Репнин не знает, что недавно от этой станции его жена шла в больницу, не знает и зачем туда ходила. Когда-то здесь протекала речушка Войте — теперь ее засыпали, а на этой речушке, вероятно, стояла церковь в честь Божьей матери и называлась Магу а Войте, теперь же она зовется Магу Вопге, а произносится: Мелибоун. Так ее называет весь Лондон.
Выйдя из метро, Репнин видит, что и здесь все тот же Лондон, празднично украшенный елками. Даже знаменитый Музей восковых фигур — хранилище злодеев и государственных деятелей, королей и королев, воров и убийц, вплоть до сексуальных извращенцев. И тут — рождественское настроение. Направляясь к бирже труда, куда его послали, он проходит возле дома известного сыщика, любимца Лондона — Шерлока Холмса. Его почитатели приобрели дом, где как будто бы он жил, у входа в дом — тоже рождественская елка. Елку, конечно, поставили члены клуба его имени? Хотя Холмс никогда не существовал, он — только герой детективных романов, хотя в доме этом никогда взаправду не жил, жил только на страницах романа.
Репнину здесь все знакомо. Тут и знаменитый Планетарий, который он, бывало, охотно посещал. Уже у самой биржи труда, куда его направили, он проходит мимо нескладного здания, где они с Надей поселились по приезде в Лондон. Может быть, поэтому он должен встать на учет именно здесь, в этом районе? Может быть, он занесен в список по этому, старому адресу? Находит нужную ему канцелярию, быстро. В каком-то дворе.
В помещении полно безработных, они получают здесь пособие. Толпятся у столов, ждут. Среди них есть и негры. На новичка смотрят дружелюбно, явно не прочь заговорить с ним, но стоят молча, опершись на барьер, ждут своей очереди. Говорят протяжно, словно поют. Вздыхают. Смеются. Английские слова произносят с запинкой. Когда подошла его очередь, чиновник взял бумаги и велел подождать.
По прошествии добрых получаса ему выдали пол
тора фунта. Сказали — он включен в песок и теперь будет получать эту сумму каждую неделю, что касается работы — будут искать. Пусть приходит в следующую субботу, а еще лучше в пятницу. Советуют временно устроиться на главном Почтамте. Сейчас Рождество, там нужны разборщики и сортировщики писем, да, конечно, и почтальоны. Может быть, его возьмут туда. Там хорошо платят.
Репнин знает, здесь бесполезно что-либо объяснять и спрашивать. Получает свои полтора фунта. Берет бумажку для Почтамта. Присаживается на скамейку, перед тем как двинуться дальше. Куда? И сам не знает.
Удивляет и наводит" на размышления бумажка, которую ему сунули в руку. Здесь много не разговаривают. Ничего не спрашивают. Ничего о нем не знают. Столько людей отправляется отсюда с подобными бумажками в руках — уходят, приходят куда-то, снова идут. Сотни тысяч людей ищут работу.
Немного собравшись с силами, Репнин решает нынче же сводить на почту, куда на дни рождественских праздников принимают безработных. Почта отсюда далеко. Снова забивается под землей в переполненный вагон и молчит. Все вокруг представляется ему смешным. Огромный Лондон с его уличным движением — у него над головой, нескончаемые толпы людей куда-то идут и идут. И все огромное, мощное, сильное, занятое своими делами. Все работают, все что-то делают, и делают планомерно, размеренно, толково, умно, не замечая усталости. Зачем? Чтобы потом без оглядки бежать из этого огромного Лондона, сбежать из него как можно раньше, сбежать куда угодно — в маленькие городки, в села, в пригороды, в какой-нибудь крохотный домик, в комнату, где в очаге горит огонь. И это без конца повторяется, и сейчас никто не намерен оставаться в Лондоне на праздники.
Жизнь остановится, наглухо запрутся двери, улицы опустеют, и если бы было возможно, эти мужчины и женщины больше сюда никогда бы не вернулись. Огромный город похож на фантасмагорию, где на первый взгляд все кажется разумным, логичным, величественным, но если приглядеться получше — все стремится отсюда сбежать — в какую-то мелочную, маленькую жизнь, в маленький домишко, в трактир. Выпить кружку пива. Здесь, на Британских островах, некогда обожали солнце, в честь его возводили храмы из огромных
каменных глыб, и теперь никто не умеет объяснить, как они это делали. Целые горы в честь Солнца? На протяжении веков здесь жили короли, палачи, вспыхивали бунты, корабли отправлялись отсюда в дальние края, в неведомое, а сейчас повсюду двойственность: работа в подвале и бегство от работы куда-то в крохотный закуток, где только и увидишь, что горшок с цветком на окне да пустую молочную бутылку на пороге. Огромный город, масса связанных между собой людей, и никто никого не знает, и каждый стремится к одиночеству. Великое событие здесь — переменить женщину и единственный страх — потерять работу, оказаться в сточной канаве.
Бесчисленные мужчины и женщины снуют возле него в метро, проходят мимо, плывут вверх-вниз по лестницам, под землей. И все кажутся ему такими же иностранцами, как он, чужими, одинокими в Лондоне.
Это ощущение не покидает Репнина и в здании Почтамта, пока несет его вверх железный лифт, пока он минует огромные помещения, заполненные машинами, посылками, письмами, почтовыми работниками, грузчиками. Когда в коридоре, в последнюю минуту, его объезжает идущая сама по себе тележка, которая вначале мчалась прямо на него, словно намереваясь раздавить, а потом как будто передумала — у Репнина возникает сумасбродная мысль: жить или умереть — это одно и то же. Но его вдруг остановили и спрашивают, что ему здесь нужно. Он с минуту не может найти слов, чтобы объяснить им, что хочет и кого ищет. Будто в каком-то сне, не сразу припоминает даже свое имя. Передает бумаги, невнятно бормочет, откуда его сюда послали и зачем.
Просят заполнить в двух экземплярах бланки заявления, сообщив необходимые сведения о себе и указав имена двух людей, которые его хорошо знают и могли бы за него поручиться. Они с удивлением разглядывают, как Репнин записывает ответы, они удивлены, что он затрудняется указать поручителей. Когда он закончил, сообщили — если потребуется, его вызовут, и провожают взглядом как лунатика, который никак не может угодить в дверь.
Интересно, что негры были и здесь, безработные,— один из них даже остановил его на лестнице. Шел за ним по пятам, как черная тень. Шаг в шаг. Он улыбается. Рад, что разыскал Почтамт.
Было, вероятно, около пяти, когда Репнин вышел из Почтамта.
На улице уже смеркалось. Среди развалин и зияющих ям на месте разрушенных до в он увидел огромный храм святого Павла — будто темный силуэт на небе. Спуск в подземку здесь тоже похож на огромную, вырытую в земле яму. Вокруг — развалины. Хотя у него уже явно сосет под ложечкой, Репнин решил не спеша отправиться отсюда пешком до площади Нельсона, где возле французского книжного магазина останавливаются автобусы, которые возят иностранных (да и местных) туристов по достопримечательностям Лондона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Выйдя из метро, Репнин видит, что и здесь все тот же Лондон, празднично украшенный елками. Даже знаменитый Музей восковых фигур — хранилище злодеев и государственных деятелей, королей и королев, воров и убийц, вплоть до сексуальных извращенцев. И тут — рождественское настроение. Направляясь к бирже труда, куда его послали, он проходит возле дома известного сыщика, любимца Лондона — Шерлока Холмса. Его почитатели приобрели дом, где как будто бы он жил, у входа в дом — тоже рождественская елка. Елку, конечно, поставили члены клуба его имени? Хотя Холмс никогда не существовал, он — только герой детективных романов, хотя в доме этом никогда взаправду не жил, жил только на страницах романа.
Репнину здесь все знакомо. Тут и знаменитый Планетарий, который он, бывало, охотно посещал. Уже у самой биржи труда, куда его направили, он проходит мимо нескладного здания, где они с Надей поселились по приезде в Лондон. Может быть, поэтому он должен встать на учет именно здесь, в этом районе? Может быть, он занесен в список по этому, старому адресу? Находит нужную ему канцелярию, быстро. В каком-то дворе.
В помещении полно безработных, они получают здесь пособие. Толпятся у столов, ждут. Среди них есть и негры. На новичка смотрят дружелюбно, явно не прочь заговорить с ним, но стоят молча, опершись на барьер, ждут своей очереди. Говорят протяжно, словно поют. Вздыхают. Смеются. Английские слова произносят с запинкой. Когда подошла его очередь, чиновник взял бумаги и велел подождать.
По прошествии добрых получаса ему выдали пол
тора фунта. Сказали — он включен в песок и теперь будет получать эту сумму каждую неделю, что касается работы — будут искать. Пусть приходит в следующую субботу, а еще лучше в пятницу. Советуют временно устроиться на главном Почтамте. Сейчас Рождество, там нужны разборщики и сортировщики писем, да, конечно, и почтальоны. Может быть, его возьмут туда. Там хорошо платят.
Репнин знает, здесь бесполезно что-либо объяснять и спрашивать. Получает свои полтора фунта. Берет бумажку для Почтамта. Присаживается на скамейку, перед тем как двинуться дальше. Куда? И сам не знает.
Удивляет и наводит" на размышления бумажка, которую ему сунули в руку. Здесь много не разговаривают. Ничего не спрашивают. Ничего о нем не знают. Столько людей отправляется отсюда с подобными бумажками в руках — уходят, приходят куда-то, снова идут. Сотни тысяч людей ищут работу.
Немного собравшись с силами, Репнин решает нынче же сводить на почту, куда на дни рождественских праздников принимают безработных. Почта отсюда далеко. Снова забивается под землей в переполненный вагон и молчит. Все вокруг представляется ему смешным. Огромный Лондон с его уличным движением — у него над головой, нескончаемые толпы людей куда-то идут и идут. И все огромное, мощное, сильное, занятое своими делами. Все работают, все что-то делают, и делают планомерно, размеренно, толково, умно, не замечая усталости. Зачем? Чтобы потом без оглядки бежать из этого огромного Лондона, сбежать из него как можно раньше, сбежать куда угодно — в маленькие городки, в села, в пригороды, в какой-нибудь крохотный домик, в комнату, где в очаге горит огонь. И это без конца повторяется, и сейчас никто не намерен оставаться в Лондоне на праздники.
Жизнь остановится, наглухо запрутся двери, улицы опустеют, и если бы было возможно, эти мужчины и женщины больше сюда никогда бы не вернулись. Огромный город похож на фантасмагорию, где на первый взгляд все кажется разумным, логичным, величественным, но если приглядеться получше — все стремится отсюда сбежать — в какую-то мелочную, маленькую жизнь, в маленький домишко, в трактир. Выпить кружку пива. Здесь, на Британских островах, некогда обожали солнце, в честь его возводили храмы из огромных
каменных глыб, и теперь никто не умеет объяснить, как они это делали. Целые горы в честь Солнца? На протяжении веков здесь жили короли, палачи, вспыхивали бунты, корабли отправлялись отсюда в дальние края, в неведомое, а сейчас повсюду двойственность: работа в подвале и бегство от работы куда-то в крохотный закуток, где только и увидишь, что горшок с цветком на окне да пустую молочную бутылку на пороге. Огромный город, масса связанных между собой людей, и никто никого не знает, и каждый стремится к одиночеству. Великое событие здесь — переменить женщину и единственный страх — потерять работу, оказаться в сточной канаве.
Бесчисленные мужчины и женщины снуют возле него в метро, проходят мимо, плывут вверх-вниз по лестницам, под землей. И все кажутся ему такими же иностранцами, как он, чужими, одинокими в Лондоне.
Это ощущение не покидает Репнина и в здании Почтамта, пока несет его вверх железный лифт, пока он минует огромные помещения, заполненные машинами, посылками, письмами, почтовыми работниками, грузчиками. Когда в коридоре, в последнюю минуту, его объезжает идущая сама по себе тележка, которая вначале мчалась прямо на него, словно намереваясь раздавить, а потом как будто передумала — у Репнина возникает сумасбродная мысль: жить или умереть — это одно и то же. Но его вдруг остановили и спрашивают, что ему здесь нужно. Он с минуту не может найти слов, чтобы объяснить им, что хочет и кого ищет. Будто в каком-то сне, не сразу припоминает даже свое имя. Передает бумаги, невнятно бормочет, откуда его сюда послали и зачем.
Просят заполнить в двух экземплярах бланки заявления, сообщив необходимые сведения о себе и указав имена двух людей, которые его хорошо знают и могли бы за него поручиться. Они с удивлением разглядывают, как Репнин записывает ответы, они удивлены, что он затрудняется указать поручителей. Когда он закончил, сообщили — если потребуется, его вызовут, и провожают взглядом как лунатика, который никак не может угодить в дверь.
Интересно, что негры были и здесь, безработные,— один из них даже остановил его на лестнице. Шел за ним по пятам, как черная тень. Шаг в шаг. Он улыбается. Рад, что разыскал Почтамт.
Было, вероятно, около пяти, когда Репнин вышел из Почтамта.
На улице уже смеркалось. Среди развалин и зияющих ям на месте разрушенных до в он увидел огромный храм святого Павла — будто темный силуэт на небе. Спуск в подземку здесь тоже похож на огромную, вырытую в земле яму. Вокруг — развалины. Хотя у него уже явно сосет под ложечкой, Репнин решил не спеша отправиться отсюда пешком до площади Нельсона, где возле французского книжного магазина останавливаются автобусы, которые возят иностранных (да и местных) туристов по достопримечательностям Лондона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201