Он долго глядел на себя, и вдруг один глаз его сам собою
насмешливо подмигнул... "Уноси ноги, Пьер Гарри, уноси ноги поскорее", -
проговорил он самому себе шепотом.
События на Золотом острове начались к вечеру двадцать третьего июня.
Весь день бушевал океан. Грозовые тучи ползли с юго-запада. Трещало небо
от огненных зигзагов. Водяная пыль перелетала бешеным туманом через весь
остров.
В конце дня гроза ушла, молнии полыхали далеко за краем океана, но
ветер с неослабеваемой силой клонил к земле деревья, гнул стрелы высоких
фонарей, рвал проволоки, уносил бесформенными полотнищами крыши с бара-
ков и выл и свистал по всему острову с такой сатанинской злобой, что все
живое попряталось по домам. В гавани скрипели корабли на причалах, нес-
колько барок было сорвано с якорных цепей и унесено в океан. Как попла-
вок, одна в небольшой гавани, против дворца прыгала на волнах "Аризона".
Население острова сильно уменьшилось за последнее время. Работы в
шахте были приостановлены. Грандиозные постройки мадам Ламоль еще не на-
чинались. Из шести тысяч рабочих осталось около пятисот. Остальные поки-
нули остров, нагруженные золотом. Опустевшие бараки рабочего поселка,
Луна-парк, публичные дома сносили, землю выравнивали под будущую строй-
ку.
Гвардейцам окончательно нечего было делать на этом мирном клочке зем-
ли. Прошло то время, когда желто-белые, как сторожевые псы, торчали с
винтовками на скалах, шагали вдоль проволок, многозначительно пощелкивая
затворами. Гвардейцы начали спиваться. Тосковали по большим городам, ши-
карным ресторанам, веселым женщинам. Просились в отпуск, грозили бунтом.
Но было строгое распоряжение Гарина: ни, отпусков, ни увольнений. Гвар-
дейские казармы были под постоянным прицелом ствола большого гиперболои-
да.
В казармах шла отчаянная игра. Расплачивались именными записками, так
как золото, лежавшее штабелями около казарм, надоело всем хуже горькой
редьки. Играли на любовниц, на оружие, на обкуренные трубки, на бутылки
старого коньяку или - на "раз-два по морде" К вечеру обычно вся казарма
напивалась вдребезги. Генерал Субботин едва уже мог поддерживать не то
что дисциплину, - какое там, - просто приличие.
- Господа офицеры, стыдно, - гремел ежевечерне голос генерала Суббо-
тина в офицерской столовой, - опустились, господа офицеры, на полу наб-
левано-с, воздух как в бардаке-с. В кальсонах изволите щеголять, штаны
проиграли-с. Удручен, что имею несчастье командовать бандой сволочей-с.
Никакие меры воздействия не помогали. Но никогда еще не было такого
пьянства, как в день шторма двадцать третьего июня. Завывающий ветер
вогнал гвардейцев в дикую тоску, навеял давние воспоминания, заныли ста-
рые раны. Водяная пыль била дождем в окно. Ураганным огнем ухала и ахала
небесная артиллерия. Дрожали стены, звенели стаканы на столах. Гвардейцы
за длинными столами, положив на них локти, подпирая удалые головы, нече-
саные, немытые, пели вражескую песню: "Эх, яблочко, куды котисся..." И
песня эта, черт знает из какой далекой жизни завезенная на затерянный
среди волн островок, казалась щепоткой родной соли. Мотались в слезах
пьяные головы. Генерал Субботин охрип, воздействуя, - послал всех к чер-
тям свинячьим, напился сам.
Разведка Ревкома (в лице Ивана Гусева) донесла о тяжком положении
противника в казармах. В седьмом часу вечера Шельга с пятью рослыми шах-
терами подошел к гауптвахте (перед казармами) и начал ругаться с двумя
подвыпившими часовыми, стоявшими у винтовок в козлах. Увлеченные русски-
ми оборотами речи, часовые утратили бдительность, внезапно были сбиты с
ног, обезоружены и связаны. Шельга овладел сотней винтовок. Их сейчас же
роздали рабочим, подходившим от фонаря к фонарю, прячась за деревьями и
кустами, ползя через лужайки.
Сто человек ворвались в казармы. Начался чудовищный переполох, гвар-
дейцы встретили наступающих бутылками и табуретами, отступили, организо-
вались и открыли револьверный огонь. На лестницах, в коридорах, в дорту-
арах шел бой. Трезвые и пьяные дрались врукопашную. Из разбитых окон вы-
рывались дикие вопли. Нападавших было мало, - один на пятерых, - но они
молотили, как цепями, мозольными кулачищами изнеженных желто-белых Под-
бегали подкрепления Гвардейцы начали выкидываться из окошек. В нес-
кольких местах вспыхнул пожар, казармы заволокло дымом.
Янсен бежал по пустынным неосвещенным комнатам дворца. С грохотом и
шипеньем обрушивался прибой на веранду. Свистал ветер, потрясая оконные
рамы. Янсен звал мадам Ламоль, прислушивался в ужасающей тревоге.
Он пробежал вниз, на половину Гарина, летел саженными прыжками по
лестницам. Внизу слышны были выстрелы, отдельные крики. Он выглянул во
внутренний сад. Пусто, ни души. На противоположной стороне, под аркой,
затянутой плющом, снаружи ломились в ворота. Как можно было так крепко
спать, что только пуля, разбившая оконное стекло, разбудила Янсена Мадам
Ламоль бежала? Быть может, убита?
Он отворил какую-то дверь наугад. Вошел. Четыре голубоватых шара и
пятый, висящий под мозаичным потолком, освещали столы, уставленные при-
борами, мраморные доски с измерителями, лакированные ящики и шкафчики с
катодными лампами, провода динамо - письменный стол, заваленный чертежа-
ми. Это был кабинет Гарина. На ковре валялся скомканный платочек. Янсен
схватил его, - он пахнул духами мадам Ламоль Тогда он вспомнил, что из
кабинета есть подземный ход к лифту большого гиперболоида и где-то здесь
должна быть потайная дверь. Мадам Ламоль, конечно, при первых же выстре-
лах кинулась на башню, - как было не догадаться!
Он оглядывался, ища эту дверцу Но вот послышался звон разбиваемых
стекол, топот ног, за стеной начали перекликаться торопливые голоса. Во
дворец ворвались Так что же медлит мадам Ламоль? Он подскочил к двуст-
ворчатой резной двери и закрыл ее на ключ Вынул револьвер. Казалось,
весь дворец наполнился шагами, голосами, криками.
- Янсен!
Перед ним стояла мадам Ламоль Ее побледневшие губы зашевелились, но
он не слышал, что она сказала. Он глядел на нее, тяжело дыша.
- Мы погибли, Янсен, мы погибли! - повторила она.
На ней было черное платье. Руки, узкие и стиснутые, прижаты к груди.
Глаза взволнованы, как синяя буря. Мадам Ламоль сказала:
- Лифт большого гиперболоида не действует, лифт поднят на самый верх.
На башне кто-то сидит. Они забрались снаружи по перекладинам... Я увере-
на, что это - мальчишка Гусев...
Хрустнув пальцами, она глядела на резную дверь. Брови ее двигались.
За дверью бешено протопали десятки ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
насмешливо подмигнул... "Уноси ноги, Пьер Гарри, уноси ноги поскорее", -
проговорил он самому себе шепотом.
События на Золотом острове начались к вечеру двадцать третьего июня.
Весь день бушевал океан. Грозовые тучи ползли с юго-запада. Трещало небо
от огненных зигзагов. Водяная пыль перелетала бешеным туманом через весь
остров.
В конце дня гроза ушла, молнии полыхали далеко за краем океана, но
ветер с неослабеваемой силой клонил к земле деревья, гнул стрелы высоких
фонарей, рвал проволоки, уносил бесформенными полотнищами крыши с бара-
ков и выл и свистал по всему острову с такой сатанинской злобой, что все
живое попряталось по домам. В гавани скрипели корабли на причалах, нес-
колько барок было сорвано с якорных цепей и унесено в океан. Как попла-
вок, одна в небольшой гавани, против дворца прыгала на волнах "Аризона".
Население острова сильно уменьшилось за последнее время. Работы в
шахте были приостановлены. Грандиозные постройки мадам Ламоль еще не на-
чинались. Из шести тысяч рабочих осталось около пятисот. Остальные поки-
нули остров, нагруженные золотом. Опустевшие бараки рабочего поселка,
Луна-парк, публичные дома сносили, землю выравнивали под будущую строй-
ку.
Гвардейцам окончательно нечего было делать на этом мирном клочке зем-
ли. Прошло то время, когда желто-белые, как сторожевые псы, торчали с
винтовками на скалах, шагали вдоль проволок, многозначительно пощелкивая
затворами. Гвардейцы начали спиваться. Тосковали по большим городам, ши-
карным ресторанам, веселым женщинам. Просились в отпуск, грозили бунтом.
Но было строгое распоряжение Гарина: ни, отпусков, ни увольнений. Гвар-
дейские казармы были под постоянным прицелом ствола большого гиперболои-
да.
В казармах шла отчаянная игра. Расплачивались именными записками, так
как золото, лежавшее штабелями около казарм, надоело всем хуже горькой
редьки. Играли на любовниц, на оружие, на обкуренные трубки, на бутылки
старого коньяку или - на "раз-два по морде" К вечеру обычно вся казарма
напивалась вдребезги. Генерал Субботин едва уже мог поддерживать не то
что дисциплину, - какое там, - просто приличие.
- Господа офицеры, стыдно, - гремел ежевечерне голос генерала Суббо-
тина в офицерской столовой, - опустились, господа офицеры, на полу наб-
левано-с, воздух как в бардаке-с. В кальсонах изволите щеголять, штаны
проиграли-с. Удручен, что имею несчастье командовать бандой сволочей-с.
Никакие меры воздействия не помогали. Но никогда еще не было такого
пьянства, как в день шторма двадцать третьего июня. Завывающий ветер
вогнал гвардейцев в дикую тоску, навеял давние воспоминания, заныли ста-
рые раны. Водяная пыль била дождем в окно. Ураганным огнем ухала и ахала
небесная артиллерия. Дрожали стены, звенели стаканы на столах. Гвардейцы
за длинными столами, положив на них локти, подпирая удалые головы, нече-
саные, немытые, пели вражескую песню: "Эх, яблочко, куды котисся..." И
песня эта, черт знает из какой далекой жизни завезенная на затерянный
среди волн островок, казалась щепоткой родной соли. Мотались в слезах
пьяные головы. Генерал Субботин охрип, воздействуя, - послал всех к чер-
тям свинячьим, напился сам.
Разведка Ревкома (в лице Ивана Гусева) донесла о тяжком положении
противника в казармах. В седьмом часу вечера Шельга с пятью рослыми шах-
терами подошел к гауптвахте (перед казармами) и начал ругаться с двумя
подвыпившими часовыми, стоявшими у винтовок в козлах. Увлеченные русски-
ми оборотами речи, часовые утратили бдительность, внезапно были сбиты с
ног, обезоружены и связаны. Шельга овладел сотней винтовок. Их сейчас же
роздали рабочим, подходившим от фонаря к фонарю, прячась за деревьями и
кустами, ползя через лужайки.
Сто человек ворвались в казармы. Начался чудовищный переполох, гвар-
дейцы встретили наступающих бутылками и табуретами, отступили, организо-
вались и открыли револьверный огонь. На лестницах, в коридорах, в дорту-
арах шел бой. Трезвые и пьяные дрались врукопашную. Из разбитых окон вы-
рывались дикие вопли. Нападавших было мало, - один на пятерых, - но они
молотили, как цепями, мозольными кулачищами изнеженных желто-белых Под-
бегали подкрепления Гвардейцы начали выкидываться из окошек. В нес-
кольких местах вспыхнул пожар, казармы заволокло дымом.
Янсен бежал по пустынным неосвещенным комнатам дворца. С грохотом и
шипеньем обрушивался прибой на веранду. Свистал ветер, потрясая оконные
рамы. Янсен звал мадам Ламоль, прислушивался в ужасающей тревоге.
Он пробежал вниз, на половину Гарина, летел саженными прыжками по
лестницам. Внизу слышны были выстрелы, отдельные крики. Он выглянул во
внутренний сад. Пусто, ни души. На противоположной стороне, под аркой,
затянутой плющом, снаружи ломились в ворота. Как можно было так крепко
спать, что только пуля, разбившая оконное стекло, разбудила Янсена Мадам
Ламоль бежала? Быть может, убита?
Он отворил какую-то дверь наугад. Вошел. Четыре голубоватых шара и
пятый, висящий под мозаичным потолком, освещали столы, уставленные при-
борами, мраморные доски с измерителями, лакированные ящики и шкафчики с
катодными лампами, провода динамо - письменный стол, заваленный чертежа-
ми. Это был кабинет Гарина. На ковре валялся скомканный платочек. Янсен
схватил его, - он пахнул духами мадам Ламоль Тогда он вспомнил, что из
кабинета есть подземный ход к лифту большого гиперболоида и где-то здесь
должна быть потайная дверь. Мадам Ламоль, конечно, при первых же выстре-
лах кинулась на башню, - как было не догадаться!
Он оглядывался, ища эту дверцу Но вот послышался звон разбиваемых
стекол, топот ног, за стеной начали перекликаться торопливые голоса. Во
дворец ворвались Так что же медлит мадам Ламоль? Он подскочил к двуст-
ворчатой резной двери и закрыл ее на ключ Вынул револьвер. Казалось,
весь дворец наполнился шагами, голосами, криками.
- Янсен!
Перед ним стояла мадам Ламоль Ее побледневшие губы зашевелились, но
он не слышал, что она сказала. Он глядел на нее, тяжело дыша.
- Мы погибли, Янсен, мы погибли! - повторила она.
На ней было черное платье. Руки, узкие и стиснутые, прижаты к груди.
Глаза взволнованы, как синяя буря. Мадам Ламоль сказала:
- Лифт большого гиперболоида не действует, лифт поднят на самый верх.
На башне кто-то сидит. Они забрались снаружи по перекладинам... Я увере-
на, что это - мальчишка Гусев...
Хрустнув пальцами, она глядела на резную дверь. Брови ее двигались.
За дверью бешено протопали десятки ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81