Мне-то нынче простор надобен, а
попробуй, не пойди на работу!
Я только головой покачал. Этот властолюбивый человек, хозяин над
жизнью и смертью сотен Братьев - и вдруг забитый ткач из Садана? Вот тебе
и одна из причин неуловимости Братства.
Асаг не сидел на месте, только на ночь он возвращался в подвал. Долго
отогревался, медленно ел, чуть не засыпая в тепле. А потом вдруг
встряхивался, хитро щурил глаза:
- Ну, что новенького, брат Тилар?
- Начнем со старенького, - отвечал я привычно, и начиналась работа.
Это были мои часы: полновластный хозяин становился учеником, и я учил его
трудной науке обобщения данных.
Трудно ему приходилось: ум, привыкший к конкретному и простому, очень
трудно схватывал суть. А еще заскорузлая корка суеверий и предрассудков:
это было достаточно больно - для него, а порой и достаточно опасно - для
меня.
Но мы оба уже научились вовремя остановиться, обойти опасное место и
нащупать окольный путь.
- Смотри, - говорил я ему. - Вот сегодняшняя сводка. Локих заказал
трехдневную службу с молитвами о победе Квайрского оружия. Тисулар
задержал выход обозов с продовольствием для армии. Кеватский посланник
взял ссуду в банкирском доме Билора. Акхон вызвал всех поделтов на тайное
совещание. Поговаривают, что поделт Биссала Нилур будет смещен и заменен
поделтом Тиэлсом из ближайшего окружения акхона. Люди Симага арестовали
Калса Энасара, старейшину цеха красильщиков, обыска не было, засады в доме
не оставили. Ну, какая тут связь?
- А черт его знает!
- Давай разбираться. С чего начнем?
Он хмуро пожимал плечами.
- Тогда со службы. Позавчера прибыл гонец от кора Эслана. К нам он,
конечно, не завернул, но мы и сами сообразим. Я вот думаю, что речь идет о
крупном наступлении, иначе зачем бы тревожит бога?
- Пожалуй.
- И Тисулар это подтверждает: задержка обозов сорвет или отсрочит
наступление. Впрочем, это одно и то же. У Тубара отличные лазутчики, а у
наших офицеров длинные языки. Можешь не сомневаться: Тубар успеет принять
меры.
- А Тисулару это на что?
- Он боится армии и боится Эслана потому, что у Эслана ровно столько
же прав на престол. Пока что Эслан в армии не популярен - он вельможа, а
не солдат, но в армии не любят Тисулара, и армия устала от поражений.
Несколько удачных операций - и положение Эслана сразу упрочится. А уж
тогда...
- Может, так и надо?
- К сожалению нет, Асаг. Кор Эслан на это не пойдет.
- Чего?
- Это значит: война с Кеватом, ведь Тисулар их ставленник. Эслан
побоится. Ладно, теперь акхон. Ну, его положению не позавидуешь. Он,
иноземец, чужак в Квайре, окружил себя такими же чужаками. Почти все
поделты в стране - кеватцы, это значит, что между ним и низшим
духовенством - квайрцами - глухая стена.
- Да, простые попы его не более, чем черта почитают!
- Чем дольше война, тем бедней народ, а чем бедней народ, тем меньше
доходы Церкви, и страдает тут не высшее, а низшее духовенство. Дело дошло
до того, что во многих селах открыто молятся одиннадцати мученикам, и
теакху это известно, потому что кеватские лизоблюды акхона доносят на него
наперегонки. А вдобавок - он и с Тисуларом не поладил, есть у него
привычка лезть не в свои дела.
- Ну и что?
- Да ведь надо же было вернуть благоволение теакха, вот он и затеял
процесс против родни одиннадцати.
- А тут мы. Ну, а дальше?
- А дальше у нас с тобой тайный совет. Тут зацепка пока одна - слухи
о смещении Нилура.
- Слухи?
- Да как сказать? Давно к этому шло. Акхон уже пытался свалить Нилура
- но проиграл. У Нилура есть могущественный покровитель - поделит Илоэс,
казначей святейшего двора, его дядя по матери.
- А чему ему Нилур не угодил?
- Нилур - единственный квайрец среди высшего духовенства, и среди его
приближенных нет ни одного кеватца. Он сумел добиться у теакха
подтверждения права убежища для биссалского храма святого Уларта после
того, как акхон отменил это право для всех квайрских храмов. А самое
страшное: в малых храмах Биссала открыто служат поминальные службы каждую
годовщину казни мучеников.
- За это он, небось, и ухватился...
- А больше не за что. Понимаешь, если бы акхон сумел вернут
расположение теакха, он не стал бы так рисковать. Возможности назначения
весьма велики. Нет, Асаг, не сходится. Что-то тут... понимаешь, не нужен
акхону тайный совет, чтобы сместить одного из поделтов. Есть только три
вопроса, которые акхон не смеет решить сам, и среди них - определение
Ереси Торжествующей и обращение к служителям Господнего меча.
Судорога страха смяла лицо Асага; белым, как снег, стало его лицо, и
губы почти совсем исчезли в его белизне.
- Ты... т-ты уверен?
- Почти. Смотри, Асаг, не упустите гонца.
- Да уж... не упустим.
- Будем дальше?
- Нет уж... хватит с меня. Спешное что есть?
- Сразу сказал бы.
- Коль так, давай почивать.
- Ложись, я еще поработаю.
- Хватит с тебя, - сказал он и дунул на лучину. - И так дошел - в
гроб краше кладут!
- А ты сам здесь посиди!
- И то правда. Вроде как из тюрьмы да в тюрьму.
Я тоже забрался в сырую постель под воняющую псиной шкуру,
поворочался, пытаясь согреться, и уныло сказал:
- Отпусти меня на денек к матери. Куда я денусь?
Он долго молчал, я думал, что он уже спит, но он вдруг спросил:
- А ты что, и впрямь ее за мать считаешь?
- Асаг, _т_ы_ свою мать знал?
- Само собой.
- А я нет.
Он снова надолго замолчал, а потом сказал неохотно:
- Ладно уж. Сходи завтра по потемкам. Но гляди - на день!
Мне открыла старуха. Не спросясь, отворила запоры и со стоном припала
ко мне.
- Сыночек, сыночек! - шептала она исступленно, словно вдруг позабыла
все другие слова. Я гладил ее волосы, ее мокрые щеки, и тихая теплая
радость все глубже входила в меня. Как будто бы эти слезы капля за каплей
смывали горечь с моего детства, и я уже без обиды - только с печалью -
подумал о женщине, что меня родила. Как много я потерял, ничего ей не
прощая, и как много она потеряла, возненавидев меня! И если мне было, что
ей прощать, в эту минуту я все ей простил - и позабыл о ней.
- Полно матушка, - сказал я тихо, - идем в дом, простынешь.
И она повела меня за собой, словно я все еще мальчик, которому
страшно в потемках. А когда мы вошли, в доме вспыхнул огонь лучины, и я
увидел Суил.
- Здравствуй, птичка!
- Здравствуй, - тихо сказала она и опустила глаза. Но этот взгляд и
этот румянец... я испугался. Я боялся поверить.
- Сынок, - спросила Синар, - ты как, насовсем?
- Нет, матушка, прости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
попробуй, не пойди на работу!
Я только головой покачал. Этот властолюбивый человек, хозяин над
жизнью и смертью сотен Братьев - и вдруг забитый ткач из Садана? Вот тебе
и одна из причин неуловимости Братства.
Асаг не сидел на месте, только на ночь он возвращался в подвал. Долго
отогревался, медленно ел, чуть не засыпая в тепле. А потом вдруг
встряхивался, хитро щурил глаза:
- Ну, что новенького, брат Тилар?
- Начнем со старенького, - отвечал я привычно, и начиналась работа.
Это были мои часы: полновластный хозяин становился учеником, и я учил его
трудной науке обобщения данных.
Трудно ему приходилось: ум, привыкший к конкретному и простому, очень
трудно схватывал суть. А еще заскорузлая корка суеверий и предрассудков:
это было достаточно больно - для него, а порой и достаточно опасно - для
меня.
Но мы оба уже научились вовремя остановиться, обойти опасное место и
нащупать окольный путь.
- Смотри, - говорил я ему. - Вот сегодняшняя сводка. Локих заказал
трехдневную службу с молитвами о победе Квайрского оружия. Тисулар
задержал выход обозов с продовольствием для армии. Кеватский посланник
взял ссуду в банкирском доме Билора. Акхон вызвал всех поделтов на тайное
совещание. Поговаривают, что поделт Биссала Нилур будет смещен и заменен
поделтом Тиэлсом из ближайшего окружения акхона. Люди Симага арестовали
Калса Энасара, старейшину цеха красильщиков, обыска не было, засады в доме
не оставили. Ну, какая тут связь?
- А черт его знает!
- Давай разбираться. С чего начнем?
Он хмуро пожимал плечами.
- Тогда со службы. Позавчера прибыл гонец от кора Эслана. К нам он,
конечно, не завернул, но мы и сами сообразим. Я вот думаю, что речь идет о
крупном наступлении, иначе зачем бы тревожит бога?
- Пожалуй.
- И Тисулар это подтверждает: задержка обозов сорвет или отсрочит
наступление. Впрочем, это одно и то же. У Тубара отличные лазутчики, а у
наших офицеров длинные языки. Можешь не сомневаться: Тубар успеет принять
меры.
- А Тисулару это на что?
- Он боится армии и боится Эслана потому, что у Эслана ровно столько
же прав на престол. Пока что Эслан в армии не популярен - он вельможа, а
не солдат, но в армии не любят Тисулара, и армия устала от поражений.
Несколько удачных операций - и положение Эслана сразу упрочится. А уж
тогда...
- Может, так и надо?
- К сожалению нет, Асаг. Кор Эслан на это не пойдет.
- Чего?
- Это значит: война с Кеватом, ведь Тисулар их ставленник. Эслан
побоится. Ладно, теперь акхон. Ну, его положению не позавидуешь. Он,
иноземец, чужак в Квайре, окружил себя такими же чужаками. Почти все
поделты в стране - кеватцы, это значит, что между ним и низшим
духовенством - квайрцами - глухая стена.
- Да, простые попы его не более, чем черта почитают!
- Чем дольше война, тем бедней народ, а чем бедней народ, тем меньше
доходы Церкви, и страдает тут не высшее, а низшее духовенство. Дело дошло
до того, что во многих селах открыто молятся одиннадцати мученикам, и
теакху это известно, потому что кеватские лизоблюды акхона доносят на него
наперегонки. А вдобавок - он и с Тисуларом не поладил, есть у него
привычка лезть не в свои дела.
- Ну и что?
- Да ведь надо же было вернуть благоволение теакха, вот он и затеял
процесс против родни одиннадцати.
- А тут мы. Ну, а дальше?
- А дальше у нас с тобой тайный совет. Тут зацепка пока одна - слухи
о смещении Нилура.
- Слухи?
- Да как сказать? Давно к этому шло. Акхон уже пытался свалить Нилура
- но проиграл. У Нилура есть могущественный покровитель - поделит Илоэс,
казначей святейшего двора, его дядя по матери.
- А чему ему Нилур не угодил?
- Нилур - единственный квайрец среди высшего духовенства, и среди его
приближенных нет ни одного кеватца. Он сумел добиться у теакха
подтверждения права убежища для биссалского храма святого Уларта после
того, как акхон отменил это право для всех квайрских храмов. А самое
страшное: в малых храмах Биссала открыто служат поминальные службы каждую
годовщину казни мучеников.
- За это он, небось, и ухватился...
- А больше не за что. Понимаешь, если бы акхон сумел вернут
расположение теакха, он не стал бы так рисковать. Возможности назначения
весьма велики. Нет, Асаг, не сходится. Что-то тут... понимаешь, не нужен
акхону тайный совет, чтобы сместить одного из поделтов. Есть только три
вопроса, которые акхон не смеет решить сам, и среди них - определение
Ереси Торжествующей и обращение к служителям Господнего меча.
Судорога страха смяла лицо Асага; белым, как снег, стало его лицо, и
губы почти совсем исчезли в его белизне.
- Ты... т-ты уверен?
- Почти. Смотри, Асаг, не упустите гонца.
- Да уж... не упустим.
- Будем дальше?
- Нет уж... хватит с меня. Спешное что есть?
- Сразу сказал бы.
- Коль так, давай почивать.
- Ложись, я еще поработаю.
- Хватит с тебя, - сказал он и дунул на лучину. - И так дошел - в
гроб краше кладут!
- А ты сам здесь посиди!
- И то правда. Вроде как из тюрьмы да в тюрьму.
Я тоже забрался в сырую постель под воняющую псиной шкуру,
поворочался, пытаясь согреться, и уныло сказал:
- Отпусти меня на денек к матери. Куда я денусь?
Он долго молчал, я думал, что он уже спит, но он вдруг спросил:
- А ты что, и впрямь ее за мать считаешь?
- Асаг, _т_ы_ свою мать знал?
- Само собой.
- А я нет.
Он снова надолго замолчал, а потом сказал неохотно:
- Ладно уж. Сходи завтра по потемкам. Но гляди - на день!
Мне открыла старуха. Не спросясь, отворила запоры и со стоном припала
ко мне.
- Сыночек, сыночек! - шептала она исступленно, словно вдруг позабыла
все другие слова. Я гладил ее волосы, ее мокрые щеки, и тихая теплая
радость все глубже входила в меня. Как будто бы эти слезы капля за каплей
смывали горечь с моего детства, и я уже без обиды - только с печалью -
подумал о женщине, что меня родила. Как много я потерял, ничего ей не
прощая, и как много она потеряла, возненавидев меня! И если мне было, что
ей прощать, в эту минуту я все ей простил - и позабыл о ней.
- Полно матушка, - сказал я тихо, - идем в дом, простынешь.
И она повела меня за собой, словно я все еще мальчик, которому
страшно в потемках. А когда мы вошли, в доме вспыхнул огонь лучины, и я
увидел Суил.
- Здравствуй, птичка!
- Здравствуй, - тихо сказала она и опустила глаза. Но этот взгляд и
этот румянец... я испугался. Я боялся поверить.
- Сынок, - спросила Синар, - ты как, насовсем?
- Нет, матушка, прости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88