Вот посмотрите… – Веселова подвела уполномоченного к карбузам, на дне которых блестела рыбья мелочь.
– Да, да… – сказал уполномоченный.
– Что «да»? Рыбу губим, вот что. Крупноячеистые, большие сети надо. Сколько раз говорила председателю об этом. Негде купить? Да за одну зиму сколь сами навязали бы, если бы ниток достал где. А карбузы? Того и гляди, перевернешься в воду. Мы все у бережков ловим, опасаемся на простор выходить. Новые надо строить лодки, с моторами. Уж давно пора понять бы вам в районе, что такая наша рыболовная бригада не дает колхозу прибыли. Кабы не спекулировали чебаками в станционном поселке, давно прогорели бы с такой затеей…
– Ты насчет спекуляции брось! – прервал ее Григорий. – Себе, что ли, деньги я в карман кладу?
– Да рука не дрогнет при удобном случае… – отрезала Евдокия.
– Вот, вот, видите… – обернулся Бородин к уполномоченному… – Что, как не клевета? Тут о людях заботишься, все силы ложишь…
– Ты-то заботишься?! – насмешливо бросила ему в лицо Евдокия.
Бородин поспешно увел прочь уполномоченного.
– Вот так и живем… Споры да крики. Недовольных много. Потому и тяжело, – говорил Григорий, смотря себе под ноги.
– Что же, о карбузах, о сетях она правильно, по-моему… – ответил уполномоченный. – Это надо бы продумать тебе.
– А я что, не думаю?.. Не все сразу это… Хозяйство у меня такое: здесь натянешь – там рвется. Нынче вот урожай ничего вроде. Может, побогаче маленько станем, тогда и сети купим новые и лодки…
Однако ни сетей, ни лодок не купили. Зато на трудодни выдали по полтора килограмма хлеба. А на следующий год Григорий убедил правление выдать по два с половиной, и деньгами – по восемь рублей.
– Что ты делаешь, Григорий Петрович? – спросил Бородина Ракитин, когда они остались вдвоем в конторе. – Куда ведешь колхоз?
– А что? – нехотя буркнул Бородин.
– Больно щедро платишь колхозникам, не по доходам.
– А ты им скажи об этом, – насмешливо посоветовал Бородин.
Не сдержавшись, Ракитин хлопнул по столу ладонью так, что Бородин невольно вздрогнул.
– Черт возьми!.. Ты председатель, так и размышляй по-председательски. Скотные дворы разваливаются, амбары надо строить новые. Крытые тока прохудились, каждую осень течет сквозь них, как сквозь сито, зерносушилок нет. Сколько каждую осень хлеба гноим? Веялок у нас хороших нет, плугов нет, борон нет. Да много чего у нас нет. А ты все доходы на трудодни распределяешь. Одним днем живешь! А во что завтра лошадей запрягать? Куда зерно сыпать? Разве так хозяйствуют? Электростанцию вот построили…
– И это плохо, что ли? – ядовито вставил Бородин.
– Плохо! – запальчиво крикнул Ракитин. – Видел я пьяниц – вроде при галстуке, а костюм на голом теле носит. Даже рубахи нет. Так и у нас. Сколько тысяч угробили, а для чего? Добро бы, на фермы провели свет, ток электрифицировали.
– Сперва во все дома бы провести свет, насиделись в темноте, нанюхались керосиновой копоти…
– А хороший хозяин сначала ток бы механизировал, чтоб труд людей облегчить…
– Всему свое время. Возьмем ссуду у государства, еще станцию построим. И под коровник возьмем, и под телятник…
– Да ведь и так в долгах, как в шелках… Больше миллиона рублей должны государству. Кто платить их будет?
– Чего платить? Ждут-пождут – да спишут…
– Спишут, говоришь? Спишут?!
– А то как же? Раскричался тут, учить вздумал!.. С твое-то знаем. Дал немного вздохнуть людям, а ты уже за глотку меня…
Ракитин дрожал всем телом, сдерживая себя. Григорий, видя состояние Тихона, добавил, раздельно выговаривая слова:
– Радетель за колхозное нашелся. Сколько раз тебе творить, чтоб не совал нос в чужие дела?!
2
Туманов возвращался домой из кузницы, Тихон стоял у калитки своего дома, размышляя о чем-то. Он даже не слышал, как Туманов поздоровался с ним. Очнулся, когда Павел толкнул его в плечо.
– А-а, Павел… Знаешь что, заходи-ка ко мне.
– Зачем?
– Заходи, заходи… Не могу в одиночестве. А жинка с ребятами в кино ушла – кинопередвижка сегодня приехала. – И втянул Туманова за рукав в калитку.
Ракитин накрыл клеенкой стол, нарезал хлеба, огурцов. Потом достал из печки жареного гуся, а из шкафа поллитра водки.
Выпили. Несколько минут молча закусывали. Туманов положил вилку и полез в карман за табаком.
– Слушай, Тихон, а что все-таки с Бородиным у тебя на фронте произошло? А то болтают люди всякое…
Ракитин налил себе и Павлу чаю.
– Что произошло? – Тихон немного помедлил и начал рассказывать: – С Бородиным мы – я говорил тебе как-то – вместе служили, в одной роте. Наступали мы однажды ночью. Дело было в сорок третьем. Надо сказать, хорошо наступали, вот-вот в окопы немецкие ворвемся. И вдруг стало светло как днем. Навесили над нами осветительных ракет, встретили в упор пулеметным огнем из блиндажа. Залегли. Сунулись вправо, влево, чтоб обойти этот проклятый блиндаж, – везде противопехотные мины. Из-за леска немцы тоже из минометов поплевывают. Куда тут? Прижались к земле, окопались кое-как. Зуб горит, видим – вот он, немец, ружейные вспышки совсем близко. Этак подняться бы – через полминуты в том окопчике были бы. Да где-е! А командир батальона запрашивает по рации: почему остановились? Во что бы то ни стало занять немецкий окоп. В общем, положение сложилось не очень веселое. Скрипим зубами: «Пушку бы какую ни на есть…» Но артиллерия отстала…
А приказ есть приказ, выполнять надо. Командир взвода передает по цепи:
«Выход один у нас, товарищи: подползти в темноте сбоку по кустарникам и забросать блиндаж связками гранат. На открытом месте не пробраться, до утра светить будут».
У меня мороз по коже. Испугался? А ты думаешь, как? В одно мгновение прикинул, да не только я, каждый: по кустарникам? По минному полю? Полезешь – верная смерть. Девяносто пять процентов из ста, а может, и того больше. Попробуй проползти двести метров по минному полю!
Командир приказывает:
«Чередов, вперед!»
Молча обвязался солдат Чередов гранатами, так же молча, глазами только, попрощался с нами, пополз. Ждем минуту, две, три… Взрыв. Нет больше Мити Чередова.
Командир помедлил немного, может, несколько секунд. Нам показалось, что год прошел.
«Кондратьев, Смирнов, Кузнецов…»
Еще три солдата поползли к блиндажу с трех направлений. Минут десять тихо было. Потом сразу два взрыва. Через несколько мгновений третий.
А из штаба батальона снова запрашивают по рации: чего третий взвод в землю зарылся? Наступление всего батальона сдерживает. Какой угодно ценой подавить вражеский блиндаж!
В это время командира нашего осколком… Пытается он привстать с земли – и не может, руку к животу прижимает. Выглянула – из любопытства, что ли? – луна из-за туч. Смотрю на его пальцы – почернели они от крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
– Да, да… – сказал уполномоченный.
– Что «да»? Рыбу губим, вот что. Крупноячеистые, большие сети надо. Сколько раз говорила председателю об этом. Негде купить? Да за одну зиму сколь сами навязали бы, если бы ниток достал где. А карбузы? Того и гляди, перевернешься в воду. Мы все у бережков ловим, опасаемся на простор выходить. Новые надо строить лодки, с моторами. Уж давно пора понять бы вам в районе, что такая наша рыболовная бригада не дает колхозу прибыли. Кабы не спекулировали чебаками в станционном поселке, давно прогорели бы с такой затеей…
– Ты насчет спекуляции брось! – прервал ее Григорий. – Себе, что ли, деньги я в карман кладу?
– Да рука не дрогнет при удобном случае… – отрезала Евдокия.
– Вот, вот, видите… – обернулся Бородин к уполномоченному… – Что, как не клевета? Тут о людях заботишься, все силы ложишь…
– Ты-то заботишься?! – насмешливо бросила ему в лицо Евдокия.
Бородин поспешно увел прочь уполномоченного.
– Вот так и живем… Споры да крики. Недовольных много. Потому и тяжело, – говорил Григорий, смотря себе под ноги.
– Что же, о карбузах, о сетях она правильно, по-моему… – ответил уполномоченный. – Это надо бы продумать тебе.
– А я что, не думаю?.. Не все сразу это… Хозяйство у меня такое: здесь натянешь – там рвется. Нынче вот урожай ничего вроде. Может, побогаче маленько станем, тогда и сети купим новые и лодки…
Однако ни сетей, ни лодок не купили. Зато на трудодни выдали по полтора килограмма хлеба. А на следующий год Григорий убедил правление выдать по два с половиной, и деньгами – по восемь рублей.
– Что ты делаешь, Григорий Петрович? – спросил Бородина Ракитин, когда они остались вдвоем в конторе. – Куда ведешь колхоз?
– А что? – нехотя буркнул Бородин.
– Больно щедро платишь колхозникам, не по доходам.
– А ты им скажи об этом, – насмешливо посоветовал Бородин.
Не сдержавшись, Ракитин хлопнул по столу ладонью так, что Бородин невольно вздрогнул.
– Черт возьми!.. Ты председатель, так и размышляй по-председательски. Скотные дворы разваливаются, амбары надо строить новые. Крытые тока прохудились, каждую осень течет сквозь них, как сквозь сито, зерносушилок нет. Сколько каждую осень хлеба гноим? Веялок у нас хороших нет, плугов нет, борон нет. Да много чего у нас нет. А ты все доходы на трудодни распределяешь. Одним днем живешь! А во что завтра лошадей запрягать? Куда зерно сыпать? Разве так хозяйствуют? Электростанцию вот построили…
– И это плохо, что ли? – ядовито вставил Бородин.
– Плохо! – запальчиво крикнул Ракитин. – Видел я пьяниц – вроде при галстуке, а костюм на голом теле носит. Даже рубахи нет. Так и у нас. Сколько тысяч угробили, а для чего? Добро бы, на фермы провели свет, ток электрифицировали.
– Сперва во все дома бы провести свет, насиделись в темноте, нанюхались керосиновой копоти…
– А хороший хозяин сначала ток бы механизировал, чтоб труд людей облегчить…
– Всему свое время. Возьмем ссуду у государства, еще станцию построим. И под коровник возьмем, и под телятник…
– Да ведь и так в долгах, как в шелках… Больше миллиона рублей должны государству. Кто платить их будет?
– Чего платить? Ждут-пождут – да спишут…
– Спишут, говоришь? Спишут?!
– А то как же? Раскричался тут, учить вздумал!.. С твое-то знаем. Дал немного вздохнуть людям, а ты уже за глотку меня…
Ракитин дрожал всем телом, сдерживая себя. Григорий, видя состояние Тихона, добавил, раздельно выговаривая слова:
– Радетель за колхозное нашелся. Сколько раз тебе творить, чтоб не совал нос в чужие дела?!
2
Туманов возвращался домой из кузницы, Тихон стоял у калитки своего дома, размышляя о чем-то. Он даже не слышал, как Туманов поздоровался с ним. Очнулся, когда Павел толкнул его в плечо.
– А-а, Павел… Знаешь что, заходи-ка ко мне.
– Зачем?
– Заходи, заходи… Не могу в одиночестве. А жинка с ребятами в кино ушла – кинопередвижка сегодня приехала. – И втянул Туманова за рукав в калитку.
Ракитин накрыл клеенкой стол, нарезал хлеба, огурцов. Потом достал из печки жареного гуся, а из шкафа поллитра водки.
Выпили. Несколько минут молча закусывали. Туманов положил вилку и полез в карман за табаком.
– Слушай, Тихон, а что все-таки с Бородиным у тебя на фронте произошло? А то болтают люди всякое…
Ракитин налил себе и Павлу чаю.
– Что произошло? – Тихон немного помедлил и начал рассказывать: – С Бородиным мы – я говорил тебе как-то – вместе служили, в одной роте. Наступали мы однажды ночью. Дело было в сорок третьем. Надо сказать, хорошо наступали, вот-вот в окопы немецкие ворвемся. И вдруг стало светло как днем. Навесили над нами осветительных ракет, встретили в упор пулеметным огнем из блиндажа. Залегли. Сунулись вправо, влево, чтоб обойти этот проклятый блиндаж, – везде противопехотные мины. Из-за леска немцы тоже из минометов поплевывают. Куда тут? Прижались к земле, окопались кое-как. Зуб горит, видим – вот он, немец, ружейные вспышки совсем близко. Этак подняться бы – через полминуты в том окопчике были бы. Да где-е! А командир батальона запрашивает по рации: почему остановились? Во что бы то ни стало занять немецкий окоп. В общем, положение сложилось не очень веселое. Скрипим зубами: «Пушку бы какую ни на есть…» Но артиллерия отстала…
А приказ есть приказ, выполнять надо. Командир взвода передает по цепи:
«Выход один у нас, товарищи: подползти в темноте сбоку по кустарникам и забросать блиндаж связками гранат. На открытом месте не пробраться, до утра светить будут».
У меня мороз по коже. Испугался? А ты думаешь, как? В одно мгновение прикинул, да не только я, каждый: по кустарникам? По минному полю? Полезешь – верная смерть. Девяносто пять процентов из ста, а может, и того больше. Попробуй проползти двести метров по минному полю!
Командир приказывает:
«Чередов, вперед!»
Молча обвязался солдат Чередов гранатами, так же молча, глазами только, попрощался с нами, пополз. Ждем минуту, две, три… Взрыв. Нет больше Мити Чередова.
Командир помедлил немного, может, несколько секунд. Нам показалось, что год прошел.
«Кондратьев, Смирнов, Кузнецов…»
Еще три солдата поползли к блиндажу с трех направлений. Минут десять тихо было. Потом сразу два взрыва. Через несколько мгновений третий.
А из штаба батальона снова запрашивают по рации: чего третий взвод в землю зарылся? Наступление всего батальона сдерживает. Какой угодно ценой подавить вражеский блиндаж!
В это время командира нашего осколком… Пытается он привстать с земли – и не может, руку к животу прижимает. Выглянула – из любопытства, что ли? – луна из-за туч. Смотрю на его пальцы – почернели они от крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140