Она должна посещать собра-
ния фашистов, разговаривать об отравляющих газах и менять любовников
каждую неделю, чтобы не приучить их к свинству. А моя, изволите ли ви-
деть, лежит в молочной ванне, как норвежская семга, и мечтает о сельско-
хозяйственной ферме в четыре гектара. Пошлая дура, - у нее за плечами
публичный дом.
К Зое Монроз он относился с величайшим уважением. Встречаясь в ночных
ресторанах, почтительно предлагал ей протанцевать и целовал руку, что
делал единственной женщине в Париже. Зоя едва кланялась небезызвестной
Сюзанне Бурж, но с Гастоном поддерживала дружбу, и он время от времени
выполнял наиболее щекотливые из ее поручений.
Сегодня она спешно вызвала Гастона в кафе "Глобус" и появилась в
обольстительном виде уличной мидинетки. Гастон только стиснул челюсти,
но вел себя так, как было нужно.
Потягивая кислое вино, жмурясь от дыма трубки, он хмуро слушал, что
ему говорила Зоя. Окончив, она хрустнула пальцами. Он сказал:
- Но это - опасно.
- Гастон, если это удастся, вы навсегда обеспеченный человек.
- Ни за какие деньги, сударыня, ни за мокрое, ни за сухое дело я те-
перь не возьмусь: не те времена. Сегодня апаши предпочитают служить в
полиции, а профессиональные воры - издавать газеты и заниматься полити-
кой. Убивают и грабят только новички, провинциалы да мальчишки, получив-
шие венерическую болезнь. И немедленно записываются в полицию. Что поде-
лаешь - зрелым людям приходится оставаться в спокойных гаванях. Если вы
хотите меня нанять за деньги - я откажусь. Другое - сделать это для вас.
Тут я бы мог рискнуть свернуть себе шею.
Зоя выпустила дымок из уголка пунцовых губ, улыбнулась нежно и поло-
жила красивую руку на рукав Утиного Носа.
- Мне кажется, - мы с вами договоримся.
У Гастона дрогнули ноздри, зашевелились усы. Он прикрыл синеватыми
веками нестерпимый блеск выпуклых глаз.
- Вы хотите сказать, что я теперь же мог бы освободить Сюзанну от мо-
их услуг?
- Да, Гастон.
Он перегнулся через стол, стиснул бокал в кулаке.
- Мои усы будут пахнуть вашей кожей?
- Я думаю, что этого не избежать, Гастон.
- Ладно - Он откинулся. - Ладно. Будет все, как вы хотите.
Обед окончен. Кофе со столетним коньяком выпито. Двухдолларовая сига-
ра - "Корона Коронас" - выкурена до половины, и пепел ее не отвалился.
Наступил мучительный час: куда ехать "дальше", каким сатанинским смычком
сыграть на усталых нервах что-нибудь веселенькое?
Роллинг потребовал афишу всех парижских развлечений.
- Хотите танцевать?
- Нет, - ответила Зоя, закрывая мехом половину лица.
- Театр, театр, театр, - читал Роллинг. Все это было скучно: трехакт-
ная разговорная комедия, где актеры от скуки и отвращения даже не грими-
руются, актрисы в туалетах от знаменитых портных глядят в зрительный зал
пустыми глазами.
- Обозрение. Обозрение. Вот: "Олимпия" - сто пятьдесят голых женщин в
одних туфельках и чудо техники: деревянный занавес, разбитый на шахмат-
ные клетки, в которых при поднятии и опускании стоят совершенно голые
женщины. Хотите - поедем?
- Милый друг, они все кривоногие - девчонки с бульваров.
- "Аполло". Здесь мы не были. Двести голых женщин в одних только...
Это мы пропустим. "Скала". Опять женщины. Так, так. Кроме того, "Всемир-
но известные музыкальные клоуны Пим и Джек".
- О них говорят, - сказала Зоя, - поедемте.
Они заняли литерную ложу у сцены. Шло обозрение. Непрерывно двигаю-
щийся молодой человек в отличном фраке и зрелая женщина в красном, в ши-
рокополой шляпе и с посохом говорили добродушные колкости правительству,
невинные колкости шефу полиции, очаровательно подсмеивались над высоко-
валютными иностранцами, впрочем, так, чтобы они не уехали сейчас же пос-
ле этого обозрения совсем из Парижа и не отсоветовали бы своим друзьям и
родственникам посетить веселый Париж.
Поболтав о политике, непрерывно двигающий ногами молодой человек и
дама с посохом воскликнули: "Гоп, ля-ля". И на сцену выбежали голые, как
в бане, очень белые, напудренные девушки. Они выстроились в живую карти-
ну, изображающую наступающую армию. В оркестре мужественно грянули фан-
фары и сигнальные рожки.
- На молодых людей это должно действовать, - сказал Роллинг.
Зоя ответила:
- Когда женщин так много, то не действует.
Затем занавес опустился и вновь поднялся. Занимая половину сцены, у
рампы стоял бутафорский рояль. Застучали деревянные палочки джаз-банда,
и появились Пим и Джек. Пим, как полагается, - в невероятном фраке, в
жилете по колено, сваливающиеся штаны, аршинные башмаки, которые сейчас
же от него убежали (аплодисменты), морда - доброго идиота. Джек - обсы-
пан мукой, в войлочном колпаке, на заду - летучая мышь.
Сначала они проделывали все, что нужно, чтобы смеяться до упаду, Джек
бил Пима по морде, и тот выпускал сзади облако пыли, потом Джек бил Пима
по черепу, и у того выскакивал гуттаперчивый волдырь.
Джек сказал: "Послушай, хочешь - я тебе сыграю на этом рояле?" Пим
страшно засмеялся, сказал: "Ну, сыграй на этом рояле", - и сел поодаль.
Джек изо всей силы ударил по клавишам - у рояля отвалился хвост. Пим
опять страшно много смеялся. Джек второй раз ударил по клавишам - у роя-
ля отвалился бок. "Это ничего", - сказал Джек и дал Пиму по морде. Тот
покатился через всю сцену, упал (барабан - бумм). Встал: "Это ничего";
выплюнул пригоршню зубов, вынул из "кармана метелку и совок, каким соби-
рают навоз на улицах, почистился. Тогда Джек в третий раз ударил по кла-
вишам, рояль рассыпался весь, под ним оказался обыкновенный концертный
рояль. Сдвинув на нос войлочный колпачок, Джек с непостижимым ис-
кусством, вдохновенно стал играть "Кампанеллу" Листа.
У Зои Монроз похолодели руки. Обернувшись к Роллингу, она прошептала:
- Это великий артист.
- Это ничего, - сказал Пим, когда Джек кончил играть, - теперь ты
послушай, как я сыграю.
Он стал вытаскивать из различных карманов дамские панталоны, старый
башмак, клистирную трубку, живого котенка (аплодисменты), вынул скрипку
и, повернувшись к зрительному залу скорбным лицом доброго идиота, заиг-
рал бессмертный этюд Паганини.
Зоя поднялась, перекинула через шею соболий мех, сверкнула бриллиан-
тами.
- Идемте, мне противно. К сожалению, я когда-то была артисткой.
- Крошка, куда же мы денемся! Половина одиннадцатого.
- Едемте пить.
Через несколько минут их лимузин остановился на Монмартре, на узкой
улице, освещенной десятью окнами притона "Ужин Короля". В низкой, пунцо-
вого шелка, с зеркальным потолком и зеркальными стенами, жаркой и наку-
ренной зале, в тесноте, среди летящих лент серпантина, целлулоидных ша-
риков и конфетти, покачивались в танце женщины, перепутанные бумажными
лентами, обнаженные по пояс, к их гримированным щекам прижимались багро-
вые и бледные, пьяные, испитые, возбужденные мужские лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
ния фашистов, разговаривать об отравляющих газах и менять любовников
каждую неделю, чтобы не приучить их к свинству. А моя, изволите ли ви-
деть, лежит в молочной ванне, как норвежская семга, и мечтает о сельско-
хозяйственной ферме в четыре гектара. Пошлая дура, - у нее за плечами
публичный дом.
К Зое Монроз он относился с величайшим уважением. Встречаясь в ночных
ресторанах, почтительно предлагал ей протанцевать и целовал руку, что
делал единственной женщине в Париже. Зоя едва кланялась небезызвестной
Сюзанне Бурж, но с Гастоном поддерживала дружбу, и он время от времени
выполнял наиболее щекотливые из ее поручений.
Сегодня она спешно вызвала Гастона в кафе "Глобус" и появилась в
обольстительном виде уличной мидинетки. Гастон только стиснул челюсти,
но вел себя так, как было нужно.
Потягивая кислое вино, жмурясь от дыма трубки, он хмуро слушал, что
ему говорила Зоя. Окончив, она хрустнула пальцами. Он сказал:
- Но это - опасно.
- Гастон, если это удастся, вы навсегда обеспеченный человек.
- Ни за какие деньги, сударыня, ни за мокрое, ни за сухое дело я те-
перь не возьмусь: не те времена. Сегодня апаши предпочитают служить в
полиции, а профессиональные воры - издавать газеты и заниматься полити-
кой. Убивают и грабят только новички, провинциалы да мальчишки, получив-
шие венерическую болезнь. И немедленно записываются в полицию. Что поде-
лаешь - зрелым людям приходится оставаться в спокойных гаванях. Если вы
хотите меня нанять за деньги - я откажусь. Другое - сделать это для вас.
Тут я бы мог рискнуть свернуть себе шею.
Зоя выпустила дымок из уголка пунцовых губ, улыбнулась нежно и поло-
жила красивую руку на рукав Утиного Носа.
- Мне кажется, - мы с вами договоримся.
У Гастона дрогнули ноздри, зашевелились усы. Он прикрыл синеватыми
веками нестерпимый блеск выпуклых глаз.
- Вы хотите сказать, что я теперь же мог бы освободить Сюзанну от мо-
их услуг?
- Да, Гастон.
Он перегнулся через стол, стиснул бокал в кулаке.
- Мои усы будут пахнуть вашей кожей?
- Я думаю, что этого не избежать, Гастон.
- Ладно - Он откинулся. - Ладно. Будет все, как вы хотите.
Обед окончен. Кофе со столетним коньяком выпито. Двухдолларовая сига-
ра - "Корона Коронас" - выкурена до половины, и пепел ее не отвалился.
Наступил мучительный час: куда ехать "дальше", каким сатанинским смычком
сыграть на усталых нервах что-нибудь веселенькое?
Роллинг потребовал афишу всех парижских развлечений.
- Хотите танцевать?
- Нет, - ответила Зоя, закрывая мехом половину лица.
- Театр, театр, театр, - читал Роллинг. Все это было скучно: трехакт-
ная разговорная комедия, где актеры от скуки и отвращения даже не грими-
руются, актрисы в туалетах от знаменитых портных глядят в зрительный зал
пустыми глазами.
- Обозрение. Обозрение. Вот: "Олимпия" - сто пятьдесят голых женщин в
одних туфельках и чудо техники: деревянный занавес, разбитый на шахмат-
ные клетки, в которых при поднятии и опускании стоят совершенно голые
женщины. Хотите - поедем?
- Милый друг, они все кривоногие - девчонки с бульваров.
- "Аполло". Здесь мы не были. Двести голых женщин в одних только...
Это мы пропустим. "Скала". Опять женщины. Так, так. Кроме того, "Всемир-
но известные музыкальные клоуны Пим и Джек".
- О них говорят, - сказала Зоя, - поедемте.
Они заняли литерную ложу у сцены. Шло обозрение. Непрерывно двигаю-
щийся молодой человек в отличном фраке и зрелая женщина в красном, в ши-
рокополой шляпе и с посохом говорили добродушные колкости правительству,
невинные колкости шефу полиции, очаровательно подсмеивались над высоко-
валютными иностранцами, впрочем, так, чтобы они не уехали сейчас же пос-
ле этого обозрения совсем из Парижа и не отсоветовали бы своим друзьям и
родственникам посетить веселый Париж.
Поболтав о политике, непрерывно двигающий ногами молодой человек и
дама с посохом воскликнули: "Гоп, ля-ля". И на сцену выбежали голые, как
в бане, очень белые, напудренные девушки. Они выстроились в живую карти-
ну, изображающую наступающую армию. В оркестре мужественно грянули фан-
фары и сигнальные рожки.
- На молодых людей это должно действовать, - сказал Роллинг.
Зоя ответила:
- Когда женщин так много, то не действует.
Затем занавес опустился и вновь поднялся. Занимая половину сцены, у
рампы стоял бутафорский рояль. Застучали деревянные палочки джаз-банда,
и появились Пим и Джек. Пим, как полагается, - в невероятном фраке, в
жилете по колено, сваливающиеся штаны, аршинные башмаки, которые сейчас
же от него убежали (аплодисменты), морда - доброго идиота. Джек - обсы-
пан мукой, в войлочном колпаке, на заду - летучая мышь.
Сначала они проделывали все, что нужно, чтобы смеяться до упаду, Джек
бил Пима по морде, и тот выпускал сзади облако пыли, потом Джек бил Пима
по черепу, и у того выскакивал гуттаперчивый волдырь.
Джек сказал: "Послушай, хочешь - я тебе сыграю на этом рояле?" Пим
страшно засмеялся, сказал: "Ну, сыграй на этом рояле", - и сел поодаль.
Джек изо всей силы ударил по клавишам - у рояля отвалился хвост. Пим
опять страшно много смеялся. Джек второй раз ударил по клавишам - у роя-
ля отвалился бок. "Это ничего", - сказал Джек и дал Пиму по морде. Тот
покатился через всю сцену, упал (барабан - бумм). Встал: "Это ничего";
выплюнул пригоршню зубов, вынул из "кармана метелку и совок, каким соби-
рают навоз на улицах, почистился. Тогда Джек в третий раз ударил по кла-
вишам, рояль рассыпался весь, под ним оказался обыкновенный концертный
рояль. Сдвинув на нос войлочный колпачок, Джек с непостижимым ис-
кусством, вдохновенно стал играть "Кампанеллу" Листа.
У Зои Монроз похолодели руки. Обернувшись к Роллингу, она прошептала:
- Это великий артист.
- Это ничего, - сказал Пим, когда Джек кончил играть, - теперь ты
послушай, как я сыграю.
Он стал вытаскивать из различных карманов дамские панталоны, старый
башмак, клистирную трубку, живого котенка (аплодисменты), вынул скрипку
и, повернувшись к зрительному залу скорбным лицом доброго идиота, заиг-
рал бессмертный этюд Паганини.
Зоя поднялась, перекинула через шею соболий мех, сверкнула бриллиан-
тами.
- Идемте, мне противно. К сожалению, я когда-то была артисткой.
- Крошка, куда же мы денемся! Половина одиннадцатого.
- Едемте пить.
Через несколько минут их лимузин остановился на Монмартре, на узкой
улице, освещенной десятью окнами притона "Ужин Короля". В низкой, пунцо-
вого шелка, с зеркальным потолком и зеркальными стенами, жаркой и наку-
ренной зале, в тесноте, среди летящих лент серпантина, целлулоидных ша-
риков и конфетти, покачивались в танце женщины, перепутанные бумажными
лентами, обнаженные по пояс, к их гримированным щекам прижимались багро-
вые и бледные, пьяные, испитые, возбужденные мужские лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81