Парк положил трубку обратно в пепельницу.
Он нахмурился. Конечно, нынче Париж главный оперник Лондона в смысле скачек, но это временно. Постоянные победы английских скакунов успокоили Лондон, и кони здесь просто избалованы. Они потеряли форму. Утратили выносливость. Но все должно измениться. Сейчас опасность грозит из Ирландии. Главные соперники — ирландские кони, и, по мнению Сорокина, которого Репнин знает и который только что вернулся из Ирландии, соперники весьма серьезные. А победа ирландцев означала бы позор для Англии.
Надо ли понимать слова Репнина так, что он навсегда отказывается где-либо служить? Парк пригласил его с целью побеседовать и выяснить, что произошло в Доркинге. Леди Данкен говорит, будто он самовольно оставил свое рабочее место и на него следовало бы подать в суд. Джонс утверждает, что Репнин погубил ту молодую ирландскую кобылку. Она проиграла скачки. Он, Парк, очень об этом сожалеет. Он бы хотел ему помочь. Эмигрантская судьба не сахар.
На это Репнин отвечает, что отказался от жалованья за июль, которое ему было послано с запозданием, и, следовательно, считает излишним дальнейшие разговоры о Доркинге. Он не намерен возвращаться на службу к леди Данкен. Охотнее бы согласился вместе с бывшими польскими полковниками чистить серебро и мыть посуду в «Дорчестере».
Огромный шотландец смотрел на него хмуро.
Как ему будет угодно. Что до Парка, то он еще в Корнуолле, узнав его судьбу, обещал свою помощь. Пытается помочь и сейчас, но, оказывается, это не так- то просто. Впрочем, план ввоза русских коней пока что висит на волоске. Одного-единственного слова графа Покровского было достаточно, чтобы те безумцы в Москве все испортили. Однако это не значит, что Парк откажется от своих намерений и не будет предпринимать дальнейшие шаги, чтобы отрезвить этих сумасшедших, потому что он, Парк, знает и любит Россию, на стороне которой участвовал в двух войнах. Русский народ — хороший, испорчены только русские господа. Во всяком случае, ему хотелось бы вернуться к разговору с Репниным и участвовать в продолжении его судьбы. Ибо и судьба имеет продолжение. У него есть еще одно предложение. Он предлагает Репнину место служащего в своей конторе. Будет получать то же жалованье, как если б занимался конями. Первое время.
Но в дальнейшем оно будет расти. Кроме того, Парк берет на себя оплату квартиры. Завтра через адвоката Репнин получит соответствующее письмо. На этот раз на предложение ему следует ответить письменно.
Тогда Репнин, как-то странно улыбаясь, отвечает, что он охотнее всего вообще бы исчез из Лондона, но теперь, случайно, обрел крышу над головой и поэтому о предложении Парка подумает. Сначала он еще раз попытается продать свои фотографии медвежьей охоты в Сибири. Ему сказали, что книгу эту намерены купить. Если сэр Малькольм согласен, он бы сообщил ему свое решение в сентябре. В данное время он затрудняется окончательно ответить на это предложение. Его выгнали из квартиры и со службы в Доркинге. То и другое сделали почти без предупреждения, неожиданно, и он вынужден был срочно съехать. Он попытается сделать так, чтобы подобное не повторилось.
С удивлением он заметил, что при этих словах шотландец ухмыльнулся, хотя постарался скрыть свою ухмылку. Хорошо, сказал сэр Малькольм, подождем до сентября. Речь идет об организации нового, прямого сообщения по морю между Англией и этими сумасшедшими в Москве. Гулль — Ленинград. Тут и для Репнина найдется кое-какое дело. Он ему нужен.
Затем Парк спросил о Наде. Потом подошел к шкафу и вынул две книги, явно для кого-то приготовленные. Попросил Репнина их прочесть. Тут описаны морские пути между Англией и Санкт-Петербургом, в прошлом. А еще лучше, если, мол, Репнин пойдет и взглянет на ту контору и кафе при ней* где некогда были заключены первые договоры балтийских судовладельцев и английских торговцев относительно сообщений на Балтийском море. Это имя получит и его новый корабль. Это очень романтическая история. Он велит секретарше подготовить для Репнина рекомендательное письмо. Разрешение на посещение судна. Он, Парк, на днях возвращается в Париж. Они с генеральшей Барсутовой обивают пороги русского посольства в Париже. Прикладывают все силы, чтобы втолковать этим психам, что граф Андрей ни в чем не виноват, что Покровский во время революции еще ходить не умел, что родители увезли его из России грудным ребенком. Помимо всего прочего, он французский подданный. Русские не имеют на него никаких прав. Он думает даже, что эти московские безумцы должны за многое благодарить его, Парка. Он, Парк, им еще пригодится.
Он снова советует Репнину посетить балтийские канцелярии и морской музей. Парк полагает, что англичане, и шотландцы, конечно, и шведы на Балтийском море должны чувствовать себя как в родном доме. Он, Парк, это море хорошо знает и любит его. Если Репнин пожелает, он предоставит ему возможность взглянуть своими собственными глазами на горячо любимый им Санкт-Петербург. Об этом несколько раз напоминала ему его супруга. Она учит русский язык. Он не имеет ничего против этого, хотя сам не любит Пушкина. Ему, Парку, не нравится Пушкин, этот опиум для русского народа. Если уж им так нужна поэзия, лучше бы любили Лермонтова. Он любит Лермонтова значительно больше, чем Пушкина. Может, потому, что Лермонтов по происхождению шотландец? — прибавил и покраснел от смущения.
Посещение Парка, вероятно, на этом бы и завершилось, если бы огромный шотландец вдруг, как бы ни с того ни с сего, не задал Репнину вопрос, который застиг того врасплох, изумил и вывел из себя. Сэр Малькольм спросил, известно ли Репнину, что граф Андрей в Париже появлялся в форме русского офицера и состоял на разведывательной службе у генерала Мюллера. Он, конечно, очень извиняется, но хочет уточнить у самого Репнина — не служил ли и он в то время в штабе Деникина? Это очень важно. От этого зависит сейчас судьба Покровского. Парку это необходимо знать. Репнин может рассказать ему все начистоту и о себе, и о графе Покровском. Англичане умеют хранить тайну.
Побагровев, не скрывая, что оскорблен старым шотландцем, Репнин быстро заговорил. С улыбкой, желчной.
Зачем это ему понадобилось? — сначала спросил глухо.
Затем, отвечал сэр Малькольм, что власти здесь расспрашивают его о Покровском, да и о Репнине тоже. Подозревают, что оба питают какие-то странные симпатии к тем безумцам в Москве.
Репнин смотрел старику прямо в глаза горящим взглядом, будто готов броситься и схватить его за глотку. Однако вскоре его взор угас. Поблек и словно растворился на внезапно побледневшем лице. С графом
Андреем, сказал Репнин, он на подобные темы никогда не разговаривал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201