но это фактически то же самое, что
сказать, что смысл или некое дескриптивное содержание фиксирует референт
термина, каким бы он ни был.
Этих сомнений достаточно, по крайней мере, для того, чтобы на законных
основаниях рассматривать потенциал других подходов в решении вопроса о
критериях референциальной значимости терминов. Интенсиональные контексты,
такие как "Георг IV хотел знать, является ли Скотт автором Уэверли" или
"Джон попросил принести ему книгу, которая лежит на столе" предполагают ,
по крайней мере, два способа их интерпретации: de re - когда
соответствующие термины (в упомянутых случаях - "Скотт" и "автор Уэверли" и
"книга, которая лежит на столе") предполагаются значимыми именно как
указывающие на конкретные предметы и только на них, и de dicto - когда
предполагается значимым отношение синонимии между терминами (как в первом
случае) или удовлетворение соответствующей характеристике (как во втором)
независимо от того, каковы референты терминов. От способа интерпретации
зависят условия истинности высказываний (как в первом случае) или условия
выполнимости соответствующих действий (как во втором случае). Логический
анализ в стиле Рассела, если применяется ко всем без исключения случаям,
когда некое выражение претендует на роль именующего нечто термина, нацелен
на устранение de re интерпретаций; но если на настаивать на непременной
принадлежности всех таких выражений к классу предикатов (а значит - на
сводимости знания референта к знанию условий истинности высказываний
определенного вида), то вопрос о критериях выбора релевантной интерпретации
остается открытым. Один из способов решить эту проблему опирается на
концепцию значения выражения как способа его употребления. Такую позицию,
например, разделяет К. Доннелан (в статье "Референция и определенные
дескрипции"): согласно его подходу референциальность - это характеристика
не выражений языка, а определенных способов употреблять их; противоположную
ей характеристику, предполагающую de dicto интерпретацию, Доннелан назвал
"атрибутивностью" [3, с.231-244]. Доннелан рассматривает, как употребляются
определенные дескрипции, но его аргументы применимы и к употреблению имен.
Говорящий, употребляющий в утверждении определенную дескрипцию атрибутивно,
утверждает, по его мнению, нечто о ком бы то ни было или о чем бы то ни
было, что удовлетворяет данной дескрипции (имя, конечно, в этом смысле не
может употребляться атрибутивно, если не признавать за ним никакого
дескриптивного содержания, но атрибутивность или , по крайней мере, не
референциальность имени при таком его употреблении может, по крайней мере,
пониматься как упоминание чего бы то ни было, что может называться этим
именем); говорящий же, употребляющий в утверждении определенную дескрипцию
референциально, употребляет ее для того, чтобы подтолкнуть своих слушателей
к пониманию того, о ком или о чем он говорит и утверждает нечто именно об
этой личности или вещи [3, с.233]. "При референциальном употреблении
определенная дескрипция есть просто один из инструментов для производства
определенной работы - привлечения внимания к личности или вещи - и в общем
любой другой инструмент для производства этой же самой работы, другая
дескрипция или имя сделают это с тем же успехом" [3, c.233]. Критериями
различения между двумя указанными контекстами употребления определенных
дескрипций должны быть, по видимому, определенные существенные для этих
контекстов обстоятельства. Примеры, которые приводит Доннелан,
иллюстрируют, какого рода должны быть эти обстоятельства, или, иначе, что
надо знать о говорящем, чтобы утверждать, что он употребляет определенную
дескрипцию референциально или атрибутивно. Так, если некто, хорошо знавший
покойного Смита, произносит высказывание "Убийца Смита невменяем" (8),
находясь под сильным впечатлением от картины злодейского преступления, но
не зная, кто именно его совершил, мы вправе будем заключить, что здесь
выражение "убийца Смита" употреблено атрибутивно. Нам для этого достаточно
знать о говорящем все вышеперечисленное; более того, вероятно, нам
достаточно всего лишь знать о говорящем, что он не знает и не предполагает,
кто именно убил Смита. Конечно, наблюдатель не может быть абсолютно уверен,
что в момент произнесения фразы у говорящего не мелькнуло подозрение
относительно личности убийцы и что соответствующая дескрипция не была
употреблена именно с целью указания на него, даже если исходное намерение,
мотивировавшее произнесение фразы, было атрибутивным (мгновение спустя,
быть может, подозрения рассеялись и как у говорящего, так и у наблюдателя
благодаря этому сохранилась иллюзия атрибутивности употребления дескрипции,
что впоследствии может быть установлено из ответа "Никого конкретного" на
вопрос "Кого вы имеете в виду?"), но в принципе мы вправе любой случай
употребления определенных дескрипций оценивать, исходя из презумпции
нереференциальности. Настоящие трудности возникают при определении условий
референциального употребления выражений вообще и определенных дескрипций в
частности. Доннелан так описывает обстоятельства, в соответствии с которыми
выражение "убийца Смита" должно быть употреблено референциально: некий
Джонс обвинен в убийстве Смита и посажен на скамью подсудимых, обсуждается
странное поведение Джонса во время процесса и в ходе этого обсуждения
звучит рассматриваемая фраза. Здесь перечислены внешние обстоятельства: то,
что Джонсу вменяется в вину убийство Смита, есть общепризнанный факт, а не
частное предположение высказывающего фразу; наконец сама фраза включена в
разговор, который уже ведется о Джонсе. Действительно, подобные
обстоятельства вполне могут подтолкнуть наблюдателя к предположению, что
рассматриваемая дескрипция, включенная в подобный разговор, употреблена
референциально. Но достаточно ли этого, не оказывается ли еще необходимым
для вывода о референциальной значимости дескрипции в данном контексте
принять дополнительную гипотезу относительно мотивации говорящего к
произнесению именно этой фразы и даже, у'же, к вербализации именно данной
дескрипции в составе этой фразы? Предположим, ее произносит человек,
который так же, как и все, верит в виновность Джонса, но не хочет, чтобы
его обвинили: как мы должны рассудить в таком случае - употребляет ли он
соответствующую дескрипцию, чтобы в очередной раз указать на Джонса, или
чтобы привлечь внимание или даже намекнуть на некоторые индивидуальные
черты, которым явно должен отвечать убийца Смита, но, похоже, не отвечает
Джонс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
сказать, что смысл или некое дескриптивное содержание фиксирует референт
термина, каким бы он ни был.
Этих сомнений достаточно, по крайней мере, для того, чтобы на законных
основаниях рассматривать потенциал других подходов в решении вопроса о
критериях референциальной значимости терминов. Интенсиональные контексты,
такие как "Георг IV хотел знать, является ли Скотт автором Уэверли" или
"Джон попросил принести ему книгу, которая лежит на столе" предполагают ,
по крайней мере, два способа их интерпретации: de re - когда
соответствующие термины (в упомянутых случаях - "Скотт" и "автор Уэверли" и
"книга, которая лежит на столе") предполагаются значимыми именно как
указывающие на конкретные предметы и только на них, и de dicto - когда
предполагается значимым отношение синонимии между терминами (как в первом
случае) или удовлетворение соответствующей характеристике (как во втором)
независимо от того, каковы референты терминов. От способа интерпретации
зависят условия истинности высказываний (как в первом случае) или условия
выполнимости соответствующих действий (как во втором случае). Логический
анализ в стиле Рассела, если применяется ко всем без исключения случаям,
когда некое выражение претендует на роль именующего нечто термина, нацелен
на устранение de re интерпретаций; но если на настаивать на непременной
принадлежности всех таких выражений к классу предикатов (а значит - на
сводимости знания референта к знанию условий истинности высказываний
определенного вида), то вопрос о критериях выбора релевантной интерпретации
остается открытым. Один из способов решить эту проблему опирается на
концепцию значения выражения как способа его употребления. Такую позицию,
например, разделяет К. Доннелан (в статье "Референция и определенные
дескрипции"): согласно его подходу референциальность - это характеристика
не выражений языка, а определенных способов употреблять их; противоположную
ей характеристику, предполагающую de dicto интерпретацию, Доннелан назвал
"атрибутивностью" [3, с.231-244]. Доннелан рассматривает, как употребляются
определенные дескрипции, но его аргументы применимы и к употреблению имен.
Говорящий, употребляющий в утверждении определенную дескрипцию атрибутивно,
утверждает, по его мнению, нечто о ком бы то ни было или о чем бы то ни
было, что удовлетворяет данной дескрипции (имя, конечно, в этом смысле не
может употребляться атрибутивно, если не признавать за ним никакого
дескриптивного содержания, но атрибутивность или , по крайней мере, не
референциальность имени при таком его употреблении может, по крайней мере,
пониматься как упоминание чего бы то ни было, что может называться этим
именем); говорящий же, употребляющий в утверждении определенную дескрипцию
референциально, употребляет ее для того, чтобы подтолкнуть своих слушателей
к пониманию того, о ком или о чем он говорит и утверждает нечто именно об
этой личности или вещи [3, с.233]. "При референциальном употреблении
определенная дескрипция есть просто один из инструментов для производства
определенной работы - привлечения внимания к личности или вещи - и в общем
любой другой инструмент для производства этой же самой работы, другая
дескрипция или имя сделают это с тем же успехом" [3, c.233]. Критериями
различения между двумя указанными контекстами употребления определенных
дескрипций должны быть, по видимому, определенные существенные для этих
контекстов обстоятельства. Примеры, которые приводит Доннелан,
иллюстрируют, какого рода должны быть эти обстоятельства, или, иначе, что
надо знать о говорящем, чтобы утверждать, что он употребляет определенную
дескрипцию референциально или атрибутивно. Так, если некто, хорошо знавший
покойного Смита, произносит высказывание "Убийца Смита невменяем" (8),
находясь под сильным впечатлением от картины злодейского преступления, но
не зная, кто именно его совершил, мы вправе будем заключить, что здесь
выражение "убийца Смита" употреблено атрибутивно. Нам для этого достаточно
знать о говорящем все вышеперечисленное; более того, вероятно, нам
достаточно всего лишь знать о говорящем, что он не знает и не предполагает,
кто именно убил Смита. Конечно, наблюдатель не может быть абсолютно уверен,
что в момент произнесения фразы у говорящего не мелькнуло подозрение
относительно личности убийцы и что соответствующая дескрипция не была
употреблена именно с целью указания на него, даже если исходное намерение,
мотивировавшее произнесение фразы, было атрибутивным (мгновение спустя,
быть может, подозрения рассеялись и как у говорящего, так и у наблюдателя
благодаря этому сохранилась иллюзия атрибутивности употребления дескрипции,
что впоследствии может быть установлено из ответа "Никого конкретного" на
вопрос "Кого вы имеете в виду?"), но в принципе мы вправе любой случай
употребления определенных дескрипций оценивать, исходя из презумпции
нереференциальности. Настоящие трудности возникают при определении условий
референциального употребления выражений вообще и определенных дескрипций в
частности. Доннелан так описывает обстоятельства, в соответствии с которыми
выражение "убийца Смита" должно быть употреблено референциально: некий
Джонс обвинен в убийстве Смита и посажен на скамью подсудимых, обсуждается
странное поведение Джонса во время процесса и в ходе этого обсуждения
звучит рассматриваемая фраза. Здесь перечислены внешние обстоятельства: то,
что Джонсу вменяется в вину убийство Смита, есть общепризнанный факт, а не
частное предположение высказывающего фразу; наконец сама фраза включена в
разговор, который уже ведется о Джонсе. Действительно, подобные
обстоятельства вполне могут подтолкнуть наблюдателя к предположению, что
рассматриваемая дескрипция, включенная в подобный разговор, употреблена
референциально. Но достаточно ли этого, не оказывается ли еще необходимым
для вывода о референциальной значимости дескрипции в данном контексте
принять дополнительную гипотезу относительно мотивации говорящего к
произнесению именно этой фразы и даже, у'же, к вербализации именно данной
дескрипции в составе этой фразы? Предположим, ее произносит человек,
который так же, как и все, верит в виновность Джонса, но не хочет, чтобы
его обвинили: как мы должны рассудить в таком случае - употребляет ли он
соответствующую дескрипцию, чтобы в очередной раз указать на Джонса, или
чтобы привлечь внимание или даже намекнуть на некоторые индивидуальные
черты, которым явно должен отвечать убийца Смита, но, похоже, не отвечает
Джонс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70