Павла.
– Мистер Брауди, – сказала Кэт, обращаясь к его жене, – самый добродушный, сердечный и веселый человек, какого мне случалось видеть. Будь я угнетена несчетными заботами, я бы почувствовала себя снова счастливой, только взглянув на него.
– Честное слово, Кэт, он и в самом деле кажется превосходнейшим человеком, – сказала миссис Никльби, – превосходнейшим! И, право же, мне в любое время доставит удовольствие – да, удовольствие – видеть вас у себя, миссис Брауди, вот так, запросто, без церемоний. Мы ничего не выставляем напоказ, – сказала миссис Никльби тоном, казалось дающим понять, что они многое могли бы выставить напоказ, если бы были к тому расположены. – Никакой суеты, никаких приготовлений – я бы этого не допустила. Я сказала: «Кэт, дорогая моя, ты только приведешь в смущение миссис Брауди, и это было бы нелепо и необдуманно с нашей стороны!»
– Уверяю вас, я вам очень признательна, сударыня, – с благодарностью ответила миссис Брауди. – Джон, уже скоро одиннадцать. Боюсь, что мы засиделись до позднего часа.
– До позднего часа! – повторила миссис Никльби с отрывистым смешком, который закончился коротким покашливанием в виде восклицательного знака.Для нас это совсем ранний час. Мы привыкли ложиться так поздно! Двенадцать, час, два, три часа для нас пустяки. Балы, обеды, карты! Нигде еще не бывало таких повес, как люди в тех краях, где мы жили. Право же, теперь я часто изумляюсь, как мы могли все это вынести, и какое это несчастье, когда имеешь такой большой круг знакомых и все тебя приглашают! Я бы не посоветовала молодоженам увлекаться этим. Но, разумеется, – и это вполне понятно, – я думаю, это только к лучшему, что мало кого из молодоженов могут подстерегать подобные соблазны. Была там одна семья, жившая примерно на расстоянии мили от нас – не по прямой дороге, но если круто повернуть влево у заставы, где плимутская почтовая карета переехала осла. Это были удивительные люди, они устраивали самые экстравагантные празднества с искусственными цветами, шампанским и разноцветными фонарями – короче говоря, со всевозможными деликатесами по части еды и питья, какие только может пожелать самый привередливый эпикуреец. Не думаю, чтобы нашлись еще такие люди, как эти Пелтирогез. Ты помнишь Пелтирогез, Кэт?
Кэт понимала, что для удобства и спокойствия гостей давно пора прервать этот поток воспоминаний, и потому ответила, что она необычайно живо и отчетливо помнит Пелтирогез, а затем добавила, что в начале вечера мистер Брауди обещал спеть йоркширскую песню и ей не терпится, чтобы он свое обещание исполнил, ибо это развлечет ее матушку и доставит всем удовольствие, которого не выразишь словами.
Когда миссис Никльби подтвердила замечание своей дочери с величайшей любезностью, – ибо и в этом было нечто покровительственное и как бы намек, что она обладает разборчивым вкусом и является чем-то вроде критика в такого рода вещах, – Джон Брауди принялся восстанавливать в памяти слова какой-то северной песенки и обратился за помощью к своей жене. Когда с этим было покончено, он проделал несколько неуклюжих движений на своем стуле и, выбрав одну муху на потолке среди других спавших там мух, устремил на нее взгляд и заревел громовым голосом чувствительный романс (предполагалось, что его поет нежный пастушок, готовый зачахнуть от любви и отчаяния).
К концу первого куплета, словно кто-то на улице ждал этого момента, чтобы дать о себе знать, послышался громкий и настойчивый стук в парадную дверь – такой громкий и такой настойчивый, что леди дружно вздрогнули, а Джон Брауди умолк.
– Должно быть, это по ошибке, – беззаботно сказал Николас. – Мы не знаем никого, кто бы мог прийти в этот час.
Однако миссис Никльби высказала опасение, не сгорела ли контора, или, быть может, «мистеры Чириблы» послали за Николасом, чтобы пригласить его в компаньоны (что несомненно казалось весьма правдоподобным в этот поздний час), или мистер Линкинуотер сбежал с кассой, или мисс Ла-Криви заболела, или, быть может…
Но вдруг восклицание Кэт резко оборвало ее догадки, и в комнату вошел Ральф Никльби.
– Постойте! – сказал Ральф, когда Николас встал, а Кэт, подойдя к нему, оперлась на его руку. – Прежде чем этот юнец скажет слово, выслушайте меня.
Николас закусил губу и грозно тряхнул головой, но, казалось, в тот момент не в силах был выговорить ни слова. Кэт теснее прижалась к нему, Смайк спрятался за их спинами, а Джон Брауди, который слышал о Ральфе и как будто узнал его без особого труда, занял позицию между стариком и своим молодым другом, как бы с целью помешать тому и другому сделать еще хоть шаг вперед.
– Слушайте меня, говорю я! – сказал Ральф. – Меня, а не его!
– Ну, так говори то, что хочешь сказать, сэр! – сказал Джон. – И смотри не распали гневом кровь, которую лучше бы ты постарался охладить.
– Вас я узнал бы по языку, – сказал Ральф, – а его (он указал на Смайка) – по виду.
– Не говорите с ним! – воскликнул Николас, вновь обретя голос. – Я этого не допущу. Я не желаю его слушать. Я этого человека не знаю. Я не могу дышать воздухом, который он отравляет. Его присутствие – оскорбление для моей сестры. Видеть его – позор! Я этого не потерплю!
– Стой! – крикнул Джон, положив свою тяжелую руку ему на плечо.
– Тогда пусть он немедленно уйдет! – вырываясь, воскликнул Николас. – Я не подниму на него руки, но он должен уйти. Я не потерплю его здесь. Джон, Джон Брауди, мой это дом? Ребенок я, что ли? Если он будет стоять здесь,вскричал Николас в бешенстве, – и смотреть с таким спокойствием на тех, кто знает его черное и подлое сердце, он доведет меня до сумасшествия!
На все эти восклицания Джон Брауди не отвечал ни слова, но по-прежнему удерживал Николаса и, когда тот замолчал, стал говорить.
– Тут придется поговорить и послушать больше, чем ты думаешь, – сказал Джон Брауди. – Говорю тебе, я это уже почуял. Что это за тень там за дверью? Ну-ка, школьный учитель, покажись, приятель, нечего стыдиться. Ну-ка, старый джентльмен, подавайте сюда школьного учителя!
Услыхав такое приглашение, мистер Сквирс, который топтался в коридоре в ожидании минуты, когда ему целесообразно будет эффектно появиться, поневоле съежился и вошел без всякой помпы, причем Джон Брауди захохотал так заразительно и с таким удовольствием, что даже Кэт, несмотря на все огорчение, тревогу и изумление, вызванные этой сценой, и несмотря на слезы, выступившие у нее на глазах, почувствовала желание присоединиться к нему.
– Кончили веселиться, сэр? – спросил, наконец, Ральф.
– В настоящее время почти что кончил, сэр, – ответил Джон.
– Я могу подождать, – сказал Ральф. – Располагайте временем, прошу вас.
Ральф выждал, пока не наступило полное молчание, а затем, повернувшись к миссис Никльби, но не спуская настороженного взгляда с Кэт, словно больше интересуясь тем, какое впечатление это произведет на нее, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270
– Мистер Брауди, – сказала Кэт, обращаясь к его жене, – самый добродушный, сердечный и веселый человек, какого мне случалось видеть. Будь я угнетена несчетными заботами, я бы почувствовала себя снова счастливой, только взглянув на него.
– Честное слово, Кэт, он и в самом деле кажется превосходнейшим человеком, – сказала миссис Никльби, – превосходнейшим! И, право же, мне в любое время доставит удовольствие – да, удовольствие – видеть вас у себя, миссис Брауди, вот так, запросто, без церемоний. Мы ничего не выставляем напоказ, – сказала миссис Никльби тоном, казалось дающим понять, что они многое могли бы выставить напоказ, если бы были к тому расположены. – Никакой суеты, никаких приготовлений – я бы этого не допустила. Я сказала: «Кэт, дорогая моя, ты только приведешь в смущение миссис Брауди, и это было бы нелепо и необдуманно с нашей стороны!»
– Уверяю вас, я вам очень признательна, сударыня, – с благодарностью ответила миссис Брауди. – Джон, уже скоро одиннадцать. Боюсь, что мы засиделись до позднего часа.
– До позднего часа! – повторила миссис Никльби с отрывистым смешком, который закончился коротким покашливанием в виде восклицательного знака.Для нас это совсем ранний час. Мы привыкли ложиться так поздно! Двенадцать, час, два, три часа для нас пустяки. Балы, обеды, карты! Нигде еще не бывало таких повес, как люди в тех краях, где мы жили. Право же, теперь я часто изумляюсь, как мы могли все это вынести, и какое это несчастье, когда имеешь такой большой круг знакомых и все тебя приглашают! Я бы не посоветовала молодоженам увлекаться этим. Но, разумеется, – и это вполне понятно, – я думаю, это только к лучшему, что мало кого из молодоженов могут подстерегать подобные соблазны. Была там одна семья, жившая примерно на расстоянии мили от нас – не по прямой дороге, но если круто повернуть влево у заставы, где плимутская почтовая карета переехала осла. Это были удивительные люди, они устраивали самые экстравагантные празднества с искусственными цветами, шампанским и разноцветными фонарями – короче говоря, со всевозможными деликатесами по части еды и питья, какие только может пожелать самый привередливый эпикуреец. Не думаю, чтобы нашлись еще такие люди, как эти Пелтирогез. Ты помнишь Пелтирогез, Кэт?
Кэт понимала, что для удобства и спокойствия гостей давно пора прервать этот поток воспоминаний, и потому ответила, что она необычайно живо и отчетливо помнит Пелтирогез, а затем добавила, что в начале вечера мистер Брауди обещал спеть йоркширскую песню и ей не терпится, чтобы он свое обещание исполнил, ибо это развлечет ее матушку и доставит всем удовольствие, которого не выразишь словами.
Когда миссис Никльби подтвердила замечание своей дочери с величайшей любезностью, – ибо и в этом было нечто покровительственное и как бы намек, что она обладает разборчивым вкусом и является чем-то вроде критика в такого рода вещах, – Джон Брауди принялся восстанавливать в памяти слова какой-то северной песенки и обратился за помощью к своей жене. Когда с этим было покончено, он проделал несколько неуклюжих движений на своем стуле и, выбрав одну муху на потолке среди других спавших там мух, устремил на нее взгляд и заревел громовым голосом чувствительный романс (предполагалось, что его поет нежный пастушок, готовый зачахнуть от любви и отчаяния).
К концу первого куплета, словно кто-то на улице ждал этого момента, чтобы дать о себе знать, послышался громкий и настойчивый стук в парадную дверь – такой громкий и такой настойчивый, что леди дружно вздрогнули, а Джон Брауди умолк.
– Должно быть, это по ошибке, – беззаботно сказал Николас. – Мы не знаем никого, кто бы мог прийти в этот час.
Однако миссис Никльби высказала опасение, не сгорела ли контора, или, быть может, «мистеры Чириблы» послали за Николасом, чтобы пригласить его в компаньоны (что несомненно казалось весьма правдоподобным в этот поздний час), или мистер Линкинуотер сбежал с кассой, или мисс Ла-Криви заболела, или, быть может…
Но вдруг восклицание Кэт резко оборвало ее догадки, и в комнату вошел Ральф Никльби.
– Постойте! – сказал Ральф, когда Николас встал, а Кэт, подойдя к нему, оперлась на его руку. – Прежде чем этот юнец скажет слово, выслушайте меня.
Николас закусил губу и грозно тряхнул головой, но, казалось, в тот момент не в силах был выговорить ни слова. Кэт теснее прижалась к нему, Смайк спрятался за их спинами, а Джон Брауди, который слышал о Ральфе и как будто узнал его без особого труда, занял позицию между стариком и своим молодым другом, как бы с целью помешать тому и другому сделать еще хоть шаг вперед.
– Слушайте меня, говорю я! – сказал Ральф. – Меня, а не его!
– Ну, так говори то, что хочешь сказать, сэр! – сказал Джон. – И смотри не распали гневом кровь, которую лучше бы ты постарался охладить.
– Вас я узнал бы по языку, – сказал Ральф, – а его (он указал на Смайка) – по виду.
– Не говорите с ним! – воскликнул Николас, вновь обретя голос. – Я этого не допущу. Я не желаю его слушать. Я этого человека не знаю. Я не могу дышать воздухом, который он отравляет. Его присутствие – оскорбление для моей сестры. Видеть его – позор! Я этого не потерплю!
– Стой! – крикнул Джон, положив свою тяжелую руку ему на плечо.
– Тогда пусть он немедленно уйдет! – вырываясь, воскликнул Николас. – Я не подниму на него руки, но он должен уйти. Я не потерплю его здесь. Джон, Джон Брауди, мой это дом? Ребенок я, что ли? Если он будет стоять здесь,вскричал Николас в бешенстве, – и смотреть с таким спокойствием на тех, кто знает его черное и подлое сердце, он доведет меня до сумасшествия!
На все эти восклицания Джон Брауди не отвечал ни слова, но по-прежнему удерживал Николаса и, когда тот замолчал, стал говорить.
– Тут придется поговорить и послушать больше, чем ты думаешь, – сказал Джон Брауди. – Говорю тебе, я это уже почуял. Что это за тень там за дверью? Ну-ка, школьный учитель, покажись, приятель, нечего стыдиться. Ну-ка, старый джентльмен, подавайте сюда школьного учителя!
Услыхав такое приглашение, мистер Сквирс, который топтался в коридоре в ожидании минуты, когда ему целесообразно будет эффектно появиться, поневоле съежился и вошел без всякой помпы, причем Джон Брауди захохотал так заразительно и с таким удовольствием, что даже Кэт, несмотря на все огорчение, тревогу и изумление, вызванные этой сценой, и несмотря на слезы, выступившие у нее на глазах, почувствовала желание присоединиться к нему.
– Кончили веселиться, сэр? – спросил, наконец, Ральф.
– В настоящее время почти что кончил, сэр, – ответил Джон.
– Я могу подождать, – сказал Ральф. – Располагайте временем, прошу вас.
Ральф выждал, пока не наступило полное молчание, а затем, повернувшись к миссис Никльби, но не спуская настороженного взгляда с Кэт, словно больше интересуясь тем, какое впечатление это произведет на нее, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270