было бы сразу проглотить знак тайного братства, а потом перерезать себе горло саблей, чем попасть в плен.
Но пока он жив, может, еще не все потеряно? Или он напрасно тешит себя надеждами, и его начнут пытать прямо здесь, на берегу? Если ордынцы уже знают, что мурза похищен, то им интересно знать, куда его увезли, зачем украли, и кто украл. Наверняка, чтобы размотать клубок до конца, они захотят услышать имена тех, кто помог подготовить похищение. Ну нет, от него ничего не смогут добиться — когда умрет последняя надежда, умрет и Тимофей, унося тайну с собой. Есть множество способов оставить в руках врага только бездыханное тело, даже когда у тебя связаны руки и ноги. Разве смогут ему помешать откусить собственный язык и захлебнуться кровью? Или разбить голову о камни? Господь простит ему этот грех.
Подошел плотный широколицый татарин с факелом. Осветил им пленника и прищелкнул языком:
— Ранен в голову.
— Ничего, — усмехнулся черноусый. — Если сумел сам перевязать себя, рана не смертельна. Кто ты?
Он слегка ткнул казака носком мягкого сапога и склонил голову набок, ожидая ответа. Головин молчал.
— Не понимает, — сделал вывод широколицый. И заорал прямо в лицо пленнику: — Ты знаешь татарский? Отвечай, собака!
— Отойди, Ахмет, — приказал черноусый. — Криком тут ничего не добьешься. И даже плеть не поможет.
— Тогда помогут огонь и железо!
Ахмет быстро поднес факел к лицу Тимофея, но черноусый неожиданно и с такой силой оттолкнул его, что чуть не сбил с ног.
— Отойди! Он нужен мне зрячим! Или ты хочешь убить его, чтобы он ничего не успел сказать?
Побледневший Ахмет испуганно сжался и отступил в темноту, бормоча извинения за то, что вызвал гнев мурзы излишней старательностью.
— Я поторопился, высокородный, — заискивающе улыбаясь, кланялся он.
— Лучше бы ты торопился вчера вечером, — зло процедил черноусый и обернулся к пленнику: — Меня зовут Азис-мурза. Наверняка ты слышал мое имя.
Да, Головин слышал это имя от Паршина, предупреждавшего о хитрости начальника ханской стражи, и от Спиридона, давшего мурзе нелестную характеристику жестокого и коварного человека. Вот, значит, в чьи руки угораздила его попасть. Оказывается, Азис молод, а Тимофею он представлялся сморщенным, желчным седым стариком, но не полным сил красивым мужчиной с длинными черными усами и тщательно подбритой бородой.
Начальник ханской стражи собирался в погоню явно не впопыхах, на нем тонкая кольчуга и легкий шлем. На кольчугу наброшен дорогой халат, перетянутый в талии пестрой шалью. На боку кривая сабля в ножнах из красного сафьяна. Глаза у мурзы умные, внимательные, смотрят цепко, но холодно. Такого не задурить пустыми речами. Лучше молчать.
— Я уважаю храбрость, — продолжал Азис: — Ты отважный воин, но еще никто не сумел обмануть судьбу. Что предначертано, то и сбудется. Сегодня ты проиграл и скоро предстанешь перед своим Богом, чтобы держать ответ за все, что сделал на земле. Пока в твоей воле выбрать долгий или короткий путь на небеса. Потом это буду решать только я.
Головин молчал, глядя в темное небо. И почему отец Зосима не колдун? Научил бы его оборачиваться птицей или зверем. Шепнуть бы теперь заветные слова, стряхнуть путы и улететь чайкой вослед стругу, свободно паря над волнами. Да только, пожалуй, скоро одна душа свободно полетит куда захочет, а тело навсегда останется здесь.
Не дождавшись ответа, Азис присел на корточки рядом с пленником и зашептал ему почти в самое ухо:
— Ты же прекрасно понимаешь, что я говорю. Это видно по твоим глазам: не зря ты нарядился татарином. Что толку в чужой одежде, если не знаешь язык? Никто не услышит наш разговор. Если ты связан клятвой молчания, можешь только кивать в ответ на мои вопросы, и на твоей душе не будет греха клятвопреступления. Потом наступит легкая смерть. Тебя послал сюда Паршин? Ты приплыл из Азова?
Пораженный Тимофей внутренне вздрогнул: слова мурзы обожгли хуже каленого железа. Откуда татарин так много знает? Неужели их предали, и поэтому настигла погоня? Но кто предатель, и под какой личиной он скрываются? Вдруг он плывет сейчас на струге или сидит за одним столом с Федором Паршиным, который, не зная, с кем имеет дело, доверит ему свои мысли? Или их предал серб? А того хуже, если изменник плывет в Царьград!
Господи, дай силы! Как горько будет уйти из жизни, не передав своим того, что узнал!
— Молчишь. — Азис разочарованно вздохнул, поднялся и хлопнул в ладоши. — Ахмет! Пусть калят железо!
Кривоногий Ахмет словно с нетерпением ждал этого приказа. Немедленно выложили из камней грубое подобие походного очага и притащили несколько охапок хвороста. Развели огонь.
— Мы вобьем в землю колья и растянем его, как шкуру, — подойдя к мурзе, деловито сообщил сотник.
Азис равнодушно кивнул и опустился на седло, поданное услужливым стражником. Не обращая больше внимания на пленника, мурза смотрел, как пляшут языки пламени, в которое сунули наконечник копья убитого в схватке с казаками татарина.
Расчистив небольшой участок земли от камней, стражники вбили в него четыре колышка и подтащили к ним связанного Тимофея. Уложили его лицом вверх, накинули на ноги веревочные петли, разрезали путы и одновременно натянули веревки. С треском лопнули шаровары, и Головин едва сдержал стон от боли, пронизавшей его бедра.
— Снимите сапоги, — суетился вокруг Ахмет. — Не догадались сами, ослы!
Сдвинув веревочные петли выше, с Тимофея стянули сапоги и закрепили петли на щиколотках босых ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198