ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

здесь они принялись обсуждать начало и развитие их знакомства; припоминая мелкие события, они добрались, наконец, до мисс Сесилии Бобстер.
– Кстати, – заметил Ньюмен, – вы мне так и не сказали настоящего имени молодой леди.
– Маделайн, – сообщил Николас.
– Маделайн? – воскликнул Ньюмен. – Какая Маделайн? Как ее фамилия? Скажите мне ее фамилию!
– Брэй, – с величайшим изумлением отвегил Николас.
– Та самая! – вскричал Ньюмен. – Плохо дело! И вы можете сложа руки смотреть, как этот чудовищный брак будет заключен, не делая ни единой попытки спасти ее?
– Что это значит? – встрепенувшись, воскликнул Николас. – Брак! Вы с ума сошли?
– А вы? А она? Или вы слепы, глухи, бесчувственны, мертвы? – сказал Ньюмен. – Да знаете ли вы, что через день благодаря вашему дяде Ральфу она выйдет замуж за человека такого же дурного, как он? Даже еще хуже, если это только возможно! Знаете ли вы, что через день она будет принесена в жертву – и это так же верно, как то, что вы стоите здесь, – старому негодяю, дьяволу во плоти, искушенному во всех дьявольских кознях…
– Думайте о том, что вы говорите! – перебил Николас. – Ради бога! Я один здесь остался, а те, кто мог бы протянуть руку, чтобы спасти ее, сейчас далеко. Что вы хотите сказать?
– Я никогда не слышал ее имени, – сказал Ньюмен, задыхаясь от волнения. – Почему вы мне не сказали? Как я мог знать? По крайней мере у нас было бы время подумать!
– Что вы хотите сказать? – закричал Николас. Нелегкое было дело вырвать у Ньюмена это сообщение, но после бесконечной и странной пантомимы, которая ничего не разъясняла, Николас, придя почти в такое же неистовство, как и сам Ньюмен Ногс, насильно усадил его на стул и придерживал, пока тот не начал рассказывать.
Бешенство, изумление, негодование захлестнули сердце слушателя, когда перед ним раскрылся заговор. Едва успел он уразуметь, в чем дело, как, дрожа всем телом и с землисто-серым лицом, выбежал из комнаты.
– Держите его! – закричал Ньюмен, бросившись вдогонку. – Он выкинет что-нибудь отчаянное! Он убьет кого-нибудь! Эй! Держи его! Держи вора, держи вора!
Глава LII,
Николас отчаивается спасти Маделайн Брэй, но вновь обретает мужество и решает сделать попытку. Сведения о делах семейных Кенуигсов и Лиливиков

Видя, что Ньюмен решил во что бы то ни стало остановить его, и опасаясь, что какой-нибудь благонамеренный прохожий, привлеченный криком: «Держи вора!», немедленно схватит его и тогда ему не так-то легко будет выпутаться из этого неприятного положения, Николас вскоре замедлил шаги и позволил Ньюмену Ногсу присоединиться к нему; тот это сделал, задыхаясь так, что казалось, еще минута – и он не выдержит.
– Я иду прямо к Брэю! – сказал Николас. – Я увижу этого человека. Если осталось у него в груди хоть какое-нибудь человеческое чувство, хоть искра любви к родной дочери, не имеющей ни матери, ни друзей, я эту искру раздую!
– Не раздуете, – возразил Ньюмен. – Право же, не раздуете.
– В таком случае, – сказал Николас, шагая вперед, – я последую первому своему побуждению и пойду прямо к Ральфу Никльби.
– К тому времени, когда вы туда доберетесь, он будет в постели, – сказал Ньюмен.
– Я его оттуда вытащу! – крикнул Николас.
– Ну-ну! – сказал Ногс. – Опомнитесь.
– Вы лучший из друзей, Ньюмен, – помолчав, начал Николас и с этими словами взял его за руку. – Много испытаний выпало на мою долю, и я не терял голову, но с этим испытанием связано несчастье другого человека – такое несчастье, что я прихожу в отчаяние и не знаю, как быть!
Действительно, положение казалось безнадежным. Немыслимо было извлечь какую-нибудь пользу из тех сведений, какие почерпнул Ньюмен Ногс, когда прятался в шкафу. Самый факт соглашения между Ральфом Никльби и Грайдом не мог служить законным препятствием к браку и не заставил бы возражать против него Брэя, который если и не знал точно о существовании какого-то договора, то несомненно подозревал об этом. Упоминание о мошенничестве, жертвой которого должна была стать Маделайн, было сделано Артуром Грайдом в достаточной мере туманно, а в передаче Ньюмена Ногса, окутанного вдобавок парами из «карманного пистолета», оно стало совсем невразумительным.
– Я не вижу ни проблеска надежды, – сказал Николас.
– Тем больше оснований сохранять хладнокровие, рассудок, сообразительность, – сказал Ньюмен, делая паузу после каждого слова, чтобы с тревогой заглянуть в лицо друга. – Где братья?
– Уехали по неотложным делам и вернутся не раньше чем через неделю.
– Нельзя ли дать им знать? Сделать так, чтобы один из них был здесь завтра к вечеру?
– Невозможно! – сказал Николас. – Нас разделяет море. При самом попутном ветре, какой только может быть, потребовалось бы три дня и три ночи, чтобы съездить туда и вернуться.
– А их племянник? – спросил Ньюмен. – Их старый клерк?
– Могут ли они сделать больше, чем я? – возразил Николас. – Что касается их обоих, мне предписано хранить полное молчание об этом предмете. Какое право имею я обмануть доверие, мне оказанное, если ничто, кроме чуда, не может предотвратить этой жертвы?
– Подумайте, – понукал Ньюмен. – Нет ли какого-нибудь средства?
– Нет, – в глубоком унынии сказал Николас. – Никакого. Отец настаивает, дочь соглашается. Эти дьяволы держат ее в своих сетях; на их стороне закон, сила, власть, деньги, положение. Могу ли я надеяться спасти ее?
– Надейтесь до конца! – воскликнул Ньюмен, похлопав его по спине. – Всегда надейтесь, мой мальчик! Никогда не переставайте надеяться! Вы меня слышите, Ник? Испробуйте все. Это кое-что значит – увериться в том, что вы сделали все возможное. Но главное – не переставайте надеяться, иначе нет никакого смысла делать что бы то ни было. Надейтесь, надейтесь до конца!
Николас нуждался в ободрении. Внезапность, с какой открылись ему планы обоих ростовщиков, короткий срок, оставшийся ему, чтобы им помешать, вероятность, почти граничившая с уверенностью, что через несколько часов Маделайн станет для него навеки недосягаемой, будет обречена на невыразимые страдания и, быть может, на безвременную смерть, – все это совершенно оглушило и ошеломило его. Все надежды, связанные с нею, какие он позволял себе лелеять или питал бессознательно, казалось, лежали у его ног, увядшие и мертвые. Все обаятельные ее черты, какие хранила его память или воображение, представлялись ему, и это только усиливало его тревогу, и отчаяние его становилось еще более горьким. Глубокое сострадание, вызванное ее беспомощностью, и восхищение ее героизмом и стойкостью разжигали негодование, сотрясавшее его тело и переполнявшее сердце, готовое разорваться.
Но если сердце Николаса было для него бременем, то сердце Ньюмена пришло ему на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270