Разве это плохо?
- Даже благородно, если забыть о цене.
- А вы знаете эту цену? Я тоже нет. Я знаю только, во что обойдется
законный ход истории. Погибнет треть населения материка и родится Олгон.
- А если вы убьете еще десятки тысяч людей, а Олгон все равно
родится?
Мы глядели друг другу в глаза, и в глазах его была жестокая,
неотвратимая решимость.
- Я - не гадалка, Тилам. Будущее тем и отличается от прошлого, что
его еще надо сделать. Всегда найдется уйма причин, чтобы отказаться от
действия - и они весьма убедительны. А для действия причина одна: я должен
это сделать. Именно я.
- Почему же именно вы? Кто вас на это уполномочил?
- Олгон, - сказал он серьезно. - Олгон, который сделал меня таким,
какой я есть. Мои товарищи, которых он убил и убьет. Все человечество, для
которого нет спасения в нашем будущем. Послушайте, вы же смелый человек -
чего вы испугались? Красивых слов? Не будет. Работа будет - грязная и
кровавая. И смерть - довольно скоро. А история о нас не вспомнит - и
правильно! Или, может, самолюбие - в упряжку не хочется? Плюньте. Сами о
своем самолюбии забудете. Обо всем забудьте, кроме дела. Ну?
- Есть и третье. Вы понимаете, что вам меня не скрутить? Это
предупреждение, а не похвальба. Делу я могу служить - вам не стану.
Смотрите сами, это может нам дорого стоить.
- Ничего, - сказал он с улыбкой. - Служите делу, а остальное... черт
с вами, выдержу!
И я с тревогой и облегчением протянул руку навстречу его руке.
2. КВАЙРСКАЯ ЗИМА
Я захлопнул книгу и потер глаза. Обещал себе не читать при лучине, но
после свидания с Угаларом меня опять потянуло к Дэнсу. Который раз
попадаюсь в эту ловушку: стоит абстрактному имени стать лицом - и
подлость, что именуют историей, становится невыносимой. Оч-чень тошно
говорить о будущем с человеком и знать, когда он умрет, и - главное - как.
И остается одно перетащит Угалара к нам. Конечно, есть люди умнее, но
именно он - единственный из всех квайрских полководцев - пять лет в
одиночку сражался против кеватцев и был так ужасно казнен в Кайале. Будет
казнен через одиннадцать лет.
Эргис вскинул голову, прислушиваясь к чему-то. Он сидел на нарах
напротив меня и чинил меховой сатар.
- Что? - спросил я лениво.
- Кричат, что ли?
Я тоже прислушался, но услышал лишь вопли вьюги.
- Погляжу, - со вздохом сказал Эргис, накинул на плечи сатар и вышел.
Выла и колотилась о стены метель, метались тени, щелкали в печке
секунды... А потом коротко рявкнула дверь, вкатилось белое облако пара, а
за ним высокая белая тень.
- Огил?
Он не ответил; откинул капюшон и весь потянулся к огню.
- Ты что, один?
- Ага, - он зябко передернул плечами. - Дибар говорил... а я
понадеялся... что с утра ясно. Хорошо, конь дорогу знает.
Вернулся Эргис и тоже стал у печки. Иней на его бровях свернулся в
капли, и в каждой горел оранжевый отблеск огня.
- Тебе из Каса привет, - сказал ему Баруф. - Аслар вернулся. Говорит,
все твои здоровы.
- Спасибо! Бедуют, небось?
- Как все. Аслар им подкинул деньжонок, только у самого негусто было.
- А зиме только середина.
- Середина, - а в деревнях уже голодают, мрачно сказал Баруф. Хлеба
нет и охотников война подобрала.
Кстати, наших опять разбили под Гардром. Спасибо, морозы выручили,
Тубар не стал добивать.
- Морозы! - бросил Эргис с усмешкой. - Это у Тубара, небось,
хитрость! Я-то знаю, три года с ним ходил! Ну, давай к столу!
Баруф нехотя сел к столу, взял ложку в кулак, чтобы не дрожала. Съел
пару ложек - и отложил.
- Что не ешь?
- Неохота. - Посидел, устало сутулясь, и сказал, словно между прочим:
- Тубар согласен встретиться с моим человеком.
Я подавился. Откашлялся и кинулся на него:
- Тебе что, приспичило от меня избавиться? Вчера Угалар... такого
страху натерпелся, что вспомнить стыдно... а толку?
- Как посмотреть. Если он тебя не вздернул на первом же суку...
- За этим ты меня и посылал?
- Не совсем, - ответил Баруф спокойно.
- Вот и ступай к Тубару сам!
- Брось, Учитель, - вступился Эргис. - Ты черта переговоришь, а деда
и подавно!
- Вот я с чертом и потолкую!
- Ладно, - сказал Баруф, сдвинул котелок в сторону и выложив на стол
самодельную карту.
- Тут обстановка на вчерашний день. Запоминай.
К утру вьюга перебесилась. В хрустком безмолвии встал ледяной
рассвет, сгущая в иней дыхание, обжигая глаза. Почти по брюхо в снегу
брели наши кони, тащились, пропахивая извилистые канавы, и шерсть моего
вороного Блира поседела от замерзшего снега.
Баруф молчал, угрюмо сутулясь в седле. Я знал, что он не хочет меня
посылать, и если посылает, то просто нельзя иначе. Я знал, что он за меня
боится, а я свое отбоялся ночью.
Кони выбрались за старую лесную дорогу и пошли немного живей. Баруф
остановился. Мы уходили, а он стоял и глядел нам вслед, и это было
довольно забавно. Картина, достойная кисти Аргата: так провожают героев.
Слишком прозрачно и звонко было морозное утро, слишком бел и наряден
придавленный снегом лес, чтобы хотелось думать о смерти. Смерть - это
когда над тобою дождь и ненастье, когда на душе камнем лежит тоска, а
сейчас все светло и просторно, как этот белый лес, как этот белый
прозрачный день. Может быть в этом есть немного игры - но очень немного.
Просто пора сменить раздумье на дело, просто хочется жить, просто
поскрипывает заледеневшая кожа седла и позвякивает сосульки в конском
хвосте, а Эргис молчит, и можно подумать о том, о чем не надо бы, но очень
хочется думать.
Я ехал и думал о Суил. За одно я могу поблагодарить этот мир:
наконец-то Миз ушла из моей души. Не сразу и не легко - я и сам не знал,
как крепко это во мне сидело. Словно невзрачный сорняк с огромными
корнями; как будто немного места занимала она в моей жизни: жалкий
остаток, не отнятый работой - а оказывается, нет местечка, куда бы не
пророс один корешок, и всякая мысль отзывается болью - нет, уже не о ней.
О том, что целых восемь лет она не любила меня. Оказывается, я покупал ее
за деньги и за тряпки, и думал, что она меня любит, и прощал ей за это все
- даже то, что не надо было прощать. Я почти не думал об этом в аду двух
последних лет, но в Квайре эта боль вдруг проснулась во мне, и мучила, и
будила по ночам... еще долго болело бы, если бы не Суил.
Я не заметил, как это все началось. Просто думал о хуторе Зиран, а
оказалось: о Суил, о Квайре - а оказалось: о Суил. О работе - а оказалось:
о Суил. Я сам удивился, когда это вдруг понял. Что для меня Суил? Милая
девочка, деревенская простушка себе на уме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
- Даже благородно, если забыть о цене.
- А вы знаете эту цену? Я тоже нет. Я знаю только, во что обойдется
законный ход истории. Погибнет треть населения материка и родится Олгон.
- А если вы убьете еще десятки тысяч людей, а Олгон все равно
родится?
Мы глядели друг другу в глаза, и в глазах его была жестокая,
неотвратимая решимость.
- Я - не гадалка, Тилам. Будущее тем и отличается от прошлого, что
его еще надо сделать. Всегда найдется уйма причин, чтобы отказаться от
действия - и они весьма убедительны. А для действия причина одна: я должен
это сделать. Именно я.
- Почему же именно вы? Кто вас на это уполномочил?
- Олгон, - сказал он серьезно. - Олгон, который сделал меня таким,
какой я есть. Мои товарищи, которых он убил и убьет. Все человечество, для
которого нет спасения в нашем будущем. Послушайте, вы же смелый человек -
чего вы испугались? Красивых слов? Не будет. Работа будет - грязная и
кровавая. И смерть - довольно скоро. А история о нас не вспомнит - и
правильно! Или, может, самолюбие - в упряжку не хочется? Плюньте. Сами о
своем самолюбии забудете. Обо всем забудьте, кроме дела. Ну?
- Есть и третье. Вы понимаете, что вам меня не скрутить? Это
предупреждение, а не похвальба. Делу я могу служить - вам не стану.
Смотрите сами, это может нам дорого стоить.
- Ничего, - сказал он с улыбкой. - Служите делу, а остальное... черт
с вами, выдержу!
И я с тревогой и облегчением протянул руку навстречу его руке.
2. КВАЙРСКАЯ ЗИМА
Я захлопнул книгу и потер глаза. Обещал себе не читать при лучине, но
после свидания с Угаларом меня опять потянуло к Дэнсу. Который раз
попадаюсь в эту ловушку: стоит абстрактному имени стать лицом - и
подлость, что именуют историей, становится невыносимой. Оч-чень тошно
говорить о будущем с человеком и знать, когда он умрет, и - главное - как.
И остается одно перетащит Угалара к нам. Конечно, есть люди умнее, но
именно он - единственный из всех квайрских полководцев - пять лет в
одиночку сражался против кеватцев и был так ужасно казнен в Кайале. Будет
казнен через одиннадцать лет.
Эргис вскинул голову, прислушиваясь к чему-то. Он сидел на нарах
напротив меня и чинил меховой сатар.
- Что? - спросил я лениво.
- Кричат, что ли?
Я тоже прислушался, но услышал лишь вопли вьюги.
- Погляжу, - со вздохом сказал Эргис, накинул на плечи сатар и вышел.
Выла и колотилась о стены метель, метались тени, щелкали в печке
секунды... А потом коротко рявкнула дверь, вкатилось белое облако пара, а
за ним высокая белая тень.
- Огил?
Он не ответил; откинул капюшон и весь потянулся к огню.
- Ты что, один?
- Ага, - он зябко передернул плечами. - Дибар говорил... а я
понадеялся... что с утра ясно. Хорошо, конь дорогу знает.
Вернулся Эргис и тоже стал у печки. Иней на его бровях свернулся в
капли, и в каждой горел оранжевый отблеск огня.
- Тебе из Каса привет, - сказал ему Баруф. - Аслар вернулся. Говорит,
все твои здоровы.
- Спасибо! Бедуют, небось?
- Как все. Аслар им подкинул деньжонок, только у самого негусто было.
- А зиме только середина.
- Середина, - а в деревнях уже голодают, мрачно сказал Баруф. Хлеба
нет и охотников война подобрала.
Кстати, наших опять разбили под Гардром. Спасибо, морозы выручили,
Тубар не стал добивать.
- Морозы! - бросил Эргис с усмешкой. - Это у Тубара, небось,
хитрость! Я-то знаю, три года с ним ходил! Ну, давай к столу!
Баруф нехотя сел к столу, взял ложку в кулак, чтобы не дрожала. Съел
пару ложек - и отложил.
- Что не ешь?
- Неохота. - Посидел, устало сутулясь, и сказал, словно между прочим:
- Тубар согласен встретиться с моим человеком.
Я подавился. Откашлялся и кинулся на него:
- Тебе что, приспичило от меня избавиться? Вчера Угалар... такого
страху натерпелся, что вспомнить стыдно... а толку?
- Как посмотреть. Если он тебя не вздернул на первом же суку...
- За этим ты меня и посылал?
- Не совсем, - ответил Баруф спокойно.
- Вот и ступай к Тубару сам!
- Брось, Учитель, - вступился Эргис. - Ты черта переговоришь, а деда
и подавно!
- Вот я с чертом и потолкую!
- Ладно, - сказал Баруф, сдвинул котелок в сторону и выложив на стол
самодельную карту.
- Тут обстановка на вчерашний день. Запоминай.
К утру вьюга перебесилась. В хрустком безмолвии встал ледяной
рассвет, сгущая в иней дыхание, обжигая глаза. Почти по брюхо в снегу
брели наши кони, тащились, пропахивая извилистые канавы, и шерсть моего
вороного Блира поседела от замерзшего снега.
Баруф молчал, угрюмо сутулясь в седле. Я знал, что он не хочет меня
посылать, и если посылает, то просто нельзя иначе. Я знал, что он за меня
боится, а я свое отбоялся ночью.
Кони выбрались за старую лесную дорогу и пошли немного живей. Баруф
остановился. Мы уходили, а он стоял и глядел нам вслед, и это было
довольно забавно. Картина, достойная кисти Аргата: так провожают героев.
Слишком прозрачно и звонко было морозное утро, слишком бел и наряден
придавленный снегом лес, чтобы хотелось думать о смерти. Смерть - это
когда над тобою дождь и ненастье, когда на душе камнем лежит тоска, а
сейчас все светло и просторно, как этот белый лес, как этот белый
прозрачный день. Может быть в этом есть немного игры - но очень немного.
Просто пора сменить раздумье на дело, просто хочется жить, просто
поскрипывает заледеневшая кожа седла и позвякивает сосульки в конском
хвосте, а Эргис молчит, и можно подумать о том, о чем не надо бы, но очень
хочется думать.
Я ехал и думал о Суил. За одно я могу поблагодарить этот мир:
наконец-то Миз ушла из моей души. Не сразу и не легко - я и сам не знал,
как крепко это во мне сидело. Словно невзрачный сорняк с огромными
корнями; как будто немного места занимала она в моей жизни: жалкий
остаток, не отнятый работой - а оказывается, нет местечка, куда бы не
пророс один корешок, и всякая мысль отзывается болью - нет, уже не о ней.
О том, что целых восемь лет она не любила меня. Оказывается, я покупал ее
за деньги и за тряпки, и думал, что она меня любит, и прощал ей за это все
- даже то, что не надо было прощать. Я почти не думал об этом в аду двух
последних лет, но в Квайре эта боль вдруг проснулась во мне, и мучила, и
будила по ночам... еще долго болело бы, если бы не Суил.
Я не заметил, как это все началось. Просто думал о хуторе Зиран, а
оказалось: о Суил, о Квайре - а оказалось: о Суил. О работе - а оказалось:
о Суил. Я сам удивился, когда это вдруг понял. Что для меня Суил? Милая
девочка, деревенская простушка себе на уме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88