От этого ошеломительного предположения у
него побежали мурашки по спине. Он уснул с мыслью - не так уж плох
дар, который может спасти несчастную миссис Герни. А если он может
спасти всех нарко- манов в Нью-Йорке? Ничего себе размах, а?
- Бог мой, - прошептал он, - неужели я очистился?
Никакой потребности в торазине. Мысль о голубой таблетке на
блюдечке не вызывала эмоций.
- Чист, - ответил он себе.
Второй вопрос: способен ли он и дальше оставаться чистым?
И тут на него обрушился целый град вопросов. Может ли он выяснить,
что происходит с Чарли? Он дал себе посыл во сне - своего рода
самогипноз. Но сможет ли он дать посыл другим наяву? Например, этому
Пиншо с его вечной гаденькой улыбочкой? Пиншо наверняка знает все о
Чарли. Можно ли заставить его рассказать? И сможет ли он все-таки
выбраться отсюда вместе с дочерью? Есть ли хоть какой-нибудь шанс?
А если выберутся, что дальше? Только не ударяться в бега.
Отбегались, хватит. Надо искать пристанище.
Впервые за многие месяцы он был возбужден, полон надежд. Он строил
планы, принимал решения, отвергал, задавал вопросы. Впервые за многие
месяцы он был в ладу со своей головой, чувствовал себя жизнеспособным,
бодрым, готовым к действиям. Главное, суметь обвести их вокруг пальца
- пусть думают, что он по-прежнему одурманен наркотиками и что к нему
не вернулся дар внушения; если ему это удастся, может появиться шанс
на контригру... какой-то шанс.
Возбужденный, он снова и снова прокручивал все это в голове, когда
свет вдруг зажегся. В соседней комнате из телевизора мутным потоком
полилось привычное: Иисус-позаботится-о-вашей-душе-а-мы-о-вашем-бан-
ковском-счете.
ГЛАЗ, ЭЛЕКТРОННЫЙ ГЛАЗ! ОНИ УЖЕ НАБЛЮДАЮТ ЗА ТОБОЙ ИЛИ ВОТ-ВОТ НАЧ-
НУТ... ПОМНИ ОБ ЭТОМ!
И тут открылось как на ладони: сколько же дней, возможно недель,
ему предстоит ловчить, чтобы поймать свой шанс, и ведь скорее всего на
чем-нибудь он да погорит. Настроение сразу упало... но, однако же, не
возникло желания проглотить спасительную таблетку, и это помогло ему
овладеть собой.
Он подумал о Чарли, и это тоже помогло.
Он сполз с кровати и расслабленной походкой направился в гостиную.
- Что случилось? - закричал он. - Я испугался! Где мое лекарство?
Эй, дайте мне мое лекарство!
Он обмяк перед телевизором и тупо уставился на экран.
Но под этой маской тупости мозг - сила, которая может сдвинуть
мир, - лихорадочно искал пути к спасению.
Как ее отец, проснувшись в темноте, не вспомнит толком свой сон,
так Чарли Макги не сумеет потом восстановить в памяти детали своего
долгого разговора с Джоном Рэйнбердом, лишь наиболее яркие моменты.
Она так и не поймет, почему выложила во всех подробностях, как попала
сюда, почему призналась, как ей тоскливо одной, без папы, и страшно,
что ее обманом снова заставят что-нибудь поджигать.
Во-первых, конечно, темнота - а также уверенность, что о ни не
подслушивают. Во-вторых, Джон... сколько он в своей жизни натерпелся и
как, бедняжка, боится темноты, после того как эти конговцы продержали
его в ужасной яме. Он, наверное, об этой яме думал, когда спросил от-
сутствующим голосом, за что ее сюда упрятали, и она начала рассказы-
вать, желая отвлечь его. Ну а дальше - больше. То, что она держала за
семью печатями, выплескивалось все быстрее и быстрее, в сплошном сум-
буре. Раз или два она заплакала, и он неуклюже обнимал ее. Хороший он
все-таки... даже в чем-то похож на папу.
- Ой, ведь если они поймут, что тебе все про нас известно, - неожи-
данно всполошилась Чарли, - они тебя тоже могут запереть. Зря я расс-
казывала.
- Запрут, как пить дать, - беззаботно сказал Джон. - Знаешь, под-
ружка, какой у меня допуск? "D". Дальше политуры для мебели меня не
допускают. - Он рассмеялся. - Ничего, если не проболтаешься, я думаю,
все обойдется.
- Я-то не проболтаюсь, - поспешила его заверить Чарли. Она была
обеспокоена тем, что, если проболтается Джон, они на него насядут и
сделают орудием против нее. - Жутко пить хочется. В холодильнике есть
вода со льдом. Хочешь?
- Не бросай меня! - тут же откликнулся он.
- Ну давай пойдем вместе. Будем держаться за руки. Он как будто за-
думался.
- Ладно.
Осторожно переставляя ноги, держась друг за дружку, они пробрались
в кухню.
- Ты уж, подружка, не сболтни чего. Особенно про это. Что такой
здоровяк боится темноты. А то такой гогот подымется - меня отсюда вет-
ром выдует.
- Не подымется, если ты им расскажешь про...
- Может, и нет. Все может быть. - Он хмыкнул. - Только, по мне,
лучше бы им не знать. Мне тебя, подружка, сам бог послал.
От его слов у нее на глазах снова навернулись слезы. Наконец добра-
лись до холодильника, она нащупала рукой кувшин. Лед давно растаял, и
все равно пить было приятно. Что я там наболтала, испуганно думала
Чарли. Кажется... все. Даже такое, о чем уж никак не хочется говорить,
- про ферму Мэндерсов, например. Хокстеттер и эти люди, они-то про нее
все знают, ну и пусть. Но Джон... теперь он тоже знает, - что он о ней
подумает?
И все же рассказала. Каждый раз его слова почему-то попадали в са-
мое больное место, и - она рассказывала... и плакала. Она ждала
встречных вопросов, вытягивания подробностей, осуждения, а вместо это-
го встретила понимание и молчаливое участие. Не потому ли он сумел по-
нять, через какой ад она прошла, что сам побывал в аду?
- На, попей, - предложила она.
- Спасибо. - Он сделал несколько глотков и вернул ей кувшин. - Спа-
сибо тебе. Она поставила кувшин в холодильник.
- Пошли обратно, - сказал он. - Когда же, наконец, дадут свет? -
Скорей бы уж. Сколько они уже здесь вдвоем? Часов семь, прикинул он,
не меньше. Скорей бы выбраться отсюда и все хорошенько обмозговать.
Нет, не то, о чем она ему сегодня рассказала, тут для него не было ни-
чего нового, - а план дальнейших действий.
- Дадут, дадут, - успокаивала его Чарли. С теми же предосторожнос-
тями они проделали обратный путь и уселись на кушетке.
- Они тебе ничего не говорили про твоего?
- Только, что он живой-здоровый, - ответила она.
- А что если я попробую пробраться к нему? - сказал Рэйнберд так,
будто его только что осенило.
- А ты можешь? Правда, можешь?
- А что, поменяюсь с Герби отсеками... Увижу, как он там.
Скажу, что ты в норме. Нет, сказать не получится... я ему лучше за-
писку или что-нибудь такое.
- Ты что, это ведь опасно!
- Ну, это если часто. А разок можно - я ведь твой должник. Надо
глянуть, что с ним.
Она бросилась к нему на шею и расцеловала. Рэйнберд прижал ее к се-
бе. По-своему он любил ее, сейчас больше, чем когда-либо. Сейчас она
принадлежала ему, а он, хотелось верить, ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102