– Что за человек! – воскликнул Артур Грайд, притворяясь во время этой пытки, будто веселится от всей души. А затем с беспокойством добавил: – Да, сохранить ее, вот и все. И ведь это нетрудно, не правда ли?
– Нетрудно! – насмешливо повторил Ральф. – Всем известно, как легко понять женщину и следить за нею. Но послушайте, приближается час, когда вас осчастливят. Полагаю, вы теперь же уплатите по обязательству, чтобы в дальнейшем избавить нас от хлопот.
– О, что за человек! – проворчал Артур.
– Почему бы нет? – осведомился Ральф. – Полагаю, никто не заплатит вам процентов с этой суммы за время с настоящего момента до двенадцати часов, не так ли?
– Но и вам, знаете ли, никто их не заплатит, – возразил Грайд, подмигнув Ральфу с таким лукавым и хитрым выражением, какое только мог придать своему лицу.
– Кроме того, – сказал Ральф, позволив своим губам скривиться в улыбку, – при вас нет денег и вы не ожидали моей просьбы, иначе вы захватили бы их с собой. И никому вы бы так не хотели оказать услугу, как мне. Понимаю. Доверяем мы друг другу приблизительно одинаково. Вы готовы?
Грайд, который только и делал, что усмехался, кивал и бормотал во время этой последней тирады Ральфа, ответил утвердительно и, вынув из шляпы два больших белых банта, приколол один к груди и с большим трудом заставил Ральфа сделать то же самое. Принарядившись таким образом, они сели в карету, которую заранее нанял Ральф, и поехали к дому прекрасной и несчастнейшей невесты.
Грайд, которому бодрость и мужество постепенно изменяли, по мере того как они все ближе и ближе подъезжали к дому, был совершенно удручен и запуган мрачным молчанием, окутывавшим этот дом. Заплаканное лицо бедной девушки-служанки, единственного живого существа, которое они увидели, носило следы бессонницы. Не было никого, кто бы их встретил и приветствовал, и они прокрались наверх в гостиную скорее как два грабителя, чем как жених и его друг.
– Можно подумать, – сказал Ральф, невольно говоря тихим и приглушенным голосом, – что здесь похороны, а не свадьба.
– Хи-хи! – хихикнул его приятель. – Какой вы шутник!
– Приходится шутить, – сухо заметил Ральф, – потому что здесь довольно тоскливо и холодно. Приободритесь, сударь, и не будьте похожи на висельника!
– Да, да, я постараюсь, – сказал Грайд. – Но… но… разве вы не думаете, что она сейчас выйдет?
– Полагаю, что она не выйдет, пока не будет принуждена выйти, – ответил Ральф, посмотрев на часы,а у нее есть еще добрых полчаса. Укротите ваше нетерпение.
– Я… я… постараюсь быть терпеливым, – запинаясь, выговорил Артур.Ни за что на свете не хотел бы я быть резким с ней. Боже мой, ни за что! Пусть она приходит, когда хочет, когда ей угодно. Мы ее торопить не будем.
Когда Ральф устремил на своего трепещущего друга острый взгляд, показывавший, что он прекрасно понимает причину этой чрезвычайной предупредительности и внимания, на лестнице послышались шаги и в комнату вошел сам Брэй, на цыпочках и предостерегающе подняв руку, словно где-то поблизости лежал больной, которого нельзя беспокоить.
– Тише! – прошептал он. – Вечером ей было очень плохо. Я думал, что сердце ее разобьется; сейчас она одета и горько плачет у себя в комнате; но ей лучше, и она совсем спокойна. Это главное!
– Она готова, не так ли? – спросил Ральф.
– Совсем готова, – ответил отец.
– И нас не задержит слабость, свойственная молодым леди, – обморок или что-нибудь в этом роде? – продолжал Ральф.
– Теперь на нее можно вполне положиться, – заявил Брэй. – Послушайте, пойдемте-ка сюда.
Он увлек Ральфа в дальний конец комнаты и указал на Грайда, который сидел, съежившись в углу, нервно теребя пуговицы фрака и выставляя напоказ лицо, в котором беспокойство заострило и подчеркнуло все, что было в нем гнусного и подлого.
– Посмотрите на этого человека! – выразительно прошептал Брэй. – В конце концов это кажется жестоким.
– Что кажется вам жестоким? – осведомился Ральф с таким тупым видом, как будто и в самом деле его не понял.
– Эта свадьба! – ответил Брэй. – Не спрашивайте – что. Вы знаете не хуже меня.
Ральф пожал плечами, выражая немое порицание раздражению Брэя, поднял брови и сжал губы, как это делают люди, когда у них готов исчерпывающий ответ на какое-нибудь замечание, но они ждут более благоприятного случая, чтобы дать его, или же не считают нужным отвечать тому, кто им возражает.
– Взгляните на него! Разве это не жестоко? – сказал Брэй.
– Нет! – смело ответил Ральф.
– А я говорю, что жестоко! – с чрезвычайным раздражением возразил Брэй. – Это жестоко, клянусь всем, что есть подлого и предательского!
Когда люди готовы совершить какое-нибудь неправедное дело или дать на него свое согласие, им свойственно выражать жалость к жертве и в то же время сознавать, что сами они высокодобродетельны, нравственны и стоят бесконечно выше тех, кто этой жалости не выражает. Таково своеобразное утверждение превосходства веры над делами; и оно весьма утешительно. Нужно отдать справедливость Ральфу: он редко прибегал к такого рода лицемерию, но понимал тех, кто это делал, а потому позволил Брэю несколько раз повторить весьма энергически, что они сообща совершают очень жестокое дело, после чего снова решил вставить словечко.
– Посмотрите, какой это высохший, сморщенный, бессильный старик,сказал Ральф, когда Брэй, наконец, замолчал. – Будь он помоложе, это было бы жестоко, но в данном случае… Слушайте, мистер Брэй, он скоро умрет и оставит ее богатой молодой вдовой! На этот раз мисс Мадедайн считается с вашим выбором, в следующий раз пусть она сама сделает выбор.
– Правда, правда, – отозвался Брэй, грызя ногти и явно чувствуя себя неважно. – Ничего лучшего я не мог для нее сделать, чем посоветовать ей принять это предложение, не правда ли? Я спрашиваю вас, Никльби, как человека, знающего свет, так ли это?
– Конечно, – ответил Ральф. – Вот что я вам скажу, сэр: в округе на пять миль от этого места найдется сотня отцов – зажиточных, добрых, богатых, надежных людей, – которые рады были бы отдать своих дочерей и собственные уши в придачу вот этому самому человеку, хоть он и похож на обезьяну и мумию.
– Это верно! – воскликнул Брэй, жадно хватаясь за все, в чем видел оправдание себе. – Я это ей говорил и вчера вечером и сегодня.
– Вы ей говорили правду, – сказал Ральф, – и хорошо сделали, что так поступили, хотя в то же время должен вам сказать, что, если бы у меня была дочь и если бы моя свобода, развлечения и, больше того, здоровье мое и жизнь зависели от того, возьмет ли она мужа, мною выбранного, я бы надеялся, что не представится необходимости приводить еще какие-нибудь доводы, чтобы заставить ее подчиниться моим желаниям.
Брэй взглянул на Ральфа, как бы проверяя, серьезно ли тот говорит, и, выразив двумя-тремя кивками безоговорочное согласие с его словами, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270