так и будут плыть и плыть чуть не до скончания века. От тына бухнул выстрел, и около головы Тархова звонко шлепнула по воде пуля, подняв маленький фонтанчик брызг. Но Павлин уже встал на ноги и, шумно отдуваясь, рванул к кустам, не забывая помогать Илье, — он был его самой дорогой добычей, и расставаться с ним стрелец не собирался.
В кустах Тархов оглянулся. Несколько холопов торопливо стягивали одежду, намереваясь вплавь переправиться через реку. Другие, во главе с мужиком в долгополом кафтане, бежали к лодке, третьи науськивали собак, понукая их кинуться за беглецами в воду.
— Живей, Илюха!
Не обращая внимания на попадавшиеся под ногами острые сучки и камни, не чувствуя, как колет босые ступни стерня, они рванули через поле к лесу. Злобный собачий лай за спиной подгонял, заставляя не останавливаться ни на секунду. Однако Илья быстро начал уставать, и стрельцу пришлось почти волоком тащить его за собой.
Наконец они очутились под пологом леса. Не слушая жалобных стонов попутчика, Тархов упрямо тянул его в самую чащу, каким-то безошибочным, почти звериным чутьем отыскивая единственно верную дорогу к спасению. Если не найти поблизости болотца, их загонят собаки, а следом прибегут и люди с оружием, чтобы довершить то, что не удалось в баньке.
— Не могу больше, — хрипел Илья, запаленно хватая воздух широко открытым ртом.
— Убьют! — жарко дышал ему в лицо Павлин и снова тащил через заросли папоротников — верных предвестников близкой сырости.
Вскоре под ногами зачавкало, однако собачий лай тоже неумолимо приближался, становился все громче и громче. А потом стали слышны возбужденные возгласы погони. Голые, распаренные бегом тела облепили злые оводы, но сгонять их не было ни сил, ни времени. Увидев темную, стоялую воду, подернутую ряской, и ярко-зеленую осоку, беглецы кинулись туда. И тут их догнала первая собака.
Остервенело скалясь, она бросилась на стрельца, но тот успел выхватить саблю и ткнул собаку в шею. Она только взвизгнула, упала на бок и забилась. Из раны широкой темной струей хлынула дымящаяся кровь. Беглецы вошли в теплую, отдававшую тухлятиной воду болотины и, осклизаясь на топком дне, медленно побрели среди высокой осоки от островка к островку. Будь Павлин один, преследователи давно бы отстали, потеряв его след в лесу, но с ним был Илья, уже едва державшийся на ногах.
На минуту Тархов остановился и прислушался. Кажется, он вовремя убил собаку: погоня завернула по краю болота, огибая его широкой дугой. Может, хотят оцепить все топкое место, чтобы не дать беглецам вырваться из западни? Велика ли болотина и нет ли в ней гиблой трясины? Не то, спасаясь от собак и людей, найдешь другую лютую смерть, и только леший станет хохотать над тобой, прыгая с кочки на кочку.
— Там. — Грязной, дрожавшей от усталости рукой Илья показал на полусгнивший ствол дерева, за которым желтел песок.
Скорее всего, это маленький сухой островок, а где-то рядом должен быть чистый ключ. Прозрачный родник часто дает жизнь и светлой речке, и болоту одновременно, а то и великие реки берут начало в болотистых местах.
— Пошли. — Павлин первым направился к островку. Все равно, другого ничего не оставалось: на себе попутчика по болотине не потащишь, а пересидеть где-то нужно. Авось здесь собаки их не учуют.
Кусочек суши оказался маленьким, со всех сторон закрытым камышом и осокой. Илья устало рухнул на песок, крестом раскинул тонкие, жилистые руки, покрытые порезами и коркой грязи. Даже не верилось, что недавно он лежал на банном полке. Павлин присел на корточки и начал наводить порядок в своем хозяйстве, выясняя, что удалось унести при поспешном бегстве. Главное, драгоценная сумка с посылкой Любомира при нем, а остальное — ерунда, как-нибудь перемелется.
Вот сабля, которой он убил собаку, вот рубаха, кафтан, порты, один сапог, а где другой? М-да, второй, видимо, или где-то в трясине, или на дне реки. Обидно!
Как оказалось, еще он потерял один из пистолетов, шапку, кушак и почти все вещички Ильи, кроме его штанов и загадочного креста.
— Дай сюда! — приподнялся попутчик, увидев, что Павлин разглядывает крест.
— Лежи, — усмехнулся стрелец. — Хватит, поносил. Чуть на тот свет из-за него не отправились.
— Да ты… Ты откуда знаешь? — Илья вскочил, сжал кулаки и подступил к Тархову. Тот лишь рассмеялся: тщедушный попутчик едва доставал ему головой до середины груди.
— Охолони малость. — Павлин слегка толкнул его кончиками пальцев, и Илья свалился, застонав от бессильной ярости. — Жить хочешь? Тогда не за крест, а за меня держись, понял? Выведу к добрым людям.
— Куда же мы, голые? — пробурчал Илья.
— А голый — что святой: беды не боится! На вот, портки твои, а рубаху мою наденешь. Ну а мне придется накинуть кафтан на голое тело и босиком. Ничего, отсидимся. Жаль, пожевать у нас нету.
— Отдай крест! Сам не знаешь, чего схватил.
— Знаю, — прищурился стрелец. — Твои дружки нас порешить хотели, а не вышло. Теперь пора к моим дружкам подаваться. Все, замри, слышь, опять собаки гавкают!
— Долго мы тут будем сидеть? — вздрагивая от холода, шепотом спросил Илья.
— Сколько надо, пока не уйдут…
Из болота они выбрались только на третий день, распухшие от укусов комаров, голодные, грязные, с лихорадочным блеском в глазах. Павлин еще держался, а Илья был совсем плох — его тряс озноб, а в животе урчало так, что слышно было чуть не за версту. Поддерживая ослабевшего попутчика, Тархов повел его в сторону Вязьмы…
Глава 14
Макар Яровитов вернулся в Москву накануне больших торжеств в доме Бухвостова. Уже все было продумано и оговорено, куплены подарки и сшиты наряды, приглашены гости, дворовая челядь сбивалась с ног, готовясь к широкому пиру: Никита Авдеевич выдавал племянницу Любашу замуж за молодого татарского мурзу Рифата, нареченного при крещении Петром.
От имени жениха дьяк подал великому государю челобитную. Царь, выказав свое благоволение предстоящему браку, пожаловал его будущего родственника деревенькой и повелел впредь именовать выходца из орды Петром, сыном Ильиным. Никита Авдеевич посетил на торжище лавку Аббаса ар-Равина, пошептался с ним о делах, а после перс преподнес ему подарки для жениха и невесты. Но главным было не это, хотя восточные ткани, златотканая парча и бархат тоже пришлись кстати. Купец передал дьяку тяжеленный кожаный кошель с золотом.
— Это прислал отец жениха, — шепнул он. — Выкуп за невесту. Его человек видел Рифата.
— Рябой Хасан? — усмехнулся в бороду Никита Авдеевич и прикинул вес золотишка: пожалуй, в кожаном мешочке найдется еще одна деревенька и богатый дом для молодых. Быстро, однако, успел связаться ордынский купец с Алтын-каргой, а от Макара по-прежнему ни слуху ни духу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198
В кустах Тархов оглянулся. Несколько холопов торопливо стягивали одежду, намереваясь вплавь переправиться через реку. Другие, во главе с мужиком в долгополом кафтане, бежали к лодке, третьи науськивали собак, понукая их кинуться за беглецами в воду.
— Живей, Илюха!
Не обращая внимания на попадавшиеся под ногами острые сучки и камни, не чувствуя, как колет босые ступни стерня, они рванули через поле к лесу. Злобный собачий лай за спиной подгонял, заставляя не останавливаться ни на секунду. Однако Илья быстро начал уставать, и стрельцу пришлось почти волоком тащить его за собой.
Наконец они очутились под пологом леса. Не слушая жалобных стонов попутчика, Тархов упрямо тянул его в самую чащу, каким-то безошибочным, почти звериным чутьем отыскивая единственно верную дорогу к спасению. Если не найти поблизости болотца, их загонят собаки, а следом прибегут и люди с оружием, чтобы довершить то, что не удалось в баньке.
— Не могу больше, — хрипел Илья, запаленно хватая воздух широко открытым ртом.
— Убьют! — жарко дышал ему в лицо Павлин и снова тащил через заросли папоротников — верных предвестников близкой сырости.
Вскоре под ногами зачавкало, однако собачий лай тоже неумолимо приближался, становился все громче и громче. А потом стали слышны возбужденные возгласы погони. Голые, распаренные бегом тела облепили злые оводы, но сгонять их не было ни сил, ни времени. Увидев темную, стоялую воду, подернутую ряской, и ярко-зеленую осоку, беглецы кинулись туда. И тут их догнала первая собака.
Остервенело скалясь, она бросилась на стрельца, но тот успел выхватить саблю и ткнул собаку в шею. Она только взвизгнула, упала на бок и забилась. Из раны широкой темной струей хлынула дымящаяся кровь. Беглецы вошли в теплую, отдававшую тухлятиной воду болотины и, осклизаясь на топком дне, медленно побрели среди высокой осоки от островка к островку. Будь Павлин один, преследователи давно бы отстали, потеряв его след в лесу, но с ним был Илья, уже едва державшийся на ногах.
На минуту Тархов остановился и прислушался. Кажется, он вовремя убил собаку: погоня завернула по краю болота, огибая его широкой дугой. Может, хотят оцепить все топкое место, чтобы не дать беглецам вырваться из западни? Велика ли болотина и нет ли в ней гиблой трясины? Не то, спасаясь от собак и людей, найдешь другую лютую смерть, и только леший станет хохотать над тобой, прыгая с кочки на кочку.
— Там. — Грязной, дрожавшей от усталости рукой Илья показал на полусгнивший ствол дерева, за которым желтел песок.
Скорее всего, это маленький сухой островок, а где-то рядом должен быть чистый ключ. Прозрачный родник часто дает жизнь и светлой речке, и болоту одновременно, а то и великие реки берут начало в болотистых местах.
— Пошли. — Павлин первым направился к островку. Все равно, другого ничего не оставалось: на себе попутчика по болотине не потащишь, а пересидеть где-то нужно. Авось здесь собаки их не учуют.
Кусочек суши оказался маленьким, со всех сторон закрытым камышом и осокой. Илья устало рухнул на песок, крестом раскинул тонкие, жилистые руки, покрытые порезами и коркой грязи. Даже не верилось, что недавно он лежал на банном полке. Павлин присел на корточки и начал наводить порядок в своем хозяйстве, выясняя, что удалось унести при поспешном бегстве. Главное, драгоценная сумка с посылкой Любомира при нем, а остальное — ерунда, как-нибудь перемелется.
Вот сабля, которой он убил собаку, вот рубаха, кафтан, порты, один сапог, а где другой? М-да, второй, видимо, или где-то в трясине, или на дне реки. Обидно!
Как оказалось, еще он потерял один из пистолетов, шапку, кушак и почти все вещички Ильи, кроме его штанов и загадочного креста.
— Дай сюда! — приподнялся попутчик, увидев, что Павлин разглядывает крест.
— Лежи, — усмехнулся стрелец. — Хватит, поносил. Чуть на тот свет из-за него не отправились.
— Да ты… Ты откуда знаешь? — Илья вскочил, сжал кулаки и подступил к Тархову. Тот лишь рассмеялся: тщедушный попутчик едва доставал ему головой до середины груди.
— Охолони малость. — Павлин слегка толкнул его кончиками пальцев, и Илья свалился, застонав от бессильной ярости. — Жить хочешь? Тогда не за крест, а за меня держись, понял? Выведу к добрым людям.
— Куда же мы, голые? — пробурчал Илья.
— А голый — что святой: беды не боится! На вот, портки твои, а рубаху мою наденешь. Ну а мне придется накинуть кафтан на голое тело и босиком. Ничего, отсидимся. Жаль, пожевать у нас нету.
— Отдай крест! Сам не знаешь, чего схватил.
— Знаю, — прищурился стрелец. — Твои дружки нас порешить хотели, а не вышло. Теперь пора к моим дружкам подаваться. Все, замри, слышь, опять собаки гавкают!
— Долго мы тут будем сидеть? — вздрагивая от холода, шепотом спросил Илья.
— Сколько надо, пока не уйдут…
Из болота они выбрались только на третий день, распухшие от укусов комаров, голодные, грязные, с лихорадочным блеском в глазах. Павлин еще держался, а Илья был совсем плох — его тряс озноб, а в животе урчало так, что слышно было чуть не за версту. Поддерживая ослабевшего попутчика, Тархов повел его в сторону Вязьмы…
Глава 14
Макар Яровитов вернулся в Москву накануне больших торжеств в доме Бухвостова. Уже все было продумано и оговорено, куплены подарки и сшиты наряды, приглашены гости, дворовая челядь сбивалась с ног, готовясь к широкому пиру: Никита Авдеевич выдавал племянницу Любашу замуж за молодого татарского мурзу Рифата, нареченного при крещении Петром.
От имени жениха дьяк подал великому государю челобитную. Царь, выказав свое благоволение предстоящему браку, пожаловал его будущего родственника деревенькой и повелел впредь именовать выходца из орды Петром, сыном Ильиным. Никита Авдеевич посетил на торжище лавку Аббаса ар-Равина, пошептался с ним о делах, а после перс преподнес ему подарки для жениха и невесты. Но главным было не это, хотя восточные ткани, златотканая парча и бархат тоже пришлись кстати. Купец передал дьяку тяжеленный кожаный кошель с золотом.
— Это прислал отец жениха, — шепнул он. — Выкуп за невесту. Его человек видел Рифата.
— Рябой Хасан? — усмехнулся в бороду Никита Авдеевич и прикинул вес золотишка: пожалуй, в кожаном мешочке найдется еще одна деревенька и богатый дом для молодых. Быстро, однако, успел связаться ордынский купец с Алтын-каргой, а от Макара по-прежнему ни слуху ни духу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198