Счет за новые, из черного крокодила, оплачивать отказывается.
Вот еще одна. Лето проводит в Корнуолле. Она вполне удовлетворена, и письмо хорошее. На следующем счете рукой его предшественника написано: «Заказчица уехала в Китай. Возвращается в ближайшее время». Вполне прилично и следующее. Бургундские изумительны. Просит и вторую пару сделать так же. Однако с черными, из крокодила, дело обстоит хуже: правая неудобна при ходьбе. Каблук подгибается. Левая подошва по-прежнему скользит, и обе тяжеловаты. Что же делать? Что делать? Просит ей позвонить: № 67021. Робинзон на этом письме коротко пометил: позвонить, лично. (Почерк Робинзона напоминает почерк Деникина.)
Сложнее то, что пишут в следующем письме. Кто- то — вероятно дочь Робинзона, пока Репнин был в больнице,— допустил ошибку. Счет послан на адрес другой дамы — у обеих дам одна и та же фамилия. Речь идет о супруге некоего лорда! Может, и о разводе? Заказчица проем пощадить ее наконец от счетов, прибывающих по этому адресу на ее имя. Она уже не живет в этом замке! (Репнин испуганно откладывает письмо в сторонку. За такие штучки Леон Клод может вышвырнуть на улицу.)
«Меня там уже нет»,— пишет дама. И все-таки не оставил его ангел-хранитель, в которого он верил с детских лет,— в следующем письме следующая дама рассыпает комплименты по поводу черных крокодиловых туфель, посланных ей в Никозию на Кипре. Они, говорит, имеют ее мерку в Брюсселе — просит послать еще две пары! Платит через свой парижский банк. «О, мадам Валери,— я слышу, как кто-то бормочет по-русски, — о, мадам Валери. Вы там на Кипре, а я здесь в Лондоне. Перемещенное лицо, да, да. Слава богу. Перемещенных ботинок нет. Перемещенных лиц, да, да. Ох, мадам Валери».
И словно событиями в подвале начинает дирижировать сам Нечестивый, далее одно за другим следуют письма от тех которые в восторге от черного крокодила. Не посылает крупный чек. Репнин прикладывает к чеку расписку. И адрес: 55 Ноизе. В пяти следующих письмах тоже вложены чеки. И комплименты о новой модели из черного крокодила. К сожалению, это продолжается недолго. Неожиданности поджидают его, как Гулливера, на каждом шагу. Супруга некоего лорда угрожает, приедет,
мол, рассчитываться лично. Испортил ей кожу, на три пары. Говорит, ее кожу. (Нег ошп зкт.) Приедет в мастерскую 20 ноября, во вторник. Репнин заносит это в календарь, но недоумевает. У них двадцатого закрыто, и двадцатое не вторник. И спрашивает: о какой коже речь? Что за кожу она дала. Пишет: «ее».
Потом в переписке с дамами наступает сущая путаница, какой-то круговорот имен, несколько имен, а лицо одно и то же, если же смотреть по счетам, лица разные. Мгз. Вискпеи например, прежде по книгам числилась как Мгз. Огитопй, затем Мгз. Раупе, и в счетах Робинзона полная неразбериха. Графиня Сан Элиа фигурировала раньше в открытом счете — Мгз. Нойит, а до этого Мгз. Маез, а до этого Ма Аате УШепеиие, а еще раньше Марате Ргетозе, а до этого — У. А его предшественник Перно все это перепутал. (Может быть, речь идет о нескольких замужествах? О разных браках? Может, и в обратном порядке? Репнин совсем запутался в счетах. Отчаявшись, хватается за голову.)
Как все это заносить в книги? Разве для того князь Репнин приехал в Лондон, для того погибла царская Россия, чтобы он, сидя в полутемном подвале, регистрировал всю эту белиберду? Разве для того были войны, столько людей убито, чтобы все кончилось и он остался в подвале с этими счетами?
По какому праву вмешивают они своих черных крокодилов в семейную жизнь, в этих женщин, да еще так безалаберно? А где же мужья этих дам? Где они? Может, их уже скосила смерть? Они умерли? Смерть? Неумолимая смерть?— Я снова слышу, как бормочет кто-то одинокий в Лондоне по-русски.
Репнин проглядывает еще два-три письма, а остальные отодвигает в сторону. Баронессе надо лишь поправить каблучки. На счете изысканной госпожи собственноручно пометил: «обождать». Развод. Сент. 3-го 1947. Откуда он узнал? На счете госпожи написано: «оставить». (Туфли у нее украли в гостинице.) Тата тап пишет, что последняя пара была безнадежной. Она пишет из отеля «ВИ». Совсем рядом. Таня, Таня, как многое на свете именно безнадежно!
Репнин полагает, что на сегодня хватит. Вынимает из коробочки то, что жена положила на обед. Яйца. Сыр. Мед. Гренки. Впрочем, это слишком много. Он уже отвык от еды. Ему все кажется бессмысленным. Все что с ним происходит, лишено смысла, глупо. Что привело его в этот подвал? Судьба? Деникин? Революция? Бог? Барлов был прав, такая жизнь не стоит ломаного гроша. Кому и какая от него польза? Лондону?
Вскоре слышит: кто-то наверху, с улицы открывает дверь в лавку. Кто-то вернулся первым. Знакомая легкая поступь. Видит ее на лестнице, будто в катакомбах, сквозняк вздымает плиссированную юбчонку. Она ему нравится. Это отнюдь не значит, что он смотрит на нее с вожделением. Что с удовольствием бы с ней сошелся. Секс в подвале его не привлекает, даже если бы она начала первой. Сейчас из его жизни это вообще исключено. Несколько удивляет лишь то, что она так ласково на него смотрит сегодня. Раньше была холодна, и только. А сейчас идет прямо к нему, глаза широко раскрыты. Смотрит в упор. Подходит близко, придерживая юбку на коленях. Говорит: «Что с вами? Вы бледны и печальны».
Он отвечает ей сухо — и даже не подымается со своего треногого табурета,— она останавливается за его спиной, кладет несколько бумажек на стол перед ним, а делает все это так, будто хочет его обнять, обвить за шею. На правом плече почувствовал снова, словно теплые голуби, ее груди.
Спрашивает себя, что бы это могло значить? Спрашивает ее, что ей надо?
Тогда она наклоняется, облокотившись на стол рядом с ним, совсем близко. Указывает пальцем на бумажки и говорит вкрадчиво: «Отметьте, пожалуйста, то, что я продала». (Им с Сандрой начали платить по фунту за каждую лично проданную пару черных крокодиловых туфель. Якобы проданных именно благодаря им!)
В лавке кроме них никого не было. В окно с уличного асфальта падал какой-то пыльный, мутный, зеленый свет.
ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ ТЕМЗЫ
В тот год, в начале октября Репнина пригласил к себе доктор Крылов. Он позвал его приехать в больницу по ту сторону Темзы, чтобы снять с ноги гипс.
Доктор, с которым он познакомился в Корнуолле, работал в больнице, расположенной невдалеке от лондонской площади или, вернее, перекрестка, известного под
именем «Е» («Слон и Ладья»), что, вероятно, было связано с игрой в шахматы, поскольку английское слово Сазне обозначает и укрепленный замокли шахматную ладью. У Крылова, которого в Лондоне сокращенно называли мистер Крилл, был собственный дом,— точнее, дом принадлежал его жене, англичанке,— поблизости от больницы, где он работал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Вот еще одна. Лето проводит в Корнуолле. Она вполне удовлетворена, и письмо хорошее. На следующем счете рукой его предшественника написано: «Заказчица уехала в Китай. Возвращается в ближайшее время». Вполне прилично и следующее. Бургундские изумительны. Просит и вторую пару сделать так же. Однако с черными, из крокодила, дело обстоит хуже: правая неудобна при ходьбе. Каблук подгибается. Левая подошва по-прежнему скользит, и обе тяжеловаты. Что же делать? Что делать? Просит ей позвонить: № 67021. Робинзон на этом письме коротко пометил: позвонить, лично. (Почерк Робинзона напоминает почерк Деникина.)
Сложнее то, что пишут в следующем письме. Кто- то — вероятно дочь Робинзона, пока Репнин был в больнице,— допустил ошибку. Счет послан на адрес другой дамы — у обеих дам одна и та же фамилия. Речь идет о супруге некоего лорда! Может, и о разводе? Заказчица проем пощадить ее наконец от счетов, прибывающих по этому адресу на ее имя. Она уже не живет в этом замке! (Репнин испуганно откладывает письмо в сторонку. За такие штучки Леон Клод может вышвырнуть на улицу.)
«Меня там уже нет»,— пишет дама. И все-таки не оставил его ангел-хранитель, в которого он верил с детских лет,— в следующем письме следующая дама рассыпает комплименты по поводу черных крокодиловых туфель, посланных ей в Никозию на Кипре. Они, говорит, имеют ее мерку в Брюсселе — просит послать еще две пары! Платит через свой парижский банк. «О, мадам Валери,— я слышу, как кто-то бормочет по-русски, — о, мадам Валери. Вы там на Кипре, а я здесь в Лондоне. Перемещенное лицо, да, да. Слава богу. Перемещенных ботинок нет. Перемещенных лиц, да, да. Ох, мадам Валери».
И словно событиями в подвале начинает дирижировать сам Нечестивый, далее одно за другим следуют письма от тех которые в восторге от черного крокодила. Не посылает крупный чек. Репнин прикладывает к чеку расписку. И адрес: 55 Ноизе. В пяти следующих письмах тоже вложены чеки. И комплименты о новой модели из черного крокодила. К сожалению, это продолжается недолго. Неожиданности поджидают его, как Гулливера, на каждом шагу. Супруга некоего лорда угрожает, приедет,
мол, рассчитываться лично. Испортил ей кожу, на три пары. Говорит, ее кожу. (Нег ошп зкт.) Приедет в мастерскую 20 ноября, во вторник. Репнин заносит это в календарь, но недоумевает. У них двадцатого закрыто, и двадцатое не вторник. И спрашивает: о какой коже речь? Что за кожу она дала. Пишет: «ее».
Потом в переписке с дамами наступает сущая путаница, какой-то круговорот имен, несколько имен, а лицо одно и то же, если же смотреть по счетам, лица разные. Мгз. Вискпеи например, прежде по книгам числилась как Мгз. Огитопй, затем Мгз. Раупе, и в счетах Робинзона полная неразбериха. Графиня Сан Элиа фигурировала раньше в открытом счете — Мгз. Нойит, а до этого Мгз. Маез, а до этого Ма Аате УШепеиие, а еще раньше Марате Ргетозе, а до этого — У. А его предшественник Перно все это перепутал. (Может быть, речь идет о нескольких замужествах? О разных браках? Может, и в обратном порядке? Репнин совсем запутался в счетах. Отчаявшись, хватается за голову.)
Как все это заносить в книги? Разве для того князь Репнин приехал в Лондон, для того погибла царская Россия, чтобы он, сидя в полутемном подвале, регистрировал всю эту белиберду? Разве для того были войны, столько людей убито, чтобы все кончилось и он остался в подвале с этими счетами?
По какому праву вмешивают они своих черных крокодилов в семейную жизнь, в этих женщин, да еще так безалаберно? А где же мужья этих дам? Где они? Может, их уже скосила смерть? Они умерли? Смерть? Неумолимая смерть?— Я снова слышу, как бормочет кто-то одинокий в Лондоне по-русски.
Репнин проглядывает еще два-три письма, а остальные отодвигает в сторону. Баронессе надо лишь поправить каблучки. На счете изысканной госпожи собственноручно пометил: «обождать». Развод. Сент. 3-го 1947. Откуда он узнал? На счете госпожи написано: «оставить». (Туфли у нее украли в гостинице.) Тата тап пишет, что последняя пара была безнадежной. Она пишет из отеля «ВИ». Совсем рядом. Таня, Таня, как многое на свете именно безнадежно!
Репнин полагает, что на сегодня хватит. Вынимает из коробочки то, что жена положила на обед. Яйца. Сыр. Мед. Гренки. Впрочем, это слишком много. Он уже отвык от еды. Ему все кажется бессмысленным. Все что с ним происходит, лишено смысла, глупо. Что привело его в этот подвал? Судьба? Деникин? Революция? Бог? Барлов был прав, такая жизнь не стоит ломаного гроша. Кому и какая от него польза? Лондону?
Вскоре слышит: кто-то наверху, с улицы открывает дверь в лавку. Кто-то вернулся первым. Знакомая легкая поступь. Видит ее на лестнице, будто в катакомбах, сквозняк вздымает плиссированную юбчонку. Она ему нравится. Это отнюдь не значит, что он смотрит на нее с вожделением. Что с удовольствием бы с ней сошелся. Секс в подвале его не привлекает, даже если бы она начала первой. Сейчас из его жизни это вообще исключено. Несколько удивляет лишь то, что она так ласково на него смотрит сегодня. Раньше была холодна, и только. А сейчас идет прямо к нему, глаза широко раскрыты. Смотрит в упор. Подходит близко, придерживая юбку на коленях. Говорит: «Что с вами? Вы бледны и печальны».
Он отвечает ей сухо — и даже не подымается со своего треногого табурета,— она останавливается за его спиной, кладет несколько бумажек на стол перед ним, а делает все это так, будто хочет его обнять, обвить за шею. На правом плече почувствовал снова, словно теплые голуби, ее груди.
Спрашивает себя, что бы это могло значить? Спрашивает ее, что ей надо?
Тогда она наклоняется, облокотившись на стол рядом с ним, совсем близко. Указывает пальцем на бумажки и говорит вкрадчиво: «Отметьте, пожалуйста, то, что я продала». (Им с Сандрой начали платить по фунту за каждую лично проданную пару черных крокодиловых туфель. Якобы проданных именно благодаря им!)
В лавке кроме них никого не было. В окно с уличного асфальта падал какой-то пыльный, мутный, зеленый свет.
ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ ТЕМЗЫ
В тот год, в начале октября Репнина пригласил к себе доктор Крылов. Он позвал его приехать в больницу по ту сторону Темзы, чтобы снять с ноги гипс.
Доктор, с которым он познакомился в Корнуолле, работал в больнице, расположенной невдалеке от лондонской площади или, вернее, перекрестка, известного под
именем «Е» («Слон и Ладья»), что, вероятно, было связано с игрой в шахматы, поскольку английское слово Сазне обозначает и укрепленный замокли шахматную ладью. У Крылова, которого в Лондоне сокращенно называли мистер Крилл, был собственный дом,— точнее, дом принадлежал его жене, англичанке,— поблизости от больницы, где он работал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201