Любовь,
ненависть, симпатия, антипатия устойчиво употребляются с эпитетом
"бессознательная". Очевидно бессознательной представляется память,
действующая подчас настолько своенравно, что кажется, будто она не нам
принадлежит. Наконец, способность мышления также не является образцом
сознательной деятельности: можно, и нередко, механически думать о чем-либо,
причем нельзя сказать, что предмет мышления определяет его сознательность:
монах может также механически продолжать думать о своем боге, как философ о
своей истине. Следуя платоновскому замечанию, мышление есть речь, только
обращенная не к собеседнику, а к самому себе. Такая речь может быть
бессознательной, как и любая другая болтовня.
К бессознательному относятся действия, совершаемые в состоянии сна, а
именно, во-первых, с точки зрения бодрствующего все те телодвижения,
которые делает спящий, во-вторых, с точки зрения проснувшегося все то, что
он, как ему казалось, делал во сне. Существует древнее мнение, до сих пор
не опровергнутое, согласно которому невозможно дать резон нашей уверенности
в том, что в данный момент мы не спим, но действуем наяву. Почву для этого,
на наш взгляд, создает описанная выше бессознательность механического
действования. Оценив несоизмеримые количества вещей, ускользнувших от
нашего сознания, с отмеченными им, можно сделать вывод, насколько корректно
называть бодрствование чем-то принципиально отличающимся от сна. Недаром
про многое говорят: "Я делал это как во сне". Гераклит, пророк
сознательности, отмечает это: "От людей ускользает то, что они делают
бодрствуя, так же точно, как проходит мимо них то, что они делают во сне".
Остановимся подробнее на некоторых специальных типах бессознательной
деятельности и попробуем описать то, что сопровождает обретение сознания.
Теоретизирование
Известно: разум предписывает природе свои законы. Можно добавить: разум
бессознательно предписывает природе свои законы. В этом нет ничего
выдающегося, никакой особой заслуги разума. Теоретизирование спонтанно:
человек спонтанно расчетлив, предусмотрителен, он уже по своей природе,
бессознательно, готов видеть закономерность - такова природа вида homo
sapiens, в этом его автоматика, его посредственность. Совершенно невозможно
как-то прямо связать это с сознательностью, известны случаи, когда решение
какой-либо научной проблемы приходило во сне. Еще более распространены
случаи, когда во сне только казалось, что решение найдено. Можно ли в
описании подобных событий увидеть принципиальную разницу, позволяющую
надежно установить, чем обернется тот или иной сон, разгадкой или загадкой?
Проблема в том, что сон может проникать в явь, как в случае с Менделеевым,
но это решается на сном, а явью. Только проснувшись, придя в сознание,
можно понять, что имеешь дело с вещью, а не призраком. Мы же пока пытаемся
усмотреть в самих бессознательных состояниях признак-гарантию грядущего
пробуждения. Понимая теоретизирование достаточно широко, включая в него как
"феномены обыденного сознания", так и "феномены научного мышления", можно
обнаружить, что сознательность теоретического вывода никак не определяется
его предметом: можно безотчетно связывать черную кошку с разбитым лбом,
можно также безотчетно объяснять это влиянием гравитации. Сознание не
присутствует в повседневной научной работе как нечто легко уловимое, однако
же известно, что к ученому предъявляется требование: настоящий ученый
должен не просто знать свой предмет, но и сознавать его. Теперь, после
неопозитивистских чисток, можно сказать, что это - наивное, метафизическое
требование, и то, что оно смогло сохраниться, ускользнуть от бритвы,
является важным знаком. Это требование не может предъявляться ученому со
стороны научного сообщества официально, слишком мало у него на это прав,
оно ощущается лишь на уровне личного опыта, передается не как формальный
критерий владения материалом, а как часть традиции, духа науки, можно
сказать, ее запаха, поскольку, подсказывая, что дело вовсе не в
осведомленности или натренированности ума, язык стремится употреблять здесь
лексику совсем иного плана: "Он не просто знает свое дело, он чувствует
его". Требование сознательности висит над входом в храм науки и
предъявляется прежде всего новичкам, по-видимому потому, что именно в этом
случае сознательность действия наиболее очевидна окружающим (так сон
поверяется явью). Момент осознания характеризуется тем, что осваивается,
делается своим, нечто новое, а значит, чужое. Став окончательно своим,
потеряв новизну и войдя в привычку, оно выпадает из сознания. Сознание
открывается нам как передний край освоения мира, как захват мира как мира.
Усталость
Мы недаром употребляем столь энергичный термин, как "захват": сознание
требует усилий. Сознание не связано с каким-то специфическим предметом - и
в этом смысле беспредметно, сознание не связано с каким-то определенным
образом действия - и в этом смысле оно не есть какая-то особая
деятельность. Сознание есть настоящая деятельность, дело, целью которого
является вещь. Когда человек занят не тем, его приводят в сознание словами:
"Оглянись, приди в себя, посмотри, что ты делаешь!" Когда человек сам
чувствует, что он занят не тем, он делает то же самое, пытается прийти в
себя, осмотреться, отрезветь. Это требует усилий как любая остановка внутри
потока, как шокирующий отказ от прежней ориентации, как риск не обрести
новой. Но постоянное обретение нового невозможно, и это не формула логики,
а факт, проявляющийся хотя бы в том неукоснительном правиле, что людям
приходится каждый день спасительно терять сознание, закрывать себя для
нового, для мира, уединяться в себе, "приходить в себя" совершенно иным
способом - засыпая. Сознание требует как раз постоянного усилия воли:
настоящее дело не может быть гарантировано прошлыми заслугами, оно -
настоящее, каждый миг новое, внезапное. Его невозможно решить на потом, на
будущее, раз и навсегда, предсказать его, хотя бы и в такой тонкой форме,
как назвать его делом, любого акцента будет мало, и в следующий миг уже
захочется сокрушать горы, чтобы только ощутить прежнюю тонкость. Сознание
само есть акцент, ударение, делающее из шума речь, а из голоса - слово.
Солипсизм
Потеря сознания в гуссерлевских рассуждениях о сознании становится
очевидной при взгляде на ту ловушку солипсизма, в которую так естественно
угодил Гуссерль, и из которой он так нехотя и неловко затем выбирался.
Солипсизм есть один из предельных случаев потери ощущения мира, а значит, и
границы между собой и миром - тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
ненависть, симпатия, антипатия устойчиво употребляются с эпитетом
"бессознательная". Очевидно бессознательной представляется память,
действующая подчас настолько своенравно, что кажется, будто она не нам
принадлежит. Наконец, способность мышления также не является образцом
сознательной деятельности: можно, и нередко, механически думать о чем-либо,
причем нельзя сказать, что предмет мышления определяет его сознательность:
монах может также механически продолжать думать о своем боге, как философ о
своей истине. Следуя платоновскому замечанию, мышление есть речь, только
обращенная не к собеседнику, а к самому себе. Такая речь может быть
бессознательной, как и любая другая болтовня.
К бессознательному относятся действия, совершаемые в состоянии сна, а
именно, во-первых, с точки зрения бодрствующего все те телодвижения,
которые делает спящий, во-вторых, с точки зрения проснувшегося все то, что
он, как ему казалось, делал во сне. Существует древнее мнение, до сих пор
не опровергнутое, согласно которому невозможно дать резон нашей уверенности
в том, что в данный момент мы не спим, но действуем наяву. Почву для этого,
на наш взгляд, создает описанная выше бессознательность механического
действования. Оценив несоизмеримые количества вещей, ускользнувших от
нашего сознания, с отмеченными им, можно сделать вывод, насколько корректно
называть бодрствование чем-то принципиально отличающимся от сна. Недаром
про многое говорят: "Я делал это как во сне". Гераклит, пророк
сознательности, отмечает это: "От людей ускользает то, что они делают
бодрствуя, так же точно, как проходит мимо них то, что они делают во сне".
Остановимся подробнее на некоторых специальных типах бессознательной
деятельности и попробуем описать то, что сопровождает обретение сознания.
Теоретизирование
Известно: разум предписывает природе свои законы. Можно добавить: разум
бессознательно предписывает природе свои законы. В этом нет ничего
выдающегося, никакой особой заслуги разума. Теоретизирование спонтанно:
человек спонтанно расчетлив, предусмотрителен, он уже по своей природе,
бессознательно, готов видеть закономерность - такова природа вида homo
sapiens, в этом его автоматика, его посредственность. Совершенно невозможно
как-то прямо связать это с сознательностью, известны случаи, когда решение
какой-либо научной проблемы приходило во сне. Еще более распространены
случаи, когда во сне только казалось, что решение найдено. Можно ли в
описании подобных событий увидеть принципиальную разницу, позволяющую
надежно установить, чем обернется тот или иной сон, разгадкой или загадкой?
Проблема в том, что сон может проникать в явь, как в случае с Менделеевым,
но это решается на сном, а явью. Только проснувшись, придя в сознание,
можно понять, что имеешь дело с вещью, а не призраком. Мы же пока пытаемся
усмотреть в самих бессознательных состояниях признак-гарантию грядущего
пробуждения. Понимая теоретизирование достаточно широко, включая в него как
"феномены обыденного сознания", так и "феномены научного мышления", можно
обнаружить, что сознательность теоретического вывода никак не определяется
его предметом: можно безотчетно связывать черную кошку с разбитым лбом,
можно также безотчетно объяснять это влиянием гравитации. Сознание не
присутствует в повседневной научной работе как нечто легко уловимое, однако
же известно, что к ученому предъявляется требование: настоящий ученый
должен не просто знать свой предмет, но и сознавать его. Теперь, после
неопозитивистских чисток, можно сказать, что это - наивное, метафизическое
требование, и то, что оно смогло сохраниться, ускользнуть от бритвы,
является важным знаком. Это требование не может предъявляться ученому со
стороны научного сообщества официально, слишком мало у него на это прав,
оно ощущается лишь на уровне личного опыта, передается не как формальный
критерий владения материалом, а как часть традиции, духа науки, можно
сказать, ее запаха, поскольку, подсказывая, что дело вовсе не в
осведомленности или натренированности ума, язык стремится употреблять здесь
лексику совсем иного плана: "Он не просто знает свое дело, он чувствует
его". Требование сознательности висит над входом в храм науки и
предъявляется прежде всего новичкам, по-видимому потому, что именно в этом
случае сознательность действия наиболее очевидна окружающим (так сон
поверяется явью). Момент осознания характеризуется тем, что осваивается,
делается своим, нечто новое, а значит, чужое. Став окончательно своим,
потеряв новизну и войдя в привычку, оно выпадает из сознания. Сознание
открывается нам как передний край освоения мира, как захват мира как мира.
Усталость
Мы недаром употребляем столь энергичный термин, как "захват": сознание
требует усилий. Сознание не связано с каким-то специфическим предметом - и
в этом смысле беспредметно, сознание не связано с каким-то определенным
образом действия - и в этом смысле оно не есть какая-то особая
деятельность. Сознание есть настоящая деятельность, дело, целью которого
является вещь. Когда человек занят не тем, его приводят в сознание словами:
"Оглянись, приди в себя, посмотри, что ты делаешь!" Когда человек сам
чувствует, что он занят не тем, он делает то же самое, пытается прийти в
себя, осмотреться, отрезветь. Это требует усилий как любая остановка внутри
потока, как шокирующий отказ от прежней ориентации, как риск не обрести
новой. Но постоянное обретение нового невозможно, и это не формула логики,
а факт, проявляющийся хотя бы в том неукоснительном правиле, что людям
приходится каждый день спасительно терять сознание, закрывать себя для
нового, для мира, уединяться в себе, "приходить в себя" совершенно иным
способом - засыпая. Сознание требует как раз постоянного усилия воли:
настоящее дело не может быть гарантировано прошлыми заслугами, оно -
настоящее, каждый миг новое, внезапное. Его невозможно решить на потом, на
будущее, раз и навсегда, предсказать его, хотя бы и в такой тонкой форме,
как назвать его делом, любого акцента будет мало, и в следующий миг уже
захочется сокрушать горы, чтобы только ощутить прежнюю тонкость. Сознание
само есть акцент, ударение, делающее из шума речь, а из голоса - слово.
Солипсизм
Потеря сознания в гуссерлевских рассуждениях о сознании становится
очевидной при взгляде на ту ловушку солипсизма, в которую так естественно
угодил Гуссерль, и из которой он так нехотя и неловко затем выбирался.
Солипсизм есть один из предельных случаев потери ощущения мира, а значит, и
границы между собой и миром - тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70