Длящееся и моментальное можно описывать в категориях
материи и формы. Они не существуют независимо, но мыслима (познаваема) лишь
форма. Она обнаруживается как организующий принцип для того, что длится или
производится в продолжающемся действии. Именно благодаря ей мы в состоянии
конституировать целое в проходящем переживании. Конституированное целое
нетождественно форме, поскольку подразумевает еще и материю. Материя есть
то, что длится. Материальная вещь, то есть целое, которое не только
мыслится, но и ощущается, нигде не дана и не представлена. Она есть только
горизонт, в котором все, что мыслится и воспринимается, подразумевается
нами как единое. Так, строительство Шартрского собора воспринимается лишь в
качестве ношения кирпичей, замешивания извести, обтесывания камней. Но оно
также и мыслится в рамках единого замысла, продуманной процедуры, в которой
все названные и многие другие действия осмысленны и взаимосвязаны.
Одновременное (даже вневременное - в едином акте схватывания) видение этого
замысла, как проекта строительства, позволяет назвать себя строителем
собора, а не только каменотесом или носильщиком. Но такое "умное видение"
осуществляется лишь на фоне происходящей процессуальности действия (или
восприятия). Следовательно, строительство собора - это не только единый
замысел строительства. Возможность воспринимать происходящее в непрерывном
длении заставляет предполагать в нем бесконечное разнообразие,
превосходящее схваченный замысел. Последний может бесконечно уточняться и
конкретизироваться, охватывая все больший воспринимаемый материал. Поэтому
наряду с схваченной формой мы мыслим несхваченное формально-материальное
единство. Оно не мыслится и не воспринимается. Оно лишь предполагается, как
горизонт всех возможных смыслов и замыслов, то есть как регулятивное
понятие, как необходимый фон всякого возможного знания.
Представление о материальной вещи очень часто фигурирует в рассуждении, как
нечто простое. Материальная (или, как иногда говорят, чувственно
воспринимаемая) вещь есть, вроде бы, нечто такое, что всегда имеется под
рукой, о чем можно особо не задумываться. Такие категории, как материя и
форма предстают мысли как весьма абстрактные понятия, для более или менее
удовлетворительного описания которых следует прежде всего указать на
какой-нибудь стол или дом, чтобы после выяснять - что для этого стола
является материей, а что - формой. Поступая так, мы становимся жертвами
какой-то странной инверсии, пытаясь объяснить непонятное через еще более
непонятное. Вещь, называемая нами материальной, как раз никогда не имеется
под рукой. Под рукой (как в прямом, так и в метафорическом смысле) имеется
именно материя. Сама же вещь вообще нигде не имеется. Она заведомо
превышает пределы всего мыслимого, и когда мы ссылаемся на нечто "вот это"
(этого человека, это дерево или это положение дел), то имеем в виду идею
вещи (в кантовском, а не платоновском смысле). Возможность отнестись как-то
к данному предмету обусловлена двумя обстоятельствами. Во-первых,
схваченностью формы, то есть мыслимого единства. Благодаря схватыванию
формы мы только и в состоянии вычленить нечто из потока, из материальной
бессвязности, постоянно протекающей у нас между пальцами. Во-вторых,
однако, мы мыслим предмет, как непрерывно воспринимавшийся нами, а потому
отдаем себе отчет в том, что схваченная форма отнюдь не полна. Заметим, что
мыслить формальное единство вещи и мыслить ее саму, как
формально-материальное единство (материальную вещь) суть два разных способа
мыслить. Формальное единство устанавливается как конкретное, актуально
схваченное единство взаимосвязей. Оно в самом деле имеется, хотя и не под
рукой, а в мысли. Материальная вещь мыслится лишь как возможность
дальнейшего бесконечного схватывания, то есть как возможность для все более
точного представления формы. То различение способов мышления, которое мы
пытаемся здесь провести, вполне соответствует кантовскому различению между
рассудком и разумом. Формальное единство - это рассудочное единство. Оно
конечно и конструктивно. Рассудок устанавливает форму, как нечто готовое,
более того, дающее возможность продуктивного действия. Разум есть
способность мыслить бесконечные понятия - естественно, не конструктивно.
Разум, обнаруживая идею, предполагает (а не устанавливает) безусловное
единство всех возможных конституент рассудка, то есть всех возможных форм.
Понятие материальной вещи содержит именно такое предполагаемое единство.
Важно иметь в виду, что это понятие не имеет прямого отношения к видимому,
слышимому или ощущаемому. Оно лишь содержит гипотезу о единстве
протекающего во времени восприятия (переживания или действия) со схваченной
в момент остановки формой. Сама форма такого единства не устанавливает.
Существует непроходимая пропасть между "самой вещью" и ее идеальным
(формальным) представлением. Именно эту пропасть ликвидирует разум, сводя
вместе то, что не могут совместить ни рассудок, ни чувство. Иными словами,
разум снимает противоречие между длящимся действием и статичностью
моментального схватывания. Снятие это, однако, всегда остается
проблематичным, поскольку никогда не осуществлено. Вещь, предъявленная как
материальная и при этом в полной формальной целостности, - это не готовый
результат (такой результат недостижим), а проблема. Схватывание формы есть
попытка ее решения. Ведь наша задача - это не формальное единство само по
себе. Форма возникает лишь как проект вещи, точнее, как проект
деятельности, направленной на создание вещи.
Сейчас нам необходимо разобраться с теми терминами, которыми мы описывали
отношение к длящемуся. Мы говорили о действии, о восприятии, о переживании.
Можно представить различные сценарии их отношений с актом схватывания
формы. Восприятие должно ему предшествовать. Воспринимая нечто длящееся
(например, слушая музыку или разглядывая геометрический чертеж) мы в
какой-то момент схватываем структуру воспринимаемого. Мы словно поняли, что
именно протекало перед нами, что это была за вещь. Действие, напротив,
должно следовать за схватыванием. Так, процедуре решения математической
задачи предшествует открытие того, как ее надо решать. После долгого (и
подчас бесцельного) прописывания формул или вычерчивания фигур мы вдруг
прозреваем, перед нами открывается структура еще не осуществленного
решения. Дальнейшие действия становятся осмысленными и целесообразными. Мы
строим решение задачи сообразно схваченному нами проекту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
материи и формы. Они не существуют независимо, но мыслима (познаваема) лишь
форма. Она обнаруживается как организующий принцип для того, что длится или
производится в продолжающемся действии. Именно благодаря ей мы в состоянии
конституировать целое в проходящем переживании. Конституированное целое
нетождественно форме, поскольку подразумевает еще и материю. Материя есть
то, что длится. Материальная вещь, то есть целое, которое не только
мыслится, но и ощущается, нигде не дана и не представлена. Она есть только
горизонт, в котором все, что мыслится и воспринимается, подразумевается
нами как единое. Так, строительство Шартрского собора воспринимается лишь в
качестве ношения кирпичей, замешивания извести, обтесывания камней. Но оно
также и мыслится в рамках единого замысла, продуманной процедуры, в которой
все названные и многие другие действия осмысленны и взаимосвязаны.
Одновременное (даже вневременное - в едином акте схватывания) видение этого
замысла, как проекта строительства, позволяет назвать себя строителем
собора, а не только каменотесом или носильщиком. Но такое "умное видение"
осуществляется лишь на фоне происходящей процессуальности действия (или
восприятия). Следовательно, строительство собора - это не только единый
замысел строительства. Возможность воспринимать происходящее в непрерывном
длении заставляет предполагать в нем бесконечное разнообразие,
превосходящее схваченный замысел. Последний может бесконечно уточняться и
конкретизироваться, охватывая все больший воспринимаемый материал. Поэтому
наряду с схваченной формой мы мыслим несхваченное формально-материальное
единство. Оно не мыслится и не воспринимается. Оно лишь предполагается, как
горизонт всех возможных смыслов и замыслов, то есть как регулятивное
понятие, как необходимый фон всякого возможного знания.
Представление о материальной вещи очень часто фигурирует в рассуждении, как
нечто простое. Материальная (или, как иногда говорят, чувственно
воспринимаемая) вещь есть, вроде бы, нечто такое, что всегда имеется под
рукой, о чем можно особо не задумываться. Такие категории, как материя и
форма предстают мысли как весьма абстрактные понятия, для более или менее
удовлетворительного описания которых следует прежде всего указать на
какой-нибудь стол или дом, чтобы после выяснять - что для этого стола
является материей, а что - формой. Поступая так, мы становимся жертвами
какой-то странной инверсии, пытаясь объяснить непонятное через еще более
непонятное. Вещь, называемая нами материальной, как раз никогда не имеется
под рукой. Под рукой (как в прямом, так и в метафорическом смысле) имеется
именно материя. Сама же вещь вообще нигде не имеется. Она заведомо
превышает пределы всего мыслимого, и когда мы ссылаемся на нечто "вот это"
(этого человека, это дерево или это положение дел), то имеем в виду идею
вещи (в кантовском, а не платоновском смысле). Возможность отнестись как-то
к данному предмету обусловлена двумя обстоятельствами. Во-первых,
схваченностью формы, то есть мыслимого единства. Благодаря схватыванию
формы мы только и в состоянии вычленить нечто из потока, из материальной
бессвязности, постоянно протекающей у нас между пальцами. Во-вторых,
однако, мы мыслим предмет, как непрерывно воспринимавшийся нами, а потому
отдаем себе отчет в том, что схваченная форма отнюдь не полна. Заметим, что
мыслить формальное единство вещи и мыслить ее саму, как
формально-материальное единство (материальную вещь) суть два разных способа
мыслить. Формальное единство устанавливается как конкретное, актуально
схваченное единство взаимосвязей. Оно в самом деле имеется, хотя и не под
рукой, а в мысли. Материальная вещь мыслится лишь как возможность
дальнейшего бесконечного схватывания, то есть как возможность для все более
точного представления формы. То различение способов мышления, которое мы
пытаемся здесь провести, вполне соответствует кантовскому различению между
рассудком и разумом. Формальное единство - это рассудочное единство. Оно
конечно и конструктивно. Рассудок устанавливает форму, как нечто готовое,
более того, дающее возможность продуктивного действия. Разум есть
способность мыслить бесконечные понятия - естественно, не конструктивно.
Разум, обнаруживая идею, предполагает (а не устанавливает) безусловное
единство всех возможных конституент рассудка, то есть всех возможных форм.
Понятие материальной вещи содержит именно такое предполагаемое единство.
Важно иметь в виду, что это понятие не имеет прямого отношения к видимому,
слышимому или ощущаемому. Оно лишь содержит гипотезу о единстве
протекающего во времени восприятия (переживания или действия) со схваченной
в момент остановки формой. Сама форма такого единства не устанавливает.
Существует непроходимая пропасть между "самой вещью" и ее идеальным
(формальным) представлением. Именно эту пропасть ликвидирует разум, сводя
вместе то, что не могут совместить ни рассудок, ни чувство. Иными словами,
разум снимает противоречие между длящимся действием и статичностью
моментального схватывания. Снятие это, однако, всегда остается
проблематичным, поскольку никогда не осуществлено. Вещь, предъявленная как
материальная и при этом в полной формальной целостности, - это не готовый
результат (такой результат недостижим), а проблема. Схватывание формы есть
попытка ее решения. Ведь наша задача - это не формальное единство само по
себе. Форма возникает лишь как проект вещи, точнее, как проект
деятельности, направленной на создание вещи.
Сейчас нам необходимо разобраться с теми терминами, которыми мы описывали
отношение к длящемуся. Мы говорили о действии, о восприятии, о переживании.
Можно представить различные сценарии их отношений с актом схватывания
формы. Восприятие должно ему предшествовать. Воспринимая нечто длящееся
(например, слушая музыку или разглядывая геометрический чертеж) мы в
какой-то момент схватываем структуру воспринимаемого. Мы словно поняли, что
именно протекало перед нами, что это была за вещь. Действие, напротив,
должно следовать за схватыванием. Так, процедуре решения математической
задачи предшествует открытие того, как ее надо решать. После долгого (и
подчас бесцельного) прописывания формул или вычерчивания фигур мы вдруг
прозреваем, перед нами открывается структура еще не осуществленного
решения. Дальнейшие действия становятся осмысленными и целесообразными. Мы
строим решение задачи сообразно схваченному нами проекту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70