Единственный безвредный лекарь в этом мире.
Я дома, и я счастлив, но Приграничье все еще сидит во мне, мешая быть
счастливым. И в каждом сне все тот же мокрый лес и яма с проступившею
водою.
Пять дней любви, покоя, страшных снов. А на шестой я поднялся с
постели, оделся сам и поднялся наверх. И объявил Совет.
Эргис, Асаг и Сибл. Моя опора. Наставник Ларг не зван на наш совет.
Он не силен в хозяйственных делах, предпочитает душу, а не тело. Мы с ним
беседуем наедине.
Наставник Ларг - нелегкая победа. Он не похож на властного Салара, но
тоже кремень. Светлая душа и мрачный ум догматика. Он предан мне, но -
господи! - чего мне стоит прорваться через щит готовых представлений со
всяким новым делом. А если уж прорвусь и докажу, он сам уверен и убедит их
все, что это верно и благочестиво.
Эргис, Асаг и Сибл. Мы вчетвером в роскошных креслах возле очага.
Тепло, но я велел зажечь огонь - торжественности ради.
Асаг не изменился. Мы все переменились - даже Сибл, а он все тот же:
сухонький, спокойный, страстный.
Я говорю:
- Мне было трудно без тебя, Асаг.
- Да уж, хозяйство ты развел - почесаться некогда!
А настороженность ушла из глаз.
- Ну, раз ты здесь, все будет хорошо. Я рад, что ты со мной!
Все правда, но за правдой, как всегда, навязчивая логика расчета.
Асаг - мой друг, я очень рад ему, но он ревнив и к власти, и ко мне, и
должен знать, что он все так же первый.
- Сибл, ну я тебе и завидовал, когда ты провернул это дело у Биссала!
Я бы и сам лучше не сработал!
А вот, что я говорю Эргису, безразлично и мне, и ему. Мы просто
играем в эту игру, и нам скучно в нее играть. Жаль, что надо в нее играть.
- Ну что, Асаг, - говорю я, - как тут у нас дела?
Ничего тут у нас дела. Сухонькая рука Асага крепко зажала их.
Работают мастерские и торгуют купцы, партия оружия пришла из Лагара,
построена конюшня на двести коней, которых мы закупаем в Тардане. Есть
договор со здешним локихом, чтобы нам рубить камень у порога Инхе, даст
бог, с той весны начнет готовить камень для храма.
Слушаю и отдыхаю душой. И думаю: так не бывает. Не может быть, чтобы
все хорошо...
- Есть и худое, - говорит Асаг. - Здешние попы вовсе взбеленились.
Поливают почем зря. Мы, мол и бунтовщики, мы и еретики, мы и колдуны, и
кто только мы ни есть. А с этой баней - будь она проклята! - и вовсе беда.
И позор, и разврат, и...
- Асаг, - говорю я ему, - сам видишь, как мы тесно живем. Только мора
нам не хватает!
- Мор от бога.
- Это жизнь от бога, а мор от грязи.
- Ага! Знакомая песенка! То-то Ларг разливается: мол, в грязную
посуду молока не нальешь, откуда, мол, быть чистой душе в грязном теле?
Приспичило тебе собак дразнить?
Молчу, потому что он прав. Но и я тоже прав. Нам в этой скученности
только эпидемий не хватало!
- Ну, я обратный пал. Мол, это кеватские попы злобствуют, что ты
кеватцев бьешь. А еще: это они нового, квайрского, храма устрашились, что
им доходу убудет. Ну, сам знаешь. Кто верит, а кто нет. Еще наплачешься.
- Не шипи, - сказал Сибл. - Сам в баню ходишь.
Усмехнулся.
- А куда ж против него попрешь, против святоши нашего? Допек, как
уголь за пазухой!
- Асаг, - говорю я ему, - к зиме нужно будет жилье еще человек 300. И
не теряй времени, всех выводи из Квайра. Останутся люди Зелора... ну и
связь.
- Вон как? - говорит он, и в глазах у него вопрос, но я пока не
отвечу. Пока еще можно не отвечать. И теперь говорит Сибл. Я знаю все, что
он может сказать, но слушаю как впервые. Невозможно в это поверить. Это
сказки. Так не бывает.
- Один сундучок прихватили, - сообщает с усмешкой Сибл. - Маловато,
конечно, за нашу кровь, ну да мы не жадные. И с этим пупки понадрывали,
пока доперли.
- Сколько?
- До черт. Ларг считал-считал, да сбился. Кассалов сорок.
Неплохо на первые расходы!
Мы говорим, а Асаг глядит на меня. И пока рассказывал Сибл, он тоже
глядел на меня, и я никак не пойму, что у него в глазах.
- Ага, - говорит Сибл, - пялься! Каков наш тихоня, а? Не прогадали-то
мы с Великим, а Асаг?
- Эдак и я поверю, что ты - святой!
Я смеюсь, потому что смешно. Смеюсь - и презираю себя, ведь и в смехе
есть капля расчета. Думайте, что хотите, но верьте мне, потому что главное
начинается только теперь, потому что без вашей веры я пропаду...

А теперь у меня Ланс. Я велел получше устроить моих горцев, и Малый
Квайр носит их на руках. Слухи о наших подвигах в Приграничье, наверное,
уже добрались и до Большого.
- Я виноват перед вами, алсах, - говорю я Лансу, - и вы вправе меня
упрекнуть. Я должен был предоставить свой дом...
- Мне все объяснили, биил Бэрсар, - говорит он спокойно, - нам не на
что жаловаться. Ваши люди очень заботливы.
А в глазах настороженность: к чему эта перемена?
- Мы остались живы, алсах... - и он улыбается с облегчением.
- Вы об этом? Забудьте мою глупость, биил Бэрсар! Вы были правы -
мальчишек надо пороть!
Вот теперь я вижу, что и в нем сидит Приграничье: все так же честен и
прям его взгляд, но ясности в нем уже нет. Первая горечь нерадостных побед
над собой.
- Мне все еще снится Приграничье, - говорю я ему, - и те, что
остались там. Наверное, это было нечестно - звать вас туда.
- Иногда я вас ненавидел, - спокойно ответил Ланс, - а другой раз
любил без памяти. И все смотрел: что же вы такое? Война - мое ремесло,
биил Бэрсар, как четырнадцати лет батюшка меня на службу благословил, с
той поры ему и учусь.
- У вас замечательный учитель.
- Да, биил Бэрсар. Того и было мне столь тяжко, что я знаю войну. А
когда из черного леса армиями ворочают да царствами играют... Теперь мне
ведомо, за что вас колдуном прозвали, - и вдруг ясная мальчишеская улыбка:
- сам так думал, бывало! А теперь уразумел: и это ремесло.
- Наука невозможного.
- Да! И я тоже хочу уметь! Не того, чтоб царствами ворочать, а того,
что и в моем, военном, ремесле вы лучше меня сумели. Я бы за десять дней
весь отряд без толку положил!
- Это горькая наука, Ланс. Даже ради самой благой цели не очень
приятно играть царствами и постыдно играть людьми. Каждый день насилуешь
совесть, мараешь душу, и нет радости даже в победе - уж очень непомерна
цена.
- Я видел, - ответил он просто. - Знаете, биил Бэрсар, я испугался
после того боя. Все мы смертны, но когда я подумал, что вас могли убить...
И я подумал: ладно, на этот раз вы сами все сделали. А если такое опять
начнется через десять лет? Ведь вы же немолоды, биил Бэрсар, в отцы мне
годитесь. Сумеете ли вы через десять лет сесть на коня и вынести этот
труд? А если не вы - то кто сможет это сделать?
- Мой мальчик, - сказал я ему, - нельзя этому учить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88