Он принадлежал к старому, посрамленному русскому воинству, а на полотне перед ним маршировали победители. Однако того, что затем последовало, он не мог себе даже вообразить.
На площадь вступили части, и шли они таким чеканным шагом, что, казалось, сотрясался экран, а должно быть, тряслась и сама Красная площадь. Развернутым строем шли воины, неся в руках отнятые у врага знамена, и, словно в некоем балете, швыряли их подножию Кремля.
Это было невероятно.
В каком-то порыве он подался вперед и смотрел в темноте широко раскрытыми глазами. Замершие было на площади части вдруг с шумом двинулись.
Та же самая, знакомая ему поступь. В первое мгновение, глядя на железные шеренги сапог, ног и людей в первых рядах, он даже не заметил знамен в их руках. Увидел позже, когда они их повергали к подножию Кремля.
Количество повергнутых знамен все увеличивалось. Куча росла. Словно вырастал огромный костер. Будто
скорпионы, корчились в этой куче начертанные на знаменах свастики. Репнин стиснул зубы и смотрел, молча.
В маленьком и душном подвальном кинозале было полным-полно зрителей и царил полумрак. В этом призрачном, напоминающем лунный, свете Репнин ясно различал лица своих соседей и тех, что сидели перед ним.
Сосед слева от него, англичанин, взирал на экран с явной иронией. Он кривил губы, а заметив лихорадочное выражение на лице Репнина, увидев его горящие, широко раскрытые глаза, которые тот не отрывал от экрана, легонько подтолкнул локтем.
В белесом, прорезанном световым лучом полумраке Репнин рассмотрел его лицо. Это был мужчина лет пятидесяти, с какой-то странной прической:, его волосы были разделены пробором и напоминали парик. Мужчина сказал тихо, со злой ухмылкой:
— В один прекрасный день русские за это дорого заплатят.— И, заметив, что Репнин молчит, добавил: — Кто бы мог себе такое представить? Репнин ничего не ответил.
Когда фильм закончился, он пробрался по своему ряду к выходу. Поднялся по лестнице и вышел. Уже совсем стемнело, и по освещенной улице плотными рядами шли машины. Он остановился на переходе. Было такое ощущение, словно он пьян.
Добравшись до дома и проходя мимо портье, которого не терпел и знал, что тот ему платит тем же, на обычное пожелание «спокойной ночи» пробормотал что-то невнятное.
Еще более странное чувство испытал он, когда, поднявшись на лифте, вошел в свою, вернее, Надину комнату.
Комната казалась пустой, и хуже всего то, что пустой она должна была остаться и в дальнейшем. Без Нади это была совсем другая комната. Даже какая-то смешная комната. Он будет отныне спать на Надиной кровати, а Нади рядом уже не будет. А его постель не надо будет каждое утро превращать в кресло. Не будет и стука швейной машинки. И он невольно улыбнулся и подумал, что без этого звука уже не сможет уснуть. Этот ритмичный стук здесь никогда больше не повторится.
Репнин не спрашивал себя, почему ему хочется, чтобы этот звук раздался снова. Чтобы он еще раз его услышал, когда-нибудь.
Без стука машинки он больше не сможет уснуть. Звук этот уже не повторится.
Еще большим безумием казалось то, что Надя продолжала присутствовать рядом/ существовать подле него в воспоминаниях, связанных с тем, что было, с этой ее постелью, но даже не с их любовью, не с их страстными объятиями, не с ее роскошной наготой, а прежде всего с этими звуками ее швейной машинки.
В нем, следовательно, вечно будет жить, терзать его и мучить не жажда ее тела, а просто тоска по ней, по ее голосу, речи, по ее лицу, озаренному крошечной лампочкой на швейной машинке. Лучше было им остаться здесь вместе и жить, пусть даже в величайшей бедности.
Бормоча все это себе под нос, он выпустил из рук чашку. И не выпив чая, не поужинав, не почитав, по своему обыкновению, перед сном, даже не включив радио, он лег в постель и попытался уснуть. Его поразила мысль о том, что в будущем без Нади, здесь, в Лондоне, он никогда не сможет ничего придумать, ничего захотеть, не сможет даже заснуть.
Без нее ему не удастся что-либо изменить в своей жизни и он, словно завороженный, навсегда и весь останется лишь в прошлом.
Надя уехала. Этого хотел он. Между тем без нее у него не осталось никаких надежд. Он неспособен будет предпринять какой-либо шаг в будущем. Да и что это за будущее? Разве он не принадлежит посрамленной царской, белой армии, которая потерпела поражение в конце первой мировой войны и запятнала себя позором, стакнувшись с немцами во второй?
А Надин корабль меж тем плыл по проливу, увозя ее, среди ночи, небо и осыпавшей его звездами, плыл все дальше, на встречу с Атлантическим океаном, в сторону Корнуолла, где в то лето он жил без нее.
Корнуолл, таким образом, незримо снова их разлучил, хотя уже двадцать шесть лет они были связаны друг с другом всеми своими помыслами, своей памятью да и всей жизнью.
ПОСЛЕ ПАРАДА НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ
После отъезда жены Репнин два дня не спускался вниз и не выходил из своей комнаты. Напрасно верещал у него телефон. В конце концов он его просто выключил. На третий день, однако, в дверь постучал портье.
Он просит прощения, но господина разыскивают. Уж не заболел ли он? Все тревожатся. Не следовало бы все же выключать телефон. Что с ним происходит?
Репнин телефон включил. Извинялся. Неважно себя чувствует. Простужен.
Итак, на следующий день началась настоящая телефонная атака. Кто только ему не звонил! Кто только не расспрашивал о них с Надей! Правда ли, что жена оставила его и уехала в Америку?
Справлялись люди, с которыми он летом познакомился в Корнуолле. Все словно сговорились.
Первой позвонила жена доктора Крылова. Затем генеральша Барсутова. Потом его молоденькая соотечественница, вышедшая замуж за старого шотландца. Звонил и капитан Беляев, и другие из Комитета. Интересуется им и старуха, графиня Панова.
Госпожа Крылова плачущим голосом умоляет о встрече. Произошло нечто ужасное. Она разводится с мужем. Ей необходимо его увидеть. Он тоже замешан в этом деле. Она заедет за ним.
Генеральша Барсутова спрашивает, верно ли, что Надя уехала? Собирается ли и он к ней? Они с графом Андреем едут в Париж. Покровский у портье оставил для него книгу. Они разыщут его сразу же, как только вернутся в Лондон. Им обоим очень жаль его жену. Эмигрантам тяжело повсюду.
Спрашивает о Наде и юная соотечественница, леди Парк. Это, говорит, такое дивное создание и такое гордое. Теперь, оставшись один, он, она надеется, не откажется от приглашения пожаловать к ней в гости на ближайший уик-энд.
И старуха-графиня расспрашивает о Наде. Бедняжка, конечно, горько плакала при расставании? Графине необходимо его увидеть. Надо решить, что делать и с ним, и с этой ее квартирой на восьмом этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
На площадь вступили части, и шли они таким чеканным шагом, что, казалось, сотрясался экран, а должно быть, тряслась и сама Красная площадь. Развернутым строем шли воины, неся в руках отнятые у врага знамена, и, словно в некоем балете, швыряли их подножию Кремля.
Это было невероятно.
В каком-то порыве он подался вперед и смотрел в темноте широко раскрытыми глазами. Замершие было на площади части вдруг с шумом двинулись.
Та же самая, знакомая ему поступь. В первое мгновение, глядя на железные шеренги сапог, ног и людей в первых рядах, он даже не заметил знамен в их руках. Увидел позже, когда они их повергали к подножию Кремля.
Количество повергнутых знамен все увеличивалось. Куча росла. Словно вырастал огромный костер. Будто
скорпионы, корчились в этой куче начертанные на знаменах свастики. Репнин стиснул зубы и смотрел, молча.
В маленьком и душном подвальном кинозале было полным-полно зрителей и царил полумрак. В этом призрачном, напоминающем лунный, свете Репнин ясно различал лица своих соседей и тех, что сидели перед ним.
Сосед слева от него, англичанин, взирал на экран с явной иронией. Он кривил губы, а заметив лихорадочное выражение на лице Репнина, увидев его горящие, широко раскрытые глаза, которые тот не отрывал от экрана, легонько подтолкнул локтем.
В белесом, прорезанном световым лучом полумраке Репнин рассмотрел его лицо. Это был мужчина лет пятидесяти, с какой-то странной прической:, его волосы были разделены пробором и напоминали парик. Мужчина сказал тихо, со злой ухмылкой:
— В один прекрасный день русские за это дорого заплатят.— И, заметив, что Репнин молчит, добавил: — Кто бы мог себе такое представить? Репнин ничего не ответил.
Когда фильм закончился, он пробрался по своему ряду к выходу. Поднялся по лестнице и вышел. Уже совсем стемнело, и по освещенной улице плотными рядами шли машины. Он остановился на переходе. Было такое ощущение, словно он пьян.
Добравшись до дома и проходя мимо портье, которого не терпел и знал, что тот ему платит тем же, на обычное пожелание «спокойной ночи» пробормотал что-то невнятное.
Еще более странное чувство испытал он, когда, поднявшись на лифте, вошел в свою, вернее, Надину комнату.
Комната казалась пустой, и хуже всего то, что пустой она должна была остаться и в дальнейшем. Без Нади это была совсем другая комната. Даже какая-то смешная комната. Он будет отныне спать на Надиной кровати, а Нади рядом уже не будет. А его постель не надо будет каждое утро превращать в кресло. Не будет и стука швейной машинки. И он невольно улыбнулся и подумал, что без этого звука уже не сможет уснуть. Этот ритмичный стук здесь никогда больше не повторится.
Репнин не спрашивал себя, почему ему хочется, чтобы этот звук раздался снова. Чтобы он еще раз его услышал, когда-нибудь.
Без стука машинки он больше не сможет уснуть. Звук этот уже не повторится.
Еще большим безумием казалось то, что Надя продолжала присутствовать рядом/ существовать подле него в воспоминаниях, связанных с тем, что было, с этой ее постелью, но даже не с их любовью, не с их страстными объятиями, не с ее роскошной наготой, а прежде всего с этими звуками ее швейной машинки.
В нем, следовательно, вечно будет жить, терзать его и мучить не жажда ее тела, а просто тоска по ней, по ее голосу, речи, по ее лицу, озаренному крошечной лампочкой на швейной машинке. Лучше было им остаться здесь вместе и жить, пусть даже в величайшей бедности.
Бормоча все это себе под нос, он выпустил из рук чашку. И не выпив чая, не поужинав, не почитав, по своему обыкновению, перед сном, даже не включив радио, он лег в постель и попытался уснуть. Его поразила мысль о том, что в будущем без Нади, здесь, в Лондоне, он никогда не сможет ничего придумать, ничего захотеть, не сможет даже заснуть.
Без нее ему не удастся что-либо изменить в своей жизни и он, словно завороженный, навсегда и весь останется лишь в прошлом.
Надя уехала. Этого хотел он. Между тем без нее у него не осталось никаких надежд. Он неспособен будет предпринять какой-либо шаг в будущем. Да и что это за будущее? Разве он не принадлежит посрамленной царской, белой армии, которая потерпела поражение в конце первой мировой войны и запятнала себя позором, стакнувшись с немцами во второй?
А Надин корабль меж тем плыл по проливу, увозя ее, среди ночи, небо и осыпавшей его звездами, плыл все дальше, на встречу с Атлантическим океаном, в сторону Корнуолла, где в то лето он жил без нее.
Корнуолл, таким образом, незримо снова их разлучил, хотя уже двадцать шесть лет они были связаны друг с другом всеми своими помыслами, своей памятью да и всей жизнью.
ПОСЛЕ ПАРАДА НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ
После отъезда жены Репнин два дня не спускался вниз и не выходил из своей комнаты. Напрасно верещал у него телефон. В конце концов он его просто выключил. На третий день, однако, в дверь постучал портье.
Он просит прощения, но господина разыскивают. Уж не заболел ли он? Все тревожатся. Не следовало бы все же выключать телефон. Что с ним происходит?
Репнин телефон включил. Извинялся. Неважно себя чувствует. Простужен.
Итак, на следующий день началась настоящая телефонная атака. Кто только ему не звонил! Кто только не расспрашивал о них с Надей! Правда ли, что жена оставила его и уехала в Америку?
Справлялись люди, с которыми он летом познакомился в Корнуолле. Все словно сговорились.
Первой позвонила жена доктора Крылова. Затем генеральша Барсутова. Потом его молоденькая соотечественница, вышедшая замуж за старого шотландца. Звонил и капитан Беляев, и другие из Комитета. Интересуется им и старуха, графиня Панова.
Госпожа Крылова плачущим голосом умоляет о встрече. Произошло нечто ужасное. Она разводится с мужем. Ей необходимо его увидеть. Он тоже замешан в этом деле. Она заедет за ним.
Генеральша Барсутова спрашивает, верно ли, что Надя уехала? Собирается ли и он к ней? Они с графом Андреем едут в Париж. Покровский у портье оставил для него книгу. Они разыщут его сразу же, как только вернутся в Лондон. Им обоим очень жаль его жену. Эмигрантам тяжело повсюду.
Спрашивает о Наде и юная соотечественница, леди Парк. Это, говорит, такое дивное создание и такое гордое. Теперь, оставшись один, он, она надеется, не откажется от приглашения пожаловать к ней в гости на ближайший уик-энд.
И старуха-графиня расспрашивает о Наде. Бедняжка, конечно, горько плакала при расставании? Графине необходимо его увидеть. Надо решить, что делать и с ним, и с этой ее квартирой на восьмом этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201