Может, не вытряхнут мешки по дороге.
Петр только начал икать в ответ. Когда стемнело, он, ни слова не говоря, пошел, запряг лошадь и вернулся в комнату.
– Гришенька, того… Запряг. Давай погрузим.
– Я ведь сказал – завтра-послезавтра…
– Да чего уж… Чует сердце – сегодня надо. С богом, Гришенька, а?
Петр уже не просил, он умолял. Григорий чувствовал: не согласись с ним – ляжет и помрет тут же отец, не вынесет.
– Ладно, – проговорил Григорий и встал
Когда уже погрузили мешки, раздался топот конских копыт по мерзлой дороге. Григорий кинулся к забору, прильнул к щели. Торопливо уходила куда-то из деревни банда Гордея Зеркалова.
– Ну что, что там? – подойдя, прошептал отец.
– Ничего. Я сказал тебе, что послезавтра поеду, значит – послезавтра, – зло ответил вдруг Григорий и, не смотря на отца, ушел в дом.
Утром в село вступил с небольшим отрядом партизан Андрей Веселов.
5
Партизан было немного, человек тридцать, – все незнакомые локтинским мужикам, кроме разве Федора Семенова да Тихона Ракитина.
Прямо на улице, перед церковью, партизаны поставили стол, накрыли красной скатертью. Тотчас собралась толпа. Все поглядывали на хорошо вооруженных людей, на Андрея, на Тихона Ракитина, на Семенова. Семенов был в кожаной куртке с перевязанной рукой. Он стоял молча, внимательно посматривая на мужиков.
– Опять, что ли, митинг?
– Теперь кого пороть будут? – раздались голоса из толпы.
Андрей повернулся к Семенову. Тот кивнул. Веселов оправил старенькую шинель, в которой пришел еще с фронта, поднял руки, требуя тишины, и спросил:
– Значит, попробовали колчаковских плетей?
Послышался гул, потом кто-то крикнул обиженно:
– Чего смеетесь? Сами, что ли, спины мы подставляли?
– Я не смеюсь, товарищи… Колчаковская власть – это насилие, кнуты, поборы. Это власть Зеркалова. Видите, он и командиром у них. Они хотят задушить революцию, вернуть старые порядки. И вернут, если мы все, как один, не поднимемся на ее защиту. А коль поднимемся – вот им, – Веселов показал кукиш, – потому что нас, крестьян, больше.
Андрей, не привыкший к длинным речам, передохнул и продолжал:
– Вот у нас собрался небольшой отряд. Это Федор Семенов привел нам несколько человек из города. Но нас мало. Поэтому объявляется запись в отряд из числа бедняков. Запись добровольная. Кто хочет хлебнуть колчаковских плетей, тот может не запи…
– Да что ты, мать честная, длинно так агитацию держишь! – крикнул вдруг из толпы пожилой крестьянин и выступил вперед. – Пиши меня, ядрена кочерыжка…
Толпа заволновалась, плотнее обступила стол.
– И меня пиши!
– И меня с братом!
– Захарка, тебя писать, что ль?
– А как жа! – раскатисто ответил из толпы молодой голос.
Веселов едва успевал записывать фамилии. Потом всех записавшихся в отряд выстроили тут же, у стола.
– Ну вот, теперь вы партизаны, – начал было Андрей Веселов.
– А как насчет оружия? – перебили его.
– С десяток наганов, пяток шашек да три-четыре дробовика найдем. Больше нет. Сейчас все по домам разойдитесь. У кого есть ружьишки охотничьи, берите с собой, у кого нет – хоть ножи прихватите. К обеду – все сюда, разобьемся по взводам.
– Разойдемся, а вдруг Гордей нагрянет?
– Мы посты за деревней выставили. Если что – по выстрелу все на площадь.
На следующее утро ударила оттепель. Все записавшиеся в отряд вновь собрались у церкви. Оружия прибавилось немного – две-три берданы.
– Ладно, – сказал Андрей, обойдя строй. – У кого нет оружия – в бою достать. Это первый боевой приказ.
Несколько дней подряд Андрей Веселов с помощью бывших фронтовиков обучал своих партизан обращению с оружием, стрельбе из наганов и винтовок, которые еще предстояло многим достать в бою. Федор Семенов, обняв на прощанье Андрея, уехал в другие села поднимать народ на борьбу с колчаковщиной.
А по вечерам партизаны собирались перед домом Лопатина, над которым снова развевался красный флаг, толкли влажный мартовский снег, плевались подсолнечной кожурой. Казалось, никаких колчаковцев и на свете-то нет, идет обычная мирная жизнь.
Дуняша, выздоровев, пошла однажды к жене Артюхнна поблагодарить за заботу, но прилетела стрелой обратно, побелевшая, испуганная…
– Сегодня… ночью… Федот…
– Что такое? Говори толком, – тряхнул ее за плечи Андрей.
– Федот, говорю, дома. С Терентием Зеркаловым приехали…
– Ну?!
– Терентия прислали установить связи, с кем побогаче… Сегодня ночью Гордей ударит с одной стороны, Лопатин – тоже отряд у него – с другой… ну а Терентий, если соберет кого, – с третьей… Гордей Зеркалов, дескать, говорит: прихлопнем всех сразу, как мух сырой тряпкой…
Голос Дуняши прерывался не то от волнения, не то от быстрого бега.
– Так. Больше ничего не говорил Федот? – спросил Андрей.
– Нет. Он тоже торопился – на минутку к жене забегал. Опоздаю, говорит, вернуться к сроку – Терентий пристрелит. Вперед меня еще из дому выскочил.
– Куда побежал?
– Не знаю, не сказал…
Отряд Веселова приготовился к бою. В нескольких местах устроили засады. Однако ночь прошла благополучно. Неспавшие, измученные люди валились под утро с ног. И в это-то время разгорелся бой.
Вооруженные только берданками и дробовиками, люди Андрея, окруженные с трех сторон, были бы неминуемо уничтожены, если бы не засады. Большого вреда они колчаковцам не принесли, но беспрерывными выстрелами сбили их с толку. Белогвардейцы метались в разные стороны, стараясь определить, откуда же стреляют. А в это время партизаны отдельными кучками скрывались в лесу.
С того дня жители Локтей перестали понимать, что творится на белом свете. Закрутилась в Локтях коловерть. В любое время суток могла загореться перестрелка в лесу, на задах деревни, а то и прямо на улицах. Кто в кого стрелял? Партизаны ли Андрея, основавшиеся где-то в Гнилом болоте, нападали на деревню? Или колчаковцы, оставленные гарнизоном в Локтях, с пьяных глаз палили в черное ночное небо, отгоняя страх? Разобрать было трудно.
Когда в Локтях Зеркалов объявил мобилизацию в колчаковскую армию, на призывной пункт никто не явился. Сыновья зажиточных мужиков, в том числе Игната Исаева и Кузьмы Разинкина, давно уже записались по настоянию родителей добровольцами и рыскали по селу под руководством Терентия Зеркалова. А бедняки скрылись в леса, ушли к Андрею. Гордей Зеркалов, свирепый, как пес, носился по домам, тыкал в нос мужикам и бабам наган, требуя ответа на единственный вопрос: где сын или муж? И в приступе необузданной злобы расстрелял нескольких женщин и стариков.
– Что ты делаешь, Гордей Кузьмич? – не удержался Федот Артюхин. – Ведь ты всю жизнь с ними рядом прожил…
Зеркалов молча ударил его рукояткой нагана по голове. Федот повалился в холодную грязь, а отлежавшись, уполз вечером домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Петр только начал икать в ответ. Когда стемнело, он, ни слова не говоря, пошел, запряг лошадь и вернулся в комнату.
– Гришенька, того… Запряг. Давай погрузим.
– Я ведь сказал – завтра-послезавтра…
– Да чего уж… Чует сердце – сегодня надо. С богом, Гришенька, а?
Петр уже не просил, он умолял. Григорий чувствовал: не согласись с ним – ляжет и помрет тут же отец, не вынесет.
– Ладно, – проговорил Григорий и встал
Когда уже погрузили мешки, раздался топот конских копыт по мерзлой дороге. Григорий кинулся к забору, прильнул к щели. Торопливо уходила куда-то из деревни банда Гордея Зеркалова.
– Ну что, что там? – подойдя, прошептал отец.
– Ничего. Я сказал тебе, что послезавтра поеду, значит – послезавтра, – зло ответил вдруг Григорий и, не смотря на отца, ушел в дом.
Утром в село вступил с небольшим отрядом партизан Андрей Веселов.
5
Партизан было немного, человек тридцать, – все незнакомые локтинским мужикам, кроме разве Федора Семенова да Тихона Ракитина.
Прямо на улице, перед церковью, партизаны поставили стол, накрыли красной скатертью. Тотчас собралась толпа. Все поглядывали на хорошо вооруженных людей, на Андрея, на Тихона Ракитина, на Семенова. Семенов был в кожаной куртке с перевязанной рукой. Он стоял молча, внимательно посматривая на мужиков.
– Опять, что ли, митинг?
– Теперь кого пороть будут? – раздались голоса из толпы.
Андрей повернулся к Семенову. Тот кивнул. Веселов оправил старенькую шинель, в которой пришел еще с фронта, поднял руки, требуя тишины, и спросил:
– Значит, попробовали колчаковских плетей?
Послышался гул, потом кто-то крикнул обиженно:
– Чего смеетесь? Сами, что ли, спины мы подставляли?
– Я не смеюсь, товарищи… Колчаковская власть – это насилие, кнуты, поборы. Это власть Зеркалова. Видите, он и командиром у них. Они хотят задушить революцию, вернуть старые порядки. И вернут, если мы все, как один, не поднимемся на ее защиту. А коль поднимемся – вот им, – Веселов показал кукиш, – потому что нас, крестьян, больше.
Андрей, не привыкший к длинным речам, передохнул и продолжал:
– Вот у нас собрался небольшой отряд. Это Федор Семенов привел нам несколько человек из города. Но нас мало. Поэтому объявляется запись в отряд из числа бедняков. Запись добровольная. Кто хочет хлебнуть колчаковских плетей, тот может не запи…
– Да что ты, мать честная, длинно так агитацию держишь! – крикнул вдруг из толпы пожилой крестьянин и выступил вперед. – Пиши меня, ядрена кочерыжка…
Толпа заволновалась, плотнее обступила стол.
– И меня пиши!
– И меня с братом!
– Захарка, тебя писать, что ль?
– А как жа! – раскатисто ответил из толпы молодой голос.
Веселов едва успевал записывать фамилии. Потом всех записавшихся в отряд выстроили тут же, у стола.
– Ну вот, теперь вы партизаны, – начал было Андрей Веселов.
– А как насчет оружия? – перебили его.
– С десяток наганов, пяток шашек да три-четыре дробовика найдем. Больше нет. Сейчас все по домам разойдитесь. У кого есть ружьишки охотничьи, берите с собой, у кого нет – хоть ножи прихватите. К обеду – все сюда, разобьемся по взводам.
– Разойдемся, а вдруг Гордей нагрянет?
– Мы посты за деревней выставили. Если что – по выстрелу все на площадь.
На следующее утро ударила оттепель. Все записавшиеся в отряд вновь собрались у церкви. Оружия прибавилось немного – две-три берданы.
– Ладно, – сказал Андрей, обойдя строй. – У кого нет оружия – в бою достать. Это первый боевой приказ.
Несколько дней подряд Андрей Веселов с помощью бывших фронтовиков обучал своих партизан обращению с оружием, стрельбе из наганов и винтовок, которые еще предстояло многим достать в бою. Федор Семенов, обняв на прощанье Андрея, уехал в другие села поднимать народ на борьбу с колчаковщиной.
А по вечерам партизаны собирались перед домом Лопатина, над которым снова развевался красный флаг, толкли влажный мартовский снег, плевались подсолнечной кожурой. Казалось, никаких колчаковцев и на свете-то нет, идет обычная мирная жизнь.
Дуняша, выздоровев, пошла однажды к жене Артюхнна поблагодарить за заботу, но прилетела стрелой обратно, побелевшая, испуганная…
– Сегодня… ночью… Федот…
– Что такое? Говори толком, – тряхнул ее за плечи Андрей.
– Федот, говорю, дома. С Терентием Зеркаловым приехали…
– Ну?!
– Терентия прислали установить связи, с кем побогаче… Сегодня ночью Гордей ударит с одной стороны, Лопатин – тоже отряд у него – с другой… ну а Терентий, если соберет кого, – с третьей… Гордей Зеркалов, дескать, говорит: прихлопнем всех сразу, как мух сырой тряпкой…
Голос Дуняши прерывался не то от волнения, не то от быстрого бега.
– Так. Больше ничего не говорил Федот? – спросил Андрей.
– Нет. Он тоже торопился – на минутку к жене забегал. Опоздаю, говорит, вернуться к сроку – Терентий пристрелит. Вперед меня еще из дому выскочил.
– Куда побежал?
– Не знаю, не сказал…
Отряд Веселова приготовился к бою. В нескольких местах устроили засады. Однако ночь прошла благополучно. Неспавшие, измученные люди валились под утро с ног. И в это-то время разгорелся бой.
Вооруженные только берданками и дробовиками, люди Андрея, окруженные с трех сторон, были бы неминуемо уничтожены, если бы не засады. Большого вреда они колчаковцам не принесли, но беспрерывными выстрелами сбили их с толку. Белогвардейцы метались в разные стороны, стараясь определить, откуда же стреляют. А в это время партизаны отдельными кучками скрывались в лесу.
С того дня жители Локтей перестали понимать, что творится на белом свете. Закрутилась в Локтях коловерть. В любое время суток могла загореться перестрелка в лесу, на задах деревни, а то и прямо на улицах. Кто в кого стрелял? Партизаны ли Андрея, основавшиеся где-то в Гнилом болоте, нападали на деревню? Или колчаковцы, оставленные гарнизоном в Локтях, с пьяных глаз палили в черное ночное небо, отгоняя страх? Разобрать было трудно.
Когда в Локтях Зеркалов объявил мобилизацию в колчаковскую армию, на призывной пункт никто не явился. Сыновья зажиточных мужиков, в том числе Игната Исаева и Кузьмы Разинкина, давно уже записались по настоянию родителей добровольцами и рыскали по селу под руководством Терентия Зеркалова. А бедняки скрылись в леса, ушли к Андрею. Гордей Зеркалов, свирепый, как пес, носился по домам, тыкал в нос мужикам и бабам наган, требуя ответа на единственный вопрос: где сын или муж? И в приступе необузданной злобы расстрелял нескольких женщин и стариков.
– Что ты делаешь, Гордей Кузьмич? – не удержался Федот Артюхин. – Ведь ты всю жизнь с ними рядом прожил…
Зеркалов молча ударил его рукояткой нагана по голове. Федот повалился в холодную грязь, а отлежавшись, уполз вечером домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140