ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А позади не затихал стук копыт, тяжелый храп загнанных лошадей и визг разъяренных татар. Ничего, еще немного — и его уже не взять!
И тут ударило в спину, будто впилась ядовитым жалом огромная рассвирепевшая оса. Теряя сознание от боли, серб упал на шею коня и судорожно вцепился в гриву, полностью доверив ему себя…
* * *
Паршина разбудили на рассвете. Всю ночь он занимался делами и только под утро прилег отдохнуть, но тут караульные казаки принесли на попоне неизвестного раненого человека, прискакавшего из степи к воротам крепости. Сон как рукой сняло.
Раненого положили на лавку. Один из караульных объяснил Федору:
— Бредит по-татарски. Все тебя спрашивает. В спину его, навылет.
Паршин подошел. Лицо раненого было ему незнакомо. Длинные спутанные черные волосы, орлиный нос, впалые, до синевы бледные щеки, заросшие курчавой бородой. Губы спеклись в сухой горячий ком. По рубахе широко расползлось бурое пятно.
— Паршин! — Незнакомец открыл мутные глаза и обвел ими лица сгрудившихся у лавки казаков.
— Я Паршин, — наклонился к нему Федор. — Кто ты, откуда?
— Какому Богу?.. — едва слышно просипел раненый.
— А ну, геть все отсюда! — не оборачиваясь, приказал есаул. — Быстро!
Подталкивая друг друга, караульные заторопились к выходу, бросая через плечо любопытные взгляды. Закрыв за последним из них дверь, Паршин вернулся к раненому.
— Истинному, — склонившись к уху раненого, ответил он. И, нетерпеливо обрывая петли на кафтане, распахнул его, показал спрятанный на груди маленький золотой цветок с жемчужинкой. — Говори!
— Я Ивко, от Спиридона. Татары теперь знают, кто он. Предупреди Царьград, — с трудом ворочая языком, прошептал серб.
— Все сделаю, — Федор убрал упавшие на лоб раненого грязные пряди волос. — Не волнуйся!
Неожиданно серб приподнялся, схватил есаула за плечо и притянул к себе:
— Я слышал, Азис говорил с турком. Есть враг в Азове, и есть враг в Москве. Берегитесь!
Федор закаменел лицом, до боли стиснул зубы. Бережно уложив раненого, он едва смог выдавить из себя:
— Имя?! Назови имя!
— Не знаю. Обещай, что найдете их!
— Обещаю. Я отправлю гонца в Москву. Мы найдем их вместе.
— Нет, — бледно улыбнулся Ивко. — Мой путь закончен, но я все-таки дошел до тебя.
— Поднимешься, — попытался подбодрить есаул, но серб остановил его едва заметным движением руки:
— Не надо. Я ухожу… А все же жаль.
Глаза его уставились куда-то мимо Федора, словно он увидел нечто, чего никому не дано видеть до последнего часа на многострадальной и грешной земле. Недоговорив, Ивко судорожно вздохнул, будто пытался набрать в пробитую пулей грудь побольше воздуха перед отчаянным прыжком в неизвестность, и затих, странно вытянувшись и безжизненно уронив испачканную кровью руку.
Есаул перекрестился, закрыл умершему глаза и опустился перед лавкой на колени.
— Прости, брат! — Он прижался лбом к холодеющей руке серба. — Пусть душа твоя будет спокойна. Я не обещаю. Я клянусь перед Богом, что найду предателей! И смерть их будет лютой…
Глава 6
Заветный сундук Спиридон приказал поставить в своей маленькой каюте под кормовым настилом. Громоздкий, окованный железными полосами деревянный сундук занял почти все ее свободное пространство, так что пришлось вплотную придвинуть его к просмоленному борту, за которым глухо плескались волны.
Грек дал знак отчаливать. Пестро одетые матросы баграми отпихнулись от причала, разворачивая тяжело нагруженную фелюгу носом в открытое море. Подняли парус. Выбеленное солнцем и соленой водой полотнище надулось, хлопнуло, поймало попутный ветер, и глубоко осевшее суденышко, скрипя и покачиваясь, заскользило по волнам, разрезая их острым носом. Некоторое время купец стоял на корме, наблюдая за быстро скрывающимся во тьме берегом, потом спустился в каюту. Закрыв дверь, отпер сундук и помог выбраться из него слегка сомлевшему от духоты Куприяну.
— Мы уже в море, — сообщил грек и зажег висевший на низком подволоке фонарь. — Ветер хороший, дня за два добежим до Царьграда.
— Хорошо бы причалить утром, до полудня, — Куприян с хрустом потянулся всем телом и пожаловался: — Скукожился весь в твоем ларчике.
— Ничего, зато надежно. — Купец засмеялся и налил из кувшина в деревянную кружку темного вина. Подал ее Куприяну. — Выпей!
— Кислятина! — Казак опорожнил посудину и ладонью вытер усы.
— Молодое вино, — пожал плечами Спиридон. — Да, кислое, но помогает переносить качку. Твои вещи там. — Он показал на узел под ногами.
Куприян поднял узел, развязал и начал вытаскивать поношенную турецкую одежду. Скептически хмыкая и недовольно щурясь, он разглядывая пеструю залатанную рубаху, дырявые шаровары и стоптанные туфли из грубой кожи.
— Что? — Наблюдавший за ним грек вопросительно поднял брови.
— Чистая больно, — буркнул Куприян.
— Ты любишь запах чужого пота? — усмехнулся купец. — Грязь мы найдем, не беспокойся А когда взойдет солнце, в каюте будет жарко, как в бане День пропаришься взаперти, и все приобретет должный вид.
— Ладно, — нехотя согласился Куприян и попросил. — Поправь мне бороду.
При свете фонаря купец подстриг ему волосы на турецкий манер и помог намотать на голову чалму. Казак переоделся в тряпье и стал похож на портового амбала.
— Бичак вар? Нож есть? — хрипло спросил он.
Пораженный Спиридон даже отшатнулся: перед ним сидел пожилой бродяга-турок. Под нависшими бровями хитро и алчно поблескивали маленькие глазки, загорелое лицо заросло неаккуратной черно-седой бородой. В вырезе рубахи видна мускулистая грудь с розоватым рубцом давней раны под правой ключицей. Такой при ярком свете дня униженно поклонится сильному, но в темном закоулке воткнет ему нож между ребер, чтобы забрать кошелек.
Сколько таких оборванцев, готовых за мелкую монету целый день бегать по сходням с мешками на плечах, приходилось видеть греку на константинопольских причалах. Вечерами эта публика собиралась у разложенных на берегу залива костров или отправлялась в дешевые харчевни — спустить добытые за день деньги и устроить пьяную поножовщину.
Довольный произведенным эффектом, Куприян засмеялся, но тут же оборвал смех и опасливо покосился на дверь каюты. Наклонившись к купцу, он зашептал:
— Не забудь, выпустишь меня, когда фелюгу начнут разгружать. Оружие и вещи запри в сундук и забери с собой. Сам никуда не ходи, торгуй в лавке и веди себя как обычно. Я тебя найду. — Он заговорщически подмигнул, открыл сундук и забрался в него. Поднял руку, опустил крышку и глухо пробубнил: — Теперь спать.
Купец увидел, что между неплотно прикрытой крышкой и стенкой сундука торчит направленный в сторону двери ствол пистолета — и в море Куприян не изменял себе, не доверяя никому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198