Сыграем понарошку, так это называлось в детстве. А
потом я тебе верну денежку.
Только сейчас они не дети и игра ведется не понарошку, так что по-
том ни ему, ни Чарли никто и ничего не вернет. Игра идет всерьез.
В тишине ему постепенно открывались горькие истины. В известном
смысле Чарли действительно была уродцем, вроде талидомидных детей шес-
тидесятых годов или девочек, чьи матери принимали диэтилстилбестрол по
рекомендации врачей, которым было невдомек, что через четырнад-
цать-шестнадцать лет у этих девочек разовьются вагинальные опухоли.
Чарли тоже неповинная жертва, но факт остается фактом. Только ее ина-
ковость, ее... уродство - скрытое. То, что она учинила на ферме Мэн-
дерсов, ужаснуло Энди, ужаснуло и потрясло, с тех пор его преследовала
мысль: как далеко простираются ее возможности, есть ли у них потолок?
За этот год, пока они по-заячьи заметали следы, Энди проштудировал
достаточно книг по парапсихологии, чтобы уяснить - и пирокинез и теле-
кинез связывают с работой каких-то малоизученных желез внутренней сек-
реции. Он также узнал, что оба дара взаимообусловлены и что чаще всего
ими бывали отмечены девочки немногим старше Чарли.
Из-за нее, семилетней, погибла ферма Мэндерсов. Сейчас ей восемь
лет. А что будет, когда ей исполнится двенадцать и она вступит в пору
отрочества? Может быть, ничего. А может быть... Она обещала никогда
больше не пускать в ход свое оружие - ну а если ее вынудят? Или оно
сработает непроизвольно? Что, если она во сне начнет все поджигать в
результате возрастных изменений организма? Что, если Контора отзовет
своих ищеек... а Чарли выкрадут другие, иностранные? Вопросы, вопросы.
Энди искал на них ответы во время своих лыжных переходов и поневоле
пришел к выводу, что Чарли, видимо, не избежать того или иного заточе-
ния - хотя бы для ее собственной безопасности. Видимо, придется с этим
примириться, как примиряется человек, страдающий дистрофией мышц, с
электростимулятором или талидомидные дети - с диковинными протезами
внутренних органов.
И был еще один вопрос - его собственное будущее. Немеющее лицо,
кровоизлияние в глаз... все это не сбросить со счетов. Кому охота ду-
мать, что его смертный приговор уже подписан и число проставлено, и
Энди в общем-то тоже так не думал, но он понимал: два-три по-настояще-
му сильных посыла могут его доконать, да и без них отпущенный ему
срок, вероятно, успел существенно сократиться. Надо позаботиться о бе-
зопасности Чарли.
Не передоверяя это Конторе.
Только не камера-одиночка. Этого он не допустит.
Он долго ломал себе голову и, наконец, принял выстраданное решение.
Энди написал шесть писем. Они мало чем отличались друг от друга.
Два письма были адресованы сенаторам от штата Огайо. Третье - женщине,
члену палаты представителей от округа, куда входил Гаррисон. Еще одно
предназначалось для "Нью-Йорк таймс". А также для чикагской "Трибюн".
И для толедской "Блэйд". Во всех шести письмах рассказывалось об их
злоключениях, начиная с эксперимента в Джейсон Гирни Холле и кончая их
вынужденным затворничеством на берегу Ташморского озера.
Поставив последнюю точку, он дал Чарли прочесть одно из писем. Поч-
ти час - медленно, слово за словом - она вникала в смысл. Впервые ей
открывались все перепитии этой истории.
- Ты их пошлешь почтой? - спросила она, дочитав.
- Да, - сказал он. - Завтра. Последний раз рискну перейти озеро.
Наконец-то повеяло весной. Лед был крепок, но уже потрескивал под
ногами, и кто знает, сколько он еще продержится.
- И что будет, папа?
Он пожал плечами:
- Трудно сказать. Может быть, если все попадет в газету, эти люди
угомонятся.
Чарли серьезно покивала головой:
- Надо было сразу написать.
- Пожалуй. - Он знал, о чем она сейчас думает: октябрь, бушующее
пламя на ферме Мэндерсов. - Даже наверняка. Но у меня, Чарли голова
была занята другим. Куда бежать. А когда бежишь, не соображаешь... во
всяком случае, плохо соображаешь. Я все надеялся, что они угомонятся и
оставят нас в покое. Непростительная ошибка с моей стороны.
- А они не заберут меня? - спросила Чарли. - От тебя? Правда, папа,
мы будем вместе?
- Правда, - сказал он, умалчивая о том, что как и она, смутно
представляет себе, чем эти письма обернутся для них обоих. Так далеко
он не заглядывал.
- Это самое главное. А поджигать я ничего больше не стану.
- Вот и умница. - Он провел по ее волосам. Внезапно горло перехва-
тило от предчувствия беды, и вдруг он вспомнил то, "что случилось не-
подалеку отсюда, о чем не вспоминал многие годы. Отец и дед взяли его
на охоту, Энди начал клянчить у деда ружье, и тот отдал ему свой дро-
бовик. Энди заприметил белку и уже собрался стрелять. Отец начал было
возмущаться, но дед как-то странно, с улыбкой глянул на него, и он
осекся.
Энди прицелился, как учил его Грэнтер, после чего не рванул спуск,
а плавно потянул на себя (опять же как его учили) - раздался выстрел.
Белка перекувырнулась, точно игрушечная, а Энди, весь дрожа от возбуж-
дения, сунул деду ружье и ринулся к добыче. То, что он увидел вблизи,
оглушило его. Вблизи белка перестала быть игрушечной. Он не убил ее.
Он ее подранил. Она умирала в лужице крови, и в ее черных глазах стоя-
ла невыразимая мука. Вокруг уже копошились насекомые, смекнувшие, к
чему идет дело.
В горле у Энди стал комок: в девять лет он впервые ощутил презрение
к себе, его тошнотворный привкус. Он смотрел и не мог оторваться от
окровавленного комочка, видя краем глаза еще две тени, спиной чувствуя
стоящих сзади отца и деда: три поколения Макти над трупом белки в ле-
сах Вермонта. Дед тихо произнес за его спиной: НУ ВОТ ТЫ И СДЕЛАЛ ЭТО,
ЭНДИ. ПОНРАВИЛОСЬ? В ответ хлынули слезы, обжигающие слезы, с которыми
прорвалось наружу потрясение от открытия - сделанного не воротишь. Он
стал повторять, что никогда больше не убьет живую тварь. Христом богом
поклялся.
А ПОДЖИГАТЬ Я НИЧЕГО БОЛЬШЕ НЕ СТАНУ, сказала Чарли, а у него в
ушах снова стояли дедушкины слова, произнесенные после того, как он,
Энди, убил белку и перед богом поклялся, что это не повторится. НИКОГ-
ДА ТАК НЕ ГОВОРИ, ЭНДИ. БОГ ЛЮБИТ, КОГДА ЧЕЛОВЕК НАРУШАЕТ КЛЯТВУ. ЭТО
СРАЗУ СТАВИТ ЕГО НА МЕСТО И ПОКАЗЫВАЕТ, ЧЕГО ОН СТОИТ. Примерно то же
Мэндерс сказал Чарли.
Энди бросил взгляд на Чарли, медленно, но верно одолевавшую серию
про мальчика Бемби, дитя джунглей, книжку за книжкой, которые она рас-
копала на чердаке. Над ней вились пылинки в луче света, а она безмя-
тежно сидела в стареньком кресле-качалке, на том самом месте, где си-
живала ее бабка, ставившая в ногах рабочую корзинку со штопкой, и он с
трудом поборол в себе желание сказать дочери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
потом я тебе верну денежку.
Только сейчас они не дети и игра ведется не понарошку, так что по-
том ни ему, ни Чарли никто и ничего не вернет. Игра идет всерьез.
В тишине ему постепенно открывались горькие истины. В известном
смысле Чарли действительно была уродцем, вроде талидомидных детей шес-
тидесятых годов или девочек, чьи матери принимали диэтилстилбестрол по
рекомендации врачей, которым было невдомек, что через четырнад-
цать-шестнадцать лет у этих девочек разовьются вагинальные опухоли.
Чарли тоже неповинная жертва, но факт остается фактом. Только ее ина-
ковость, ее... уродство - скрытое. То, что она учинила на ферме Мэн-
дерсов, ужаснуло Энди, ужаснуло и потрясло, с тех пор его преследовала
мысль: как далеко простираются ее возможности, есть ли у них потолок?
За этот год, пока они по-заячьи заметали следы, Энди проштудировал
достаточно книг по парапсихологии, чтобы уяснить - и пирокинез и теле-
кинез связывают с работой каких-то малоизученных желез внутренней сек-
реции. Он также узнал, что оба дара взаимообусловлены и что чаще всего
ими бывали отмечены девочки немногим старше Чарли.
Из-за нее, семилетней, погибла ферма Мэндерсов. Сейчас ей восемь
лет. А что будет, когда ей исполнится двенадцать и она вступит в пору
отрочества? Может быть, ничего. А может быть... Она обещала никогда
больше не пускать в ход свое оружие - ну а если ее вынудят? Или оно
сработает непроизвольно? Что, если она во сне начнет все поджигать в
результате возрастных изменений организма? Что, если Контора отзовет
своих ищеек... а Чарли выкрадут другие, иностранные? Вопросы, вопросы.
Энди искал на них ответы во время своих лыжных переходов и поневоле
пришел к выводу, что Чарли, видимо, не избежать того или иного заточе-
ния - хотя бы для ее собственной безопасности. Видимо, придется с этим
примириться, как примиряется человек, страдающий дистрофией мышц, с
электростимулятором или талидомидные дети - с диковинными протезами
внутренних органов.
И был еще один вопрос - его собственное будущее. Немеющее лицо,
кровоизлияние в глаз... все это не сбросить со счетов. Кому охота ду-
мать, что его смертный приговор уже подписан и число проставлено, и
Энди в общем-то тоже так не думал, но он понимал: два-три по-настояще-
му сильных посыла могут его доконать, да и без них отпущенный ему
срок, вероятно, успел существенно сократиться. Надо позаботиться о бе-
зопасности Чарли.
Не передоверяя это Конторе.
Только не камера-одиночка. Этого он не допустит.
Он долго ломал себе голову и, наконец, принял выстраданное решение.
Энди написал шесть писем. Они мало чем отличались друг от друга.
Два письма были адресованы сенаторам от штата Огайо. Третье - женщине,
члену палаты представителей от округа, куда входил Гаррисон. Еще одно
предназначалось для "Нью-Йорк таймс". А также для чикагской "Трибюн".
И для толедской "Блэйд". Во всех шести письмах рассказывалось об их
злоключениях, начиная с эксперимента в Джейсон Гирни Холле и кончая их
вынужденным затворничеством на берегу Ташморского озера.
Поставив последнюю точку, он дал Чарли прочесть одно из писем. Поч-
ти час - медленно, слово за словом - она вникала в смысл. Впервые ей
открывались все перепитии этой истории.
- Ты их пошлешь почтой? - спросила она, дочитав.
- Да, - сказал он. - Завтра. Последний раз рискну перейти озеро.
Наконец-то повеяло весной. Лед был крепок, но уже потрескивал под
ногами, и кто знает, сколько он еще продержится.
- И что будет, папа?
Он пожал плечами:
- Трудно сказать. Может быть, если все попадет в газету, эти люди
угомонятся.
Чарли серьезно покивала головой:
- Надо было сразу написать.
- Пожалуй. - Он знал, о чем она сейчас думает: октябрь, бушующее
пламя на ферме Мэндерсов. - Даже наверняка. Но у меня, Чарли голова
была занята другим. Куда бежать. А когда бежишь, не соображаешь... во
всяком случае, плохо соображаешь. Я все надеялся, что они угомонятся и
оставят нас в покое. Непростительная ошибка с моей стороны.
- А они не заберут меня? - спросила Чарли. - От тебя? Правда, папа,
мы будем вместе?
- Правда, - сказал он, умалчивая о том, что как и она, смутно
представляет себе, чем эти письма обернутся для них обоих. Так далеко
он не заглядывал.
- Это самое главное. А поджигать я ничего больше не стану.
- Вот и умница. - Он провел по ее волосам. Внезапно горло перехва-
тило от предчувствия беды, и вдруг он вспомнил то, "что случилось не-
подалеку отсюда, о чем не вспоминал многие годы. Отец и дед взяли его
на охоту, Энди начал клянчить у деда ружье, и тот отдал ему свой дро-
бовик. Энди заприметил белку и уже собрался стрелять. Отец начал было
возмущаться, но дед как-то странно, с улыбкой глянул на него, и он
осекся.
Энди прицелился, как учил его Грэнтер, после чего не рванул спуск,
а плавно потянул на себя (опять же как его учили) - раздался выстрел.
Белка перекувырнулась, точно игрушечная, а Энди, весь дрожа от возбуж-
дения, сунул деду ружье и ринулся к добыче. То, что он увидел вблизи,
оглушило его. Вблизи белка перестала быть игрушечной. Он не убил ее.
Он ее подранил. Она умирала в лужице крови, и в ее черных глазах стоя-
ла невыразимая мука. Вокруг уже копошились насекомые, смекнувшие, к
чему идет дело.
В горле у Энди стал комок: в девять лет он впервые ощутил презрение
к себе, его тошнотворный привкус. Он смотрел и не мог оторваться от
окровавленного комочка, видя краем глаза еще две тени, спиной чувствуя
стоящих сзади отца и деда: три поколения Макти над трупом белки в ле-
сах Вермонта. Дед тихо произнес за его спиной: НУ ВОТ ТЫ И СДЕЛАЛ ЭТО,
ЭНДИ. ПОНРАВИЛОСЬ? В ответ хлынули слезы, обжигающие слезы, с которыми
прорвалось наружу потрясение от открытия - сделанного не воротишь. Он
стал повторять, что никогда больше не убьет живую тварь. Христом богом
поклялся.
А ПОДЖИГАТЬ Я НИЧЕГО БОЛЬШЕ НЕ СТАНУ, сказала Чарли, а у него в
ушах снова стояли дедушкины слова, произнесенные после того, как он,
Энди, убил белку и перед богом поклялся, что это не повторится. НИКОГ-
ДА ТАК НЕ ГОВОРИ, ЭНДИ. БОГ ЛЮБИТ, КОГДА ЧЕЛОВЕК НАРУШАЕТ КЛЯТВУ. ЭТО
СРАЗУ СТАВИТ ЕГО НА МЕСТО И ПОКАЗЫВАЕТ, ЧЕГО ОН СТОИТ. Примерно то же
Мэндерс сказал Чарли.
Энди бросил взгляд на Чарли, медленно, но верно одолевавшую серию
про мальчика Бемби, дитя джунглей, книжку за книжкой, которые она рас-
копала на чердаке. Над ней вились пылинки в луче света, а она безмя-
тежно сидела в стареньком кресле-качалке, на том самом месте, где си-
живала ее бабка, ставившая в ногах рабочую корзинку со штопкой, и он с
трудом поборол в себе желание сказать дочери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102