ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— А-а, — облегченно вздохнул казак — Нок бурда апын! Нет тут твоей матери. Туда, туда беги! — Он махнут рукой в темноту.
Мальчишка расширившимися глазами поглядел на порубанных турок и, выставив, как слепой, перед собой руки, шагнул к Мокрому
— Я верил, ждал, Бога молил! Не оставляй меня! — крикнул он, упав на колени.
— Святые угодники! — пробормотал ошарашенный Савелий — Никак русский?
— Русский, русский, — заплакал мальчик — Не оставляй!
— Ну-ну, — Мокрый неумело погладил его по голове, — не бойся! Звать как? Имя свое помнишь ли?
— Тимоша, — хлюпнул носом малец.
— Давай, Тимоха, ноги в руки брать — Савелий кинул саблю в ножны — Басурманы вот-вот подмогу приведут. Кончай реветь, бежим к морю.
— Не могу, — мальчик сел на землю.
В темноте что-то тонко звякнуло. Казак опустил глаза и вздрогнул — от ноги мальца тянулась цепочка, убегая за порог дома. У щиколотки тонкую ногу до кровавой язвы растер браслет кандалов.
— Матерь Божья! Что с дитями нашими делают! — И Мокрый сплеча рубанул по цепочке саблей. Но сталь со звоном отскочила от кованых звеньев.
— Там, в доме, надо, — сморщился от боли Тимоша.
Подхватив саблю убитого турка, Савелий кинулся в дом. Разбрасывая ногами валявшиеся на земляном полу вещи, отыскал столб и начал с остервенением рубить его. Наконец, вбитая в толстое бревно, кованая скоба поддалась и выскочила. С улицы, сквозь треск пожаров и шум пальбы, донеслось несколько пушечных выстрелов. Раздались крики турок:
— Алла! Алла!
— Скорее, — сунув цепь в руки мальчика, поторопил Мокрый. — Держи, чтобы по ногам не била. Айда за мной!
— Погоди, — попросил Тимошка.
— Чего ещё? — недовольно обернулся казак, с тревогой прислушиваясь к звукам боя. — Надо поторапливаться, не то могут и аркан на шею набросить.
— Помоги, — мальчик поднял большой узел.
В конце улицы грохнул выстрел, завизжали турки. Мелькнули огни факелов. Мокрый подхватил сильной рукой Тимошку, взвалил на плечо узел и со всех ног кинулся в спасительную темноту.
На следующий год, в мае, на праздник Фалалея-огуречника, когда мужики да бабы сажают рассаду в прогретую ласковым весенним солнцем землю, к монастырской обители у Муравского шляха прискакал небольшой конный отряд. Жилистый казак с золотой серьгой в правом ухе требовательно постучал в ворота:
— Эй, чернецы! Отворяй!
На стук открылось маленькое оконце, и глухой бас спросил:
— Кого Господь послал?
— К настоятелю отцу Зосиме от атамана Войска Донского. Отворяй!
— Скор больно, обождешь, — ворчливо ответил обладатель глухого баса. — Сейчас пошлю про вас сказать. Сам-то кто будешь?
— Савелий Мокрый с поручением от атамана, — гордо подбоченился казак.
— Жди. — Оконце захлопнулось.
Савелий махнул рукой, приказывая спешиться. Казаки слезли с седел, завели лошадей в тень монастырской стены, окруженной глубоким рвом: в тенечке не так доставало комарье.
Снова стукнула задвижка оконца, и внимательные глаза осмотрели приезжих. Вскоре тяжелые створки ворот со скрипом поползли в сторону, оставив узкий проход. Ведя коней в поводу, казаки по одному вошли в монастырь, и ворота за ними немедленно захлопнулись.
У крыльца церквушки их поджидал игумен, отец Зосима. Невысокий, худенький, в простой рясе и порыжелой скуфейке. Передав лошадей коноводу, казаки сняли шапки и поклонились: сначала церкви, потом настоятелю, поглядывая при этом на стоявших за его спиной дюжих монахов, больше похожих на разбойников, для потехи надевших рясы.
— По здорову ли дошли? Спокойно ли в поле, детушки? — Игумен благословил гостей.
— Слава Богу! — нестройным хором ответили казаки.
Савелий важно сообщил:
— Велено нам атаманом передать тебе, отче, грамотку. — Он подал игумену завернутый в чистую тряпицу небольшой свиток пергамента. — А еще привезли мы тебе отрока.
Казаки расступились и подтолкнули вперед парнишку — худенького, светловолосого, синеглазого. Зосима молча оглядел его и повернулся к Мокрому, ожидая дальнейших объяснений.
— Взят был в полон татарами и продан туркам, — сказал Савелий. — Выручил я его из неволи при набеге.
— Богоугодное дело, — перекрестился игумен.
— Несколько лет прожил малец у басурман, язык их и обычаи знает. Хотел я его заместо сына оставить, но велел атаман к тебе отвезти, чтобы опять сиротой не остался.
— Как звать тебя? — Зосима положил руку на голову мальчика.
— Тимоша… Тимофей Головин.
— Вот и славно, — ласково улыбнулся Зосима. — Казак?
Мальчик насупился и кивнул. Старец быстро ощупал шею, плечи и грудь Тимоши легкими, но точными движениями опытного лекаря, отыскивая скрытую болезнь или неправильность сложения. Убедившись, что все в порядке, он удовлетворенно улыбнулся и спросил:
— Скажи-ка, как вежливый турок приветствует другого?
— Аллаха эманет олсун! Да хранит вас Аллах! — на восточный манер поклонился мальчик.
— Аллах иншини рает гетерсин! Да поможет и тебе Аллах в деле твоем, — ответил игумен, спрятав в бороде довольную улыбку. — И по-татарски знаешь?
— Да, отче. Год прожил я у татар, пока не продали меня туркам.
— Не принимал ли ты веры басурманской? — продолжал допытываться Зосима.
— Нет, отче.
— Родители твои живы? — погладил мальчика по голове игумен.
— Отца татары срубали, а где мать — не знаю. Полонили нас вместе, а продали порознь.
— Спаси ее Господь, — перекрестился старец. — Русской грамоте обучен?
— Нет, отче.
— И то ладно, — вздохнул Зосима и обернулся к Савелию: — Оставлю отрока при монастыре. Так и передай атаману.
— Тогда прими и пожитки. — Мокрый взял у стоявшего рядом казака большой узел и развернул его.
Изумленному взору игумена предстал и турецкий шлем с тонкой золотой чеканкой, несколько толстых книг в кожаных переплетах, сабля в богато украшенных серебром бархатных ножнах. Зосима быстро нагнулся, взял одну из книг, раскрыл.
— Арабская. Откуда?
— Это добро взято самим мальцом при набеге. Он, по обычаю, его в общий кошт отдал, но круг приговорил добычу ему оставить, — объяснил Савелий.
— Похвальная добыча, — ласково поглаживая переплет книги, одобрил игумен. — Предстоит отроку, судя по добыче его, отменно владеть и саблей и словом. Быть тебе, Тимофей Головин, послушником в нашей обители. Отдохнете с дороги, казаки?
— Благодарим, отче. Но нам велено возвращаться, не мешкая.
Казаки поочередно обняли Тимошку и стали подходить под благословение игумена. Последним приблизился к нему Савелий. Наклонившись, чтобы поцеловать руку старца, он негромко сказал:
— Отче! Не вырастет ли малец книжником? Казак он отроду, степь его звать станет.
— Езжай с Богом! — тихо ответил Зосима. — Казак из него выйдет добрый.
Стоя рядом с игуменом, Тимоша полными слез глазами проводил выезжавших с монастырского двора казаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198