)? Что такое
"машина сжатий", и как она "выманивает различие у повторения"? Какое
различие - выклянченное?
Для того чтобы все-таки стремиться понять такой текст, а не отказаться от
какого бы то ни было понимания, важно преклонение перед текстом,
убежденность, что в нем скрыто что-то важное, что за завесой непонимания
находится мудрость автора, недоступная "простому" читателю. От читателя
требуются подвиги веры в наличие единственного смысла и интеллектуального
усилия в постижении этого смысла.
Другой вариант реорганизации языка философии предложен логическим
позитивизмом. Эти идеи, наиболее последовательно выраженные ранним
Витгенштейном, Расселом, Шликом, Карнапом, полагают философию строгой
языковой деятельностью, нужной для упорядочивания языковых средств в любой
области знания, для выстраивания ясного мышления. Смысл должен быть выражен
словами ясно и точно. Исходные термины следует определять. Парадоксы
словоупотребления необходимо устранять. Современная англо-американская
философия во многом сложилась под влиянием этих идей, а лидеры этой
философии - Куайн, Патнэм, Хинтикка и др. - часто обращаются к логике как к
основе философии.
Оба варианта реорганизации философии вызывают критику, основное направление
которой заключается в том, что философия при этом исчезает, превращаясь
либо в логику, либо в "глубокомысленное" жонглирование философской
терминологией. Однако оба варианта недостаточно радикальны по отношению к
главному источнику ложных целей философии и иллюзий процесса
философствования: они оставляют вербальный язык философии, предлагая всего
лишь лучше приспособить его либо к нуждам порождения новых смыслов, либо к
нуждам ясности восприятия и воспроизведения смыслов. Можно ли пойти более
радикальным путем, заменив сам язык философии? И останется ли после такой
замены философия философией, или же она превратится во что-то иное,
отличающееся от предшествующей философии так же, как формульная
(аналитическая) математика отличается от древних математических вербальных
текстов?
2. Возможность использования схем в качестве языка философии
Для философа хороши те слова и те суждения, которые способствуют фиксации и
наилучшему отражению философских проблем. Однако вербальные средства
являются "кривым зеркалом", в котором разум неадекватно видит философские
проблемы. Это зеркало ущербно, поскольку естественные языки "склеивают" его
из слов, приспособленных для других целей. Неровность зеркала вербальных
средств заключается в том, что оно состоит из маленьких слов-сегментов.
Каждое слово отражает свет проблемы в особом направлении, в направлении
своего естественно сложившегося смысла (поля смыслов). Чрезвычайно трудно в
суждениях согласовать углы наклона этих сегментов, чтобы поймать проблему в
фокус. В результате изображение проблем дробится, появляются блики и даже
"вербальные миражи". Философия со времени своего рождения оказалась в плену
слов: дробление словами целостных образов ситуаций искажает эти образы,
затрудняет их восприятие. Вербальный язык философии вторичен по отношении к
ее сути, а добавление искусственных понятий не спасает положения, поскольку
наделить их нужным смыслом крайне тяжело, и даже если это удается, такие
понятия тотчас начинают "жить частной жизнью", обогащают свое смысловое
поле и затем привносят в видение проблемы побочные мотивы.
Историческая неудача философии состоит в том, что она в свое время, в
отличие от математики, не смогла найти адекватный исследуемым в ней
проблемам язык. Идея такого языка, более отвечающего образному бытию
философии, ее схематически-образному характеру, заключается в том, что
философские проблемы должны отражаться в нем картинками-схемами, имеющими,
как и проблемы, образную природу. Раскрытие схем (их экспликация)
осуществляется в группах схем, связанных знаками тождества, связи и
следования. Основными "персонажами" схем должны быть субъект (часто
изображаемый с помощью фигуры человека); объект (например изображение
квадрата); стрелки от субъекта, идущие к другому субъекту или к объекту и
задающие мышление субъекта и его действие; стрелки от объекта, идущие к
другому объекту или субъекту и задающие реакцию объекта и его спонтанность.
Изображения в схемах схемами не являются (ибо они не задают ситуацию), в то
время как слова обладают смыслами, отдельными от смысла выражения,
составленного из слов. Соединение изображений, как бы игра в конструктор,
способна давать схемы любой степени сложности: воспроизводить деятельность
и ее этапы, разъяснять феномен рефлексии, вводить бога как определенную
комбинацию стрелок, формулировать этическое поведение... В том числе может
быть предпринята попытка переформулировать философские проблемы и основные
проясняющие эти проблемы мыслительные "ходы" с помощью некоторых групп
схем, присоединяя к ним знак вопроса (равнозначны ли эти группы схем или
нет). Такая образная переформулировка, как мне представляется, будет
означать переход философии в новое измерение, в пространство иных
выразительных средств. В философии необходимо ограничение вербализма, смена
выразительных средств с целью открытия нового способа взаимопонимания людей
в аналогическом исследовании различных жизненных ситуаций.
3. Запутывают ли схемы?
Использование образных средств в качестве языка философии уже предлагалось.
Известно, что Платон в последние годы жизни развивал некое "тайное учение".
Основой этого учения, согласно преданию, было признание вербальных средств
неадекватным инструментом выражения философского мышления. Адекватным
средством Платон, судя по всему, полагал геометрические фигуры; созерцание
этих фигур должно было, по замыслу Платона, выражать сущность блага, истины
и т.д. Например, прямой угол отождествлялся с истиной. Конечно, ныне
невозможно реконструировать скрытое учение позднего Платона, однако в общих
чертах философский дискурс, согласно этому учению, должен был опираться не
на использование вербальных средств, а на апелляцию к зрительным образам.
Традиция позднего Платона не сохранилась. Более того, с конца XIX века
существует стойкое предубеждение относительно использования схем-образов
для выражения философских идей. Лучше всего, как мне кажется, это
негативное отношение было выражено Л. Витгенштейном. Зрительные образы,
согласно Л. Витгенштейну, вводят нас в заблуждение. Это заблуждение
заключается в том, что, глядя на картинку (как на фиксацию зрительного
образа), можно сделать неверный вывод относительно свойств представленных в
картинке объектов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
"машина сжатий", и как она "выманивает различие у повторения"? Какое
различие - выклянченное?
Для того чтобы все-таки стремиться понять такой текст, а не отказаться от
какого бы то ни было понимания, важно преклонение перед текстом,
убежденность, что в нем скрыто что-то важное, что за завесой непонимания
находится мудрость автора, недоступная "простому" читателю. От читателя
требуются подвиги веры в наличие единственного смысла и интеллектуального
усилия в постижении этого смысла.
Другой вариант реорганизации языка философии предложен логическим
позитивизмом. Эти идеи, наиболее последовательно выраженные ранним
Витгенштейном, Расселом, Шликом, Карнапом, полагают философию строгой
языковой деятельностью, нужной для упорядочивания языковых средств в любой
области знания, для выстраивания ясного мышления. Смысл должен быть выражен
словами ясно и точно. Исходные термины следует определять. Парадоксы
словоупотребления необходимо устранять. Современная англо-американская
философия во многом сложилась под влиянием этих идей, а лидеры этой
философии - Куайн, Патнэм, Хинтикка и др. - часто обращаются к логике как к
основе философии.
Оба варианта реорганизации философии вызывают критику, основное направление
которой заключается в том, что философия при этом исчезает, превращаясь
либо в логику, либо в "глубокомысленное" жонглирование философской
терминологией. Однако оба варианта недостаточно радикальны по отношению к
главному источнику ложных целей философии и иллюзий процесса
философствования: они оставляют вербальный язык философии, предлагая всего
лишь лучше приспособить его либо к нуждам порождения новых смыслов, либо к
нуждам ясности восприятия и воспроизведения смыслов. Можно ли пойти более
радикальным путем, заменив сам язык философии? И останется ли после такой
замены философия философией, или же она превратится во что-то иное,
отличающееся от предшествующей философии так же, как формульная
(аналитическая) математика отличается от древних математических вербальных
текстов?
2. Возможность использования схем в качестве языка философии
Для философа хороши те слова и те суждения, которые способствуют фиксации и
наилучшему отражению философских проблем. Однако вербальные средства
являются "кривым зеркалом", в котором разум неадекватно видит философские
проблемы. Это зеркало ущербно, поскольку естественные языки "склеивают" его
из слов, приспособленных для других целей. Неровность зеркала вербальных
средств заключается в том, что оно состоит из маленьких слов-сегментов.
Каждое слово отражает свет проблемы в особом направлении, в направлении
своего естественно сложившегося смысла (поля смыслов). Чрезвычайно трудно в
суждениях согласовать углы наклона этих сегментов, чтобы поймать проблему в
фокус. В результате изображение проблем дробится, появляются блики и даже
"вербальные миражи". Философия со времени своего рождения оказалась в плену
слов: дробление словами целостных образов ситуаций искажает эти образы,
затрудняет их восприятие. Вербальный язык философии вторичен по отношении к
ее сути, а добавление искусственных понятий не спасает положения, поскольку
наделить их нужным смыслом крайне тяжело, и даже если это удается, такие
понятия тотчас начинают "жить частной жизнью", обогащают свое смысловое
поле и затем привносят в видение проблемы побочные мотивы.
Историческая неудача философии состоит в том, что она в свое время, в
отличие от математики, не смогла найти адекватный исследуемым в ней
проблемам язык. Идея такого языка, более отвечающего образному бытию
философии, ее схематически-образному характеру, заключается в том, что
философские проблемы должны отражаться в нем картинками-схемами, имеющими,
как и проблемы, образную природу. Раскрытие схем (их экспликация)
осуществляется в группах схем, связанных знаками тождества, связи и
следования. Основными "персонажами" схем должны быть субъект (часто
изображаемый с помощью фигуры человека); объект (например изображение
квадрата); стрелки от субъекта, идущие к другому субъекту или к объекту и
задающие мышление субъекта и его действие; стрелки от объекта, идущие к
другому объекту или субъекту и задающие реакцию объекта и его спонтанность.
Изображения в схемах схемами не являются (ибо они не задают ситуацию), в то
время как слова обладают смыслами, отдельными от смысла выражения,
составленного из слов. Соединение изображений, как бы игра в конструктор,
способна давать схемы любой степени сложности: воспроизводить деятельность
и ее этапы, разъяснять феномен рефлексии, вводить бога как определенную
комбинацию стрелок, формулировать этическое поведение... В том числе может
быть предпринята попытка переформулировать философские проблемы и основные
проясняющие эти проблемы мыслительные "ходы" с помощью некоторых групп
схем, присоединяя к ним знак вопроса (равнозначны ли эти группы схем или
нет). Такая образная переформулировка, как мне представляется, будет
означать переход философии в новое измерение, в пространство иных
выразительных средств. В философии необходимо ограничение вербализма, смена
выразительных средств с целью открытия нового способа взаимопонимания людей
в аналогическом исследовании различных жизненных ситуаций.
3. Запутывают ли схемы?
Использование образных средств в качестве языка философии уже предлагалось.
Известно, что Платон в последние годы жизни развивал некое "тайное учение".
Основой этого учения, согласно преданию, было признание вербальных средств
неадекватным инструментом выражения философского мышления. Адекватным
средством Платон, судя по всему, полагал геометрические фигуры; созерцание
этих фигур должно было, по замыслу Платона, выражать сущность блага, истины
и т.д. Например, прямой угол отождествлялся с истиной. Конечно, ныне
невозможно реконструировать скрытое учение позднего Платона, однако в общих
чертах философский дискурс, согласно этому учению, должен был опираться не
на использование вербальных средств, а на апелляцию к зрительным образам.
Традиция позднего Платона не сохранилась. Более того, с конца XIX века
существует стойкое предубеждение относительно использования схем-образов
для выражения философских идей. Лучше всего, как мне кажется, это
негативное отношение было выражено Л. Витгенштейном. Зрительные образы,
согласно Л. Витгенштейну, вводят нас в заблуждение. Это заблуждение
заключается в том, что, глядя на картинку (как на фиксацию зрительного
образа), можно сделать неверный вывод относительно свойств представленных в
картинке объектов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70