До поры до времени.
Они сидели, почти не разговаривая, и Чарли задремала. Но тут он
сказал такое, от чего она мгновенно проснулась, как от ушата холодной
воды:
- Ну и зажги ты им, если можешь, какую-нибудь дерьмовую кучку,
пусть подавятся.
Чарли на секунду потеряла дар речи.
- Я же тебе объясняла, - сказала она. - Это все равно что... выпус-
тить из клетки дикого зверя. Я ведь обещала больше так не делать. Этот
солдат в аэропорту... и эти люди на ферме... я убила их... я их сожг-
ла! - Кровь бросилась ей в лицо, она опять была готова расплакаться.
- Ты, я так понял, защищалась.
- Ну и что. Все равно я...
- И к тому же спасала жизнь своему отцу, разве нет? Молчит. Но до
него докатилась волна ее горестного замешательства. Он поторопился
прервать паузу, пока она не сообразила, что и ее отец тоже мог погиб-
нуть в том пожаре.
- А твой Хокстеттер... видел я его. В войну я на таких насмотрелся.
Дерьмо высшей пробы. Все равно он тебя обломает - что так, что эдак.
- Вот и я боюсь, - тихо призналась она.
- Этот тип тебе еще вставит горящий фитиль в зад! Чарли громко за-
хихикала, хотя и смутилась; по ее смеху всегда можно было определить
степень дозволенности шутки. Отсмеявшись, она заявила:
- Все равно я ничего не буду поджигать. Я дала себе слово. Это не-
хорошо, и я не буду.
Пожалуй, достаточно. Пора остановиться. Можно, конечно, и дальше
ехать на интуиции, но он уже побаивался. Сказывалась усталость. Подоб-
рать ключи к этой девочке не легче, чем открыть самый надежный сейф.
Ехать-то дальше можно, но ежели по дороге споткнешься - пиши пропало.
- Все, молчу. Наверно, ты права.
- А ты, правда, сможешь увидеться с папой?
- Постараюсь, подружка.
- Мне тебя даже жалко, Джон. Вон сколько ты тут со мной просидел.
Но, знаешь, я так рада...
- Чего там.
Они поговорили о том о сем, Чарли пристроилась у него на руке. Она
задремывала - было уже очень поздно, - и когда минут через сорок дали
свет, она крепко спала. Поерзав оттого, что свет бил ей прямо в глаза,
она ткнулась ему под мышку. Он в задумчивости смотрел на тонкий стебе-
лек шеи, на изящную головку. В столь хрупкой оболочке такая сила? Воз-
можно ли? Разум отказывается верить, но сердце подсказывало, что это
так. Странное и какое-то головокружительное чувство раздвоенности. Ес-
ли верить сердцу, в этой девочке таилось такое, что никому и не сни-
лось, ну разве только этому безумцу Уэнлессу.
Он перенес ее на кровать и уложил под одеяло. Когда он укрывал ее,
она забормотала сквозь сон. Он не удержался и поцеловал ее.
- Спокойной ночи, подружка.
- Спокойной ночи, папочка, - сказала она сонным голосом. После чего
перевернулась на другой бок и затихла.
Он постоял над ней еще немного, а затем вышел в гостиную. Десятью
минутами позже сюда ворвался сам Хокстеттер.
- Генераторы отказали, - выпалил он. - Гроза. Чертовы замки, все
заклинило. Как она тут...
- Не орать, - прошипел Рэйнберд. Он схватил Хокстеттера своими ру-
чищами за отвороты рабочего халата и рывком притянул к себе, нос к но-
су. - И если вы еще хоть раз при ней узнаете меня, если вы еще хоть
раз забудете, что я простой уборщик, я вас убью и сделаю из вас рагу
для кошек.
Хокстеттер издавал нечленораздельные звуки. Он давился слюной.
- Вы меня поняли? Убью. - Рэйнберд дважды встряхнул его.
- По-по-понял.
- Тогда вперед, - сказал Рэйнберд и вытолкал Хокстеттера на котором
лица не было, в коридор.
Он в последний раз обернулся, а затем выкатил свою тележку и закрыл
дверь; замок сработал автоматически. А Чарли спала себе безмятежно,
как не спала уже много месяцев. А может быть, и лет.
МАЛЕНЬКИЕ КОСТРЫ, БОЛЬШОЙ БРАТ
Небывалая гроза прошла. И время прошло - три недели. Затяжное влаж-
ное лето продолжало властвовать над восточной Виргинией, но уже рас-
пахнули свои двери школы, и грузноватонеуклюжие желтые школьные авто-
бусы засновали взад-вперед по ухоженным дорогам вокруг Лонгмонта. В не
таком уж далеком Вашингтоне, округ Колумбия, брал разгон очередной гон
законоверчения, сплетен и инсинуаций в привычной атмосфере показухи,
порожденной национальным телевидением, системой продуманной утечки ин-
формации и густым туманом, который умеют напускать твердолобые.
Все эти перемены не отразились на жизни двух особняков, построенных
до гражданской войны, с их кондиционированными комнатами и различными
службами в нижних этажах. Кое-что общее, впрочем, было: Чарли Макги
тоже начала учиться. Идея принадлежала Хокстетеру, но если б не Джон
Рэйнберд, Чарли ни за что бы не согласилась.
- Хуже не будет, - сказал он. - Разве это дело, чтобы такая умница
отстала от своих однолеток. Да если б мне, черт возьми... извини, Чар-
ли... если б мне дали настоящее образование, а не восемь классов...
Драил бы я сейчас полы, как же. И потом, как-никак отвлечешься.
И она сделала это - ради Джона. Явились учителя: молоденький препо-
даватель английского языка, пожилая математичка, средних лет францу-
женка в очках, мужчина в инвалидной коляске, преподававший естествен-
ные науки. Она их добросовестно слушала и, кажется, неплохо успева-
ла... но все это ради Джона.
Джон трижды рисковал своим местом, передавая записки ее отцу, и,
чувствуя собственную вину, Чарли старалась доставить Джону удовольст-
вие. Он и ей передавал известия об отце: с ним все в порядке, он рад,
что и с Чарли тоже, и еще - он участвует в серии тестов. Это ее огор-
чило, но она уже была достаточно взрослой, чтобы понимать, по крайней
мере отчасти, - то, что нехорошо для нее, может быть хорошо для отца.
А что хорошо для нее, начинала думать она, лучше всего знает Джон. Его
бесхитростная, несколько забавная манера говорить (не успевает изви-
ниться, как уже опять выругался - вот умора) действовала на нее безот-
казно.
После того разговора он больше не советовал ей что-либо поджигать,
ни разу за десять дней. На подобные темы они теперь говорили шепотом,
на кухне, где, сказал он, нет "жучков". Но вот однажды он спросил:
- Ну что, Чарли, ты больше не думала насчет их предложения? - По ее
просьбе он отставил "подружку" и стал звать ее по имени.
Ее охватил озноб. После событий на ферме Мэндерсов от одной мысли о
поджоге ее начинало колотить. Она вся напрягалась, руки леденели; в
докладных Хокстеттера это называлось "умеренной фобией".
- Я уже говорила, - ответила она. - Я не могу. И не буду.
- Не могу и не буду - разные вещи, - возразил Джон. Он мыл пол -
очень медленно, чтобы не прекращать разговора. Пошваркивала швабра. Он
говорил, почти не шевеля тубами, будто каторжник под носом у охранни-
ка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Они сидели, почти не разговаривая, и Чарли задремала. Но тут он
сказал такое, от чего она мгновенно проснулась, как от ушата холодной
воды:
- Ну и зажги ты им, если можешь, какую-нибудь дерьмовую кучку,
пусть подавятся.
Чарли на секунду потеряла дар речи.
- Я же тебе объясняла, - сказала она. - Это все равно что... выпус-
тить из клетки дикого зверя. Я ведь обещала больше так не делать. Этот
солдат в аэропорту... и эти люди на ферме... я убила их... я их сожг-
ла! - Кровь бросилась ей в лицо, она опять была готова расплакаться.
- Ты, я так понял, защищалась.
- Ну и что. Все равно я...
- И к тому же спасала жизнь своему отцу, разве нет? Молчит. Но до
него докатилась волна ее горестного замешательства. Он поторопился
прервать паузу, пока она не сообразила, что и ее отец тоже мог погиб-
нуть в том пожаре.
- А твой Хокстеттер... видел я его. В войну я на таких насмотрелся.
Дерьмо высшей пробы. Все равно он тебя обломает - что так, что эдак.
- Вот и я боюсь, - тихо призналась она.
- Этот тип тебе еще вставит горящий фитиль в зад! Чарли громко за-
хихикала, хотя и смутилась; по ее смеху всегда можно было определить
степень дозволенности шутки. Отсмеявшись, она заявила:
- Все равно я ничего не буду поджигать. Я дала себе слово. Это не-
хорошо, и я не буду.
Пожалуй, достаточно. Пора остановиться. Можно, конечно, и дальше
ехать на интуиции, но он уже побаивался. Сказывалась усталость. Подоб-
рать ключи к этой девочке не легче, чем открыть самый надежный сейф.
Ехать-то дальше можно, но ежели по дороге споткнешься - пиши пропало.
- Все, молчу. Наверно, ты права.
- А ты, правда, сможешь увидеться с папой?
- Постараюсь, подружка.
- Мне тебя даже жалко, Джон. Вон сколько ты тут со мной просидел.
Но, знаешь, я так рада...
- Чего там.
Они поговорили о том о сем, Чарли пристроилась у него на руке. Она
задремывала - было уже очень поздно, - и когда минут через сорок дали
свет, она крепко спала. Поерзав оттого, что свет бил ей прямо в глаза,
она ткнулась ему под мышку. Он в задумчивости смотрел на тонкий стебе-
лек шеи, на изящную головку. В столь хрупкой оболочке такая сила? Воз-
можно ли? Разум отказывается верить, но сердце подсказывало, что это
так. Странное и какое-то головокружительное чувство раздвоенности. Ес-
ли верить сердцу, в этой девочке таилось такое, что никому и не сни-
лось, ну разве только этому безумцу Уэнлессу.
Он перенес ее на кровать и уложил под одеяло. Когда он укрывал ее,
она забормотала сквозь сон. Он не удержался и поцеловал ее.
- Спокойной ночи, подружка.
- Спокойной ночи, папочка, - сказала она сонным голосом. После чего
перевернулась на другой бок и затихла.
Он постоял над ней еще немного, а затем вышел в гостиную. Десятью
минутами позже сюда ворвался сам Хокстеттер.
- Генераторы отказали, - выпалил он. - Гроза. Чертовы замки, все
заклинило. Как она тут...
- Не орать, - прошипел Рэйнберд. Он схватил Хокстеттера своими ру-
чищами за отвороты рабочего халата и рывком притянул к себе, нос к но-
су. - И если вы еще хоть раз при ней узнаете меня, если вы еще хоть
раз забудете, что я простой уборщик, я вас убью и сделаю из вас рагу
для кошек.
Хокстеттер издавал нечленораздельные звуки. Он давился слюной.
- Вы меня поняли? Убью. - Рэйнберд дважды встряхнул его.
- По-по-понял.
- Тогда вперед, - сказал Рэйнберд и вытолкал Хокстеттера на котором
лица не было, в коридор.
Он в последний раз обернулся, а затем выкатил свою тележку и закрыл
дверь; замок сработал автоматически. А Чарли спала себе безмятежно,
как не спала уже много месяцев. А может быть, и лет.
МАЛЕНЬКИЕ КОСТРЫ, БОЛЬШОЙ БРАТ
Небывалая гроза прошла. И время прошло - три недели. Затяжное влаж-
ное лето продолжало властвовать над восточной Виргинией, но уже рас-
пахнули свои двери школы, и грузноватонеуклюжие желтые школьные авто-
бусы засновали взад-вперед по ухоженным дорогам вокруг Лонгмонта. В не
таком уж далеком Вашингтоне, округ Колумбия, брал разгон очередной гон
законоверчения, сплетен и инсинуаций в привычной атмосфере показухи,
порожденной национальным телевидением, системой продуманной утечки ин-
формации и густым туманом, который умеют напускать твердолобые.
Все эти перемены не отразились на жизни двух особняков, построенных
до гражданской войны, с их кондиционированными комнатами и различными
службами в нижних этажах. Кое-что общее, впрочем, было: Чарли Макги
тоже начала учиться. Идея принадлежала Хокстетеру, но если б не Джон
Рэйнберд, Чарли ни за что бы не согласилась.
- Хуже не будет, - сказал он. - Разве это дело, чтобы такая умница
отстала от своих однолеток. Да если б мне, черт возьми... извини, Чар-
ли... если б мне дали настоящее образование, а не восемь классов...
Драил бы я сейчас полы, как же. И потом, как-никак отвлечешься.
И она сделала это - ради Джона. Явились учителя: молоденький препо-
даватель английского языка, пожилая математичка, средних лет францу-
женка в очках, мужчина в инвалидной коляске, преподававший естествен-
ные науки. Она их добросовестно слушала и, кажется, неплохо успева-
ла... но все это ради Джона.
Джон трижды рисковал своим местом, передавая записки ее отцу, и,
чувствуя собственную вину, Чарли старалась доставить Джону удовольст-
вие. Он и ей передавал известия об отце: с ним все в порядке, он рад,
что и с Чарли тоже, и еще - он участвует в серии тестов. Это ее огор-
чило, но она уже была достаточно взрослой, чтобы понимать, по крайней
мере отчасти, - то, что нехорошо для нее, может быть хорошо для отца.
А что хорошо для нее, начинала думать она, лучше всего знает Джон. Его
бесхитростная, несколько забавная манера говорить (не успевает изви-
ниться, как уже опять выругался - вот умора) действовала на нее безот-
казно.
После того разговора он больше не советовал ей что-либо поджигать,
ни разу за десять дней. На подобные темы они теперь говорили шепотом,
на кухне, где, сказал он, нет "жучков". Но вот однажды он спросил:
- Ну что, Чарли, ты больше не думала насчет их предложения? - По ее
просьбе он отставил "подружку" и стал звать ее по имени.
Ее охватил озноб. После событий на ферме Мэндерсов от одной мысли о
поджоге ее начинало колотить. Она вся напрягалась, руки леденели; в
докладных Хокстеттера это называлось "умеренной фобией".
- Я уже говорила, - ответила она. - Я не могу. И не буду.
- Не могу и не буду - разные вещи, - возразил Джон. Он мыл пол -
очень медленно, чтобы не прекращать разговора. Пошваркивала швабра. Он
говорил, почти не шевеля тубами, будто каторжник под носом у охранни-
ка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102