Второй, третий и четвертый этажи имели особые звонки. Что до мансард, то туда никто никогда не приходил. Если кому-нибудь нужны были первые этажи, то они были тут же, и оставалось только войти в них, а в кухню вел отдельный ход вниз по лестнице из нижнего дворика. Поэтому, если исходить из соображений необходимости и пользы, это обертывание перчаткой дверного кольца было совершенно непостижимо.
Но дверные кольца можно обертывать не только из соображений утилитарных, что и было ясно доказано в данном случае. Есть некоторые утонченные формальности и церемонии, которые надлежит соблюдать в цивилизованной жизни, иначе человечество вернется к первобытному варварскому состоянию. Ни одна элегантная леди никогда не разрешалась от бремени – да и ни одно элегантное разрешение от бремени не могло иметь место – без символического обертывания дверного кольца. Миссис Кенуигс была леди с некоторыми претензиями на элегантность; миссис Кенуигс разрешилась от бремени.
И посему мистер Кенуигс обернул безмолвствующее дверное кольцо в своих владениях белой лайковой перчаткой.
– Право, не знаю, – сказал мистер Кенуигс, поправляя воротничок сорочки и медленно поднимаясь по лестнице, – не поместить ли объявление в газете, раз это мальчик.
Размышляя о целесообразности такого шага и о сенсации, которую он должен произвести в округе, мистер Кенуигс отправился в гостиную, где на подставке перед камином сушились чрезвычайно миниатюрные принадлежности туалета, а мистер Ломби, доктор, нянчил на руках младенца, то есть прошлогоднего младенца, не нового.
– Это чудесный малыш, мистер Кенуигс, – сказал мистер Ломби, доктор.
– Вы считаете его чудесным мальчиком, сэр? – отозвался мистер Кенуигс.
– Самый чудесный мальчик, какого мне случалось видеть. Никогда еще не видывал такого младенца.
Утешительный предмет для размышлений и дающий исчерпывающий ответ тем, кто твердит о дегенерации человеческого рода: каждый рождающийся в мир младенец лучше, чем предыдущий.
– Никогда не видывал такого младенца, – повторил дистер Ломби, доктор.
– Морлина была чудесным младенцем, – возразил мистер Кенуигс, словно нападали на его семейство.
– Все они были чудесными младенцами, – сказал мистер Ломби.
И мистер Ломби с задумчивым видом продолжал баюкать младенца. Если он размышлял о том, в какую статью счета вписать баюканье, то об этом должно было быть известно лучше всех ему самому.
На протяжении этого короткого разговора мисс Морлина, как старшая в семье и, натурально, представительница своей матери во время нездоровья последней, без устали тормошила и шлепала трех младших мисс Кенуигс; такая заботливость и нежность вызвали слезы на глазах мистера Кенуигса и побудили его заявить, что по уму и поведению это дитя – женщина.
– Она будет сокровищем для человека, за которого выйдет замуж, сэр,сказал вполголоса мистер Кенуигс. – Я думаю, она сделает выгодную партию, мистер Ломби.
– Меня это отнюдь бы не удивило, – отозвался доктор.
– Вы никогда не видели, как она танцует, сэр? – осведомился мистер Кенуигс.
Доктор покачал головой.
– Ax! – сказал мистер Кенуигс так, словно жалел его от всего сердца. – В таком случае вы не знаете, на что она способна.
Все это время в соседнюю комнату быстро входили и выходили оттуда, дверь очень тихо открывалась и эакрывалась (ибо необходимо было охранять покой миссис Кенуигс), и младенца показывали трем-четырем десяткам депутаций от избранных друзей женского пола, которые собрались в коридоре и у подъезда обсудить событие со всех сторон. Действительно, волнение охватило всю улицу, и можно было видеть, как леди группами стоят у двери (некоторые в таком же интересном положении, в каком миссис Кенуигс в последний раз появлялась в обществе), повествуя о своих испытаниях при подобных же обстоятельствах. Иные даже завоевали себе славу, еще за день в точности предсказав, когда это должно произойти, а другие говорили о том, что они сразу угадали, в чем тут дело, когда мистер Кенуигс, весь бледный, изо всех сил пустился бежать по улице. Одни утверждали одно, а другие другое, но все говорили вместе, и все соглашались по двум пунктам: во-первых, в высшей степени достойно и весьма похвально сделать то, что сделала миссис Кенуигс, и, во-вторых, никогда еще не бывало такого искусного и ученого доктора, как доктор Ломби.
В разгар этой сумятицы доктор Ломби, как было сообщено выше, сидел в комнате второго этажа окнами на улицу, нянча на руках смещенного с должности младенца и беседуя с мистером Кенуигсом. Доктор Ломби был толстый, грубоватый джентльмен без воротничка и с бородой, отросшей со вчерашнего утра, ибо он был популярен, а округа плодовита и обернуто было еще три дверных кольца, одно за другим, в течение последних сорока восьми часов.
– Итак, мистер Кенуигс, – сказал доктор Ломби, – получается шесть. Со временем у вас будет славное семейство, сэр.
– Мне кажется, шестерых почти достаточно, сэр, – отозвался мистер Кенуигс.
– Ну-ну! – сказал доктор. – Вздор! Должно быть вдвое больше!
Тут доктор захохотал, но еще больше хохотала замужняя приятельница миссис Кенуигс, которая только что вышла из комнаты больной доложить о положении дел и хлебнуть немного бренди с водой; она как будто считала, что никогда еще не преподносили обществу такой прекрасной шутки.
– Им не приходится полагаться только на удачу, – сказал мистер Кенуигс, посадив к себе на колени вторую дочь, – у них есть виды на наследство.
– О, вот как! – сказал мистер Ломби, доктор.
– И, кажется, очень неплохие виды? – осведомилась замужняя леди.
– Видите ли, сударыня, – сказал мистер Кенуигс, – в сущности не мне говорить о том, каковы могут быть эти виды. Не мне хвастаться семейством, с которым я имею честь состоять в родстве… В то же время миссис Кенуигс… Я бы сказал, – неожиданно объявил мистер Кенуигс, повысив при этом голос, – что моим детям, быть может, придется по сто фунтов на каждого. Быть может, больше, но уж столько-то несомненно.
– А это очень приличное маленькое состояние, – сказала замужняя леди.
– У миссис Кенуигс есть родственники, – продолжал мистер Кенуигс, беря понюшку табаку из табакерки доктора и затем чихая очень громко, так как не привык к нему, – родственники, которые могли, бы десятерым оставить по сто фунтов и после этого все-таки не просить подаяния.
– Я знаю, кого вы имеете в виду, – заметила замужняя леди, кивая головой.
– Я никаких имен не называл и не хочу называть никаких имен, – с величественным видом сказал мистер Кенуигс. – Многие из моих друзей встречали в этой самой комнате родственника миссис Кенуигс, который мог бы оказать честь любому обществу, вот и все.
– Я его встречала, – сказала замужняя леди, бросив взгляд на доктора Ломби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270
Но дверные кольца можно обертывать не только из соображений утилитарных, что и было ясно доказано в данном случае. Есть некоторые утонченные формальности и церемонии, которые надлежит соблюдать в цивилизованной жизни, иначе человечество вернется к первобытному варварскому состоянию. Ни одна элегантная леди никогда не разрешалась от бремени – да и ни одно элегантное разрешение от бремени не могло иметь место – без символического обертывания дверного кольца. Миссис Кенуигс была леди с некоторыми претензиями на элегантность; миссис Кенуигс разрешилась от бремени.
И посему мистер Кенуигс обернул безмолвствующее дверное кольцо в своих владениях белой лайковой перчаткой.
– Право, не знаю, – сказал мистер Кенуигс, поправляя воротничок сорочки и медленно поднимаясь по лестнице, – не поместить ли объявление в газете, раз это мальчик.
Размышляя о целесообразности такого шага и о сенсации, которую он должен произвести в округе, мистер Кенуигс отправился в гостиную, где на подставке перед камином сушились чрезвычайно миниатюрные принадлежности туалета, а мистер Ломби, доктор, нянчил на руках младенца, то есть прошлогоднего младенца, не нового.
– Это чудесный малыш, мистер Кенуигс, – сказал мистер Ломби, доктор.
– Вы считаете его чудесным мальчиком, сэр? – отозвался мистер Кенуигс.
– Самый чудесный мальчик, какого мне случалось видеть. Никогда еще не видывал такого младенца.
Утешительный предмет для размышлений и дающий исчерпывающий ответ тем, кто твердит о дегенерации человеческого рода: каждый рождающийся в мир младенец лучше, чем предыдущий.
– Никогда не видывал такого младенца, – повторил дистер Ломби, доктор.
– Морлина была чудесным младенцем, – возразил мистер Кенуигс, словно нападали на его семейство.
– Все они были чудесными младенцами, – сказал мистер Ломби.
И мистер Ломби с задумчивым видом продолжал баюкать младенца. Если он размышлял о том, в какую статью счета вписать баюканье, то об этом должно было быть известно лучше всех ему самому.
На протяжении этого короткого разговора мисс Морлина, как старшая в семье и, натурально, представительница своей матери во время нездоровья последней, без устали тормошила и шлепала трех младших мисс Кенуигс; такая заботливость и нежность вызвали слезы на глазах мистера Кенуигса и побудили его заявить, что по уму и поведению это дитя – женщина.
– Она будет сокровищем для человека, за которого выйдет замуж, сэр,сказал вполголоса мистер Кенуигс. – Я думаю, она сделает выгодную партию, мистер Ломби.
– Меня это отнюдь бы не удивило, – отозвался доктор.
– Вы никогда не видели, как она танцует, сэр? – осведомился мистер Кенуигс.
Доктор покачал головой.
– Ax! – сказал мистер Кенуигс так, словно жалел его от всего сердца. – В таком случае вы не знаете, на что она способна.
Все это время в соседнюю комнату быстро входили и выходили оттуда, дверь очень тихо открывалась и эакрывалась (ибо необходимо было охранять покой миссис Кенуигс), и младенца показывали трем-четырем десяткам депутаций от избранных друзей женского пола, которые собрались в коридоре и у подъезда обсудить событие со всех сторон. Действительно, волнение охватило всю улицу, и можно было видеть, как леди группами стоят у двери (некоторые в таком же интересном положении, в каком миссис Кенуигс в последний раз появлялась в обществе), повествуя о своих испытаниях при подобных же обстоятельствах. Иные даже завоевали себе славу, еще за день в точности предсказав, когда это должно произойти, а другие говорили о том, что они сразу угадали, в чем тут дело, когда мистер Кенуигс, весь бледный, изо всех сил пустился бежать по улице. Одни утверждали одно, а другие другое, но все говорили вместе, и все соглашались по двум пунктам: во-первых, в высшей степени достойно и весьма похвально сделать то, что сделала миссис Кенуигс, и, во-вторых, никогда еще не бывало такого искусного и ученого доктора, как доктор Ломби.
В разгар этой сумятицы доктор Ломби, как было сообщено выше, сидел в комнате второго этажа окнами на улицу, нянча на руках смещенного с должности младенца и беседуя с мистером Кенуигсом. Доктор Ломби был толстый, грубоватый джентльмен без воротничка и с бородой, отросшей со вчерашнего утра, ибо он был популярен, а округа плодовита и обернуто было еще три дверных кольца, одно за другим, в течение последних сорока восьми часов.
– Итак, мистер Кенуигс, – сказал доктор Ломби, – получается шесть. Со временем у вас будет славное семейство, сэр.
– Мне кажется, шестерых почти достаточно, сэр, – отозвался мистер Кенуигс.
– Ну-ну! – сказал доктор. – Вздор! Должно быть вдвое больше!
Тут доктор захохотал, но еще больше хохотала замужняя приятельница миссис Кенуигс, которая только что вышла из комнаты больной доложить о положении дел и хлебнуть немного бренди с водой; она как будто считала, что никогда еще не преподносили обществу такой прекрасной шутки.
– Им не приходится полагаться только на удачу, – сказал мистер Кенуигс, посадив к себе на колени вторую дочь, – у них есть виды на наследство.
– О, вот как! – сказал мистер Ломби, доктор.
– И, кажется, очень неплохие виды? – осведомилась замужняя леди.
– Видите ли, сударыня, – сказал мистер Кенуигс, – в сущности не мне говорить о том, каковы могут быть эти виды. Не мне хвастаться семейством, с которым я имею честь состоять в родстве… В то же время миссис Кенуигс… Я бы сказал, – неожиданно объявил мистер Кенуигс, повысив при этом голос, – что моим детям, быть может, придется по сто фунтов на каждого. Быть может, больше, но уж столько-то несомненно.
– А это очень приличное маленькое состояние, – сказала замужняя леди.
– У миссис Кенуигс есть родственники, – продолжал мистер Кенуигс, беря понюшку табаку из табакерки доктора и затем чихая очень громко, так как не привык к нему, – родственники, которые могли, бы десятерым оставить по сто фунтов и после этого все-таки не просить подаяния.
– Я знаю, кого вы имеете в виду, – заметила замужняя леди, кивая головой.
– Я никаких имен не называл и не хочу называть никаких имен, – с величественным видом сказал мистер Кенуигс. – Многие из моих друзей встречали в этой самой комнате родственника миссис Кенуигс, который мог бы оказать честь любому обществу, вот и все.
– Я его встречала, – сказала замужняя леди, бросив взгляд на доктора Ломби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270