Гордей Зеркалов пока не приходил, будто и в самом деле забыл о Григории Бородине.
А Григорий только иногда ночью выходил из дома подышать свежим весенним воздухом. Дверь отворял осторожно, чтобы не скрипнула. Садился в темном углу между стеной дома и крыльцом на врытую в землю лавочку, смотрел на темное, в беспорядке прошитое золотом небо, думал о разговорах с отцом… «Хозяйство хиреет!.. Хозяйство! На кой черт оно теперь нужно… Ныне такие, как Андрей, верх берут…»
И снова ненависть к Веселову всплывала на поверхность, прорывалась наружу. Но теперь это была не просто ненависть к человеку, который исхлестал его тогда плетью за Дуняшку. Примешивалось сейчас к оскорблению, к жгучей ревности понимание того, что Андрей Веселов отобрал не только Дуняшку. «Хозяйство хиреет. Растеребило его, разметало, как вихрем, тот пласт сена на лугу. И виноваты в этом такие, как Андрюха, как Федька Семенов…»
Однажды, размышляя так, Григорий не заметил, как через забор перемахнула тень. Вздрогнул от шагов, раздавшихся рядом, вскочил и замер, чуть пригнувшись, готовый прыгнуть на проступившую из темноты человеческую фигуру, мертвой хваткой вцепиться в горло, если что…
Но человек, не подходя близко, остановился и предупредил:
– Тихо, Григорий. Не шуми.
– Тереха?!
– Я. Иду, понимаешь, мимо. Смотрю, сидишь…
– Ишь ты, разглядел…
– Ага… Мы все видим, – не замечая ядовитой иронии в голосе Григория, ответил Терентий. – Ну и, думаю, зайду к старому другу.
– К друзьям через калитку ходят, – холодно произнес Григорий, усаживаясь на свое место.
– Э-э, для нас и так привычно. Поповская ограда повыше была, – стараясь казаться беспечным, проговорил Терентий, подошел и сел рядом с Григорием. – Ну, здравствуй, что ли. Отдыхаешь?
– Допустим, – коротко ответил Григорий, явно показывая, что не расположен разговаривать.
Терентий покусал в темноте губы, чтобы сдержать закипавшее бешенство. Ровным голосом спросил:
– Ну, как живешь?
Григорий вскочил, сунул руки в карманы, стал перед Терентием.
– Ты чего тут заливаешь? – почти крикнул он. – «Как живешь?» Говори уж прямо, чего надо…
– Тихо, ты! – властно прикрикнул Терентий, не трогаясь с места. – Что же, прямо так прямо. Садись.
Григорий сел, облокотившись на колени, нагнул голову.
– Давай прямо, – еще раз сказал Терентий. – О мобилизации слыхал?
– Откуда мне слыхать… Никакой бумаги не получал.
– Не прикидывайся дурачком. На сегодняшний день ты – дезертир. За это без разговору к стенке, по закону военного времени. – Терентий помолчал и спросил: – Дошло?
Григорий поднял голову:
– А ты?
– Что я? – переспросил Зеркалов.
– На тебе тоже погон не вижу.
– Понадобятся – надену. Но ты не кивай на других. Меня к стенке не поставят… О себе подумай… А сейчас ты мне вот что скажи: Андрей Веселов знаешь где?
– Что я, – святой дух, чтоб все знать? – насторожился Григорий. – Говорят, будто в Гнилом болоте где-то…
– Это и нам известно, что в болоте… А ты его вдоль и поперек исходил, все тропки знаешь… Вот и прикинули – повременить пока надевать тебе погоны… А то давно бы тебя за дезертирство… Понял, почему не трогали пока?
Бородин долго и тупо смотрел на Терентия, будто не понимая, что тот хочет от него. И так же, как у отца, у Григория начинала понемногу отваливаться челюсть.
– То есть, значит, должен я…
– Ну да… – мотнул головой Зеркалов. – И пришел я к тебе не днем и не через калитку… Кумекаешь?
Григорий с шумом выдохнул из себя воздух и, точно был туго надутым и тем только держался на ногах, плюхнулся на лавку. Однако, едва коснулся сиденья, тотчас вскочил, вцепился обеими руками в Терентия, закричал:
– К черту! Ишь выдумали!.. Нашли дурака… Сам иди выслеживай… А если Андрюха верх возьмет, мне что тогда останется? Ну скажи, что? А мне жить надо. Ну вас к…
Выкрикивая, Григорий тряс Зеркалова, точно хотел повалить на землю, растерзать в клочья. Зеркалов не мог оторвать от себя его рук. Наконец, изловчившись, ударил головой Григория в подбородок, отбросил к стене и выхватил из кармана наган. Сухо щелкнул курок, и вслед за тем взвыл Бородин, оседая у стены:
– В-в-а-а…
– Замолчи, сволочь! – прохрипел Терентий, поднимая наган. – Орешь на всю деревню… Еще слово – и…
Григорий теперь только тяжело дышал. Грудь Зеркалова тоже высоко вздымалась. Оба застыли на месте, не спуская глаз друг с друга, готовые к действию: один, оторвавшись от стены, – прыгнуть и вцепиться клешнятыми руками в горло, а второй – тотчас выстрелить.
Наконец Зеркалов опустил оружие, достал платок, вытер им лоб и шею. Потом сел на лавку, положил наган на колени, не выпуская, однако, из рук.
– Задача ясна? – властно спросил он.
– Уволь ты меня от этого, Терентий, – вдруг тонко и жалобно начал Григорий. – Уволь по старой дружбе. Боюсь я… Ведь если узнают люди, что я… Господи, убьют ведь где-нибудь в переулке…
– Сделай так, чтобы не узнали, – холодно посоветовал Зеркалов.
– Господи, да отец первый растрезвонит по селу.
– Коли боишься, так не рассказывай ему. Сейчас, к примеру, отец спит? А пока мы с тобой тут… беседуем по-дружески, уж можно бы туда и обратно… – Терентий махнул рукой в сторону Гнилого болота. – Ведь рядом почти… – Он спрятал наган в карман, встал, намереваясь уходить. – Так что… концы, как говорят, с тобой. Выполняй задание. И не дай бог тебе ослушаться!..
– Да ведь развезло сейчас. Не то что в болоте – в любом логу утонешь! – сделал последнюю отчаянную попытку Григорий.
– Ничего! Через день-два вода скатится. А ночью подмерзает. Что нам и важно… В общем, смотри. Шутки шутить мы не собираемся…
Терентий Зеркалов ушел тем же путем, каким и пришел. Вокруг Григория стояла густая тишина, пахло свежей мокрой землей, тянуло из леса знакомым с детства, всегда волнующим запахом лопающихся почек… Иногда, сидя здесь, Григорий слышал глухие хлопки выстрелов, доносящихся из ограды лопатинского дома. Там кого-то расстреливали. Прилипая спиной плотнее к стене, Григорий думал тогда: «Вот и все… жил – и нет. Много ли надо человеку, чтобы помереть». Сегодня же выстрелов было не слышно…
И вдруг на ближней улице послышался топот несущейся во весь карьер лошади. Раздался выстрел, посыпались стекла, и прорезал тишь предсмертный крик:
– А-а-а!..
Крик оборвался на самой высокой ноте, а эхо еще несколько секунд плутало по лесу. «Ишь человек уж убит, а крик его все плавает над землей», – мелькнуло в голове Григория. И тотчас облился холодным потом, вспомнив, как стоял против него Терентий с наганом: «Выстрелил бы ведь, дьявол!! Ему что?»
И подумал с ужасом: и его, Григория, предсмертный крик плавал бы так же над деревней… А самого бы уж не было в живых.
8
Отшумели вешние воды, помолодела земля, запестрели на лугах цветы, не заботясь о том, что расцвели напрасно, что людям сейчас не до них…
В доме Бородиных ничего не изменилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140