- тут мать оглянулась, увидела меня, и даже
руками всплеснула:
- Благость господня! Да на кого ж ты, Равл, похож!
- На черта.
- Замолчи, бесстыдник! Чтоб я таких слов не слыхала! Я засмеялся и
отправился умываться. А потом мы сидели, дожидались ужина, и я
расспрашивала мать.
- Как жила, сынок, так и живу, ты не тревожься. Деньги-то мне
передали, а родичи навещают. Давеча Тазир, жена твоего дружка, забегала.
Дочку просила шитью поучить.
- А ты?
- А я что? Пусть ходит, все не одна.
- А Суил?
- Бывает. Такая нарядная стала, красивая, а собой невеселая. Посидим,
потолкуем, а то всплакнем по бабьему обычаю. Ты-то хоть надолго?
- Не знаю, матушка. Придется тебе еще потерпеть.
- Сколько ж можно, Равл? Не такие твои годы по свету бегать! Пора б и
дом завести, а то, гляди, поздно будет! Не меня, так девку пожалей:
сколько ей ждать, горемычной?
- Я бы и рад, матушка, да дело - не девка, ждать не станет. И не
доделать нельзя: полгреха ведь за грех считают, так?
- Ох, горе ты мое! И пошто тебя господь лишним разумом наделил? Ни
мне, ни тебе спокою нету! Ладно, готово. Пожалуйте к столу, добрый
человек. Как величать-то вас прикажете?
- Эргисом мать-отец нарекли.
- Откуда ж будете?
- С севера, - ответил он уклончиво.
- Матушка-то ваша тоже, небось, ждет да горюет?
- Уже привыкла. Знает, что в дому меня и на цепи не удержишь. Что
делать, хозяйка? И такие, как мы, на свете нужны... чтоб жизнь не скисла.
Мы ели, а она сидела напротив, подперев ладонью щеку, и все глядела,
глядела...
- Сынок, а ты хоть сколько-то дома поживешь?
- Нет, родная. Только на ночь завернул. Потерпи.
Мать вздохнула и принялась готовить постель.
Заснул я мгновенно, но несколько раз просыпался и видел, что мать еще
сидит у стола. Согнувшись, она в зыбком свете лучины чинила и чистила нашу
одежду, порой прижимая к лицу мой пропотелый тапас.
Уезжая, я попросил мать передать Ирсалу, что мне надо увидеться - он
знает с кем.
...Сегодня удивительный день. Отпустив охрану, мы с Эргисом, Суил и
Баруф входим в невзрачный храм у Саданских ворот.
Блестят глаза Суил, разрумянились щеки, радость и испуг на любимом
лице. Эргис ухмыляется, Баруф совершенно спокоен, а я совсем оглох от
ударов сердца.
Итилар Бэрсар, сын Агира Бэрсара и Ниис Коэлар, рожденный в Квайре,
берет в жены Суил, дочь Гилора и Зиран, крестьянку.
- Кто знает этого мужчину и эту женщину? - сурово спрашивает старый
священник.
- Я знаю эту женщину, - говорит Баруф.
- А я знаю мужчину, - объявляет Эргис.
- Готовы ли вы присягнуть, что по доброй воле, без корысти и
принуждения они избрали друг друга?
- Да, - объявляют они в один голос.
И вот уже клубится над алтарем дымок курений, и, протянув над ним
руки, мы с Суил читаем молитвы. Суил запнулась, глядит на священника,
ожидая подсказки, а Эргис лихо подмигивает мне. Вот уже красный шнур
связал наши руки, и звучат последние, самые главные, слова обряда:
- Отныне путь ваш един, и судьба ваша едина. В беде и в радости, в
веселии и в печали, на земле и на небе...
А потом мы скачем по спящему городу; радостен гулкий стук копыт, эхо
мечется в щелях улиц. Сквозь ночь, сквозь тьму, сквозь средневековье
мчимся мы, и город, и мир, и счастье принадлежит только нам.
А вот и дом Баруфа. Я спрыгиваю на землю, снимаю с седла Суил, несу
ее по лестнице, и сердце ее так громко, так часто и тревожно стучится
прямо в мое.
Я без стука зашел в кабинет Баруфа - вольность, дозволенная немногим,
- и он поднял от бумаг измученное лицо.
- А, молодожен! Как дела?
- Лучше, чем у тебя.
- Пожалуй, - сказал Баруф и осторожно тронул красные от бессонной
ночи глаза. - Не хотелось тебе мешать, но время... Давай кончать с
лагарскими делами.
- К вашим услугам, сиятельный аких!
- Тогда приступим, благородный гинур.
- Самое смешное, что это правда. Разбирал бумаги после смерти
родителей и наткнулся на любопытный документ. Оказывается, последний
император пожаловал моему прадеду, главе Судейской коллегии, потомственное
дворянство за особые услуги. Ну, и услуги, наверное, если даже мой отец
предпочел не вспоминать о своем гинурстве!
- Нужен дворец, достойный твой милости?
- Обойдусь.
Мы поработали пару часов, потом Рават принес на подпись бумаги, и я
отошел к окну. Город жил, как ни в чем не бывало: толкался, гремел,
голосил, перемешивал в каменной темноте людскую гущу. Квайр ничем не
удивишь...
- Тилам!
Я оглянулся. Баруф был уже один.
- Тилам, - спросил Баруф раздраженно, - ты можешь не делать
глупостей?
- А что?
- Какого дьявола ты косишься на Равата?
- Вернемся-ка к Лагару, сиятельный аких.
Он молча взглянул мне в глаза - и уступил.
- Ладно. Пункт о восстановлении Карура.
- Пока можешь забыть. Отложен.
- Как же тебе удалось?
- Удалось. Дальше.
- Двадцать кассалов, статья "Особые расходы".
- Замаскированный подарок Тубару. Купил в его элонском поместье
триста коней для войска. Старик доволен.
- Переплатил?
- Не очень. Трехлетки, гогтонская порода. Эргис сам ездил отбирать.
Мы работали, а время летело; не дошли до последних пунктов, а из
ближнего храма уже протрубили к молитве.
- Хватит, - сказал Баруф и закрыл глаза. - Отлично сработано, Тилам.
Эту дыру мы залатали.
- Значит, пора опять в печку?
- Пора, - сказал он устало. - Да ты ведь и сам все знаешь.
Контролируешь ситуацию не хуже, чем я.
- Нет, Баруф, - ответил я грустно, - только наблюдаю.
- А то?
- Я бы убрал от тебя Равата.
- Чем он тебе мешает?
- Мне?
- Да, тебе.
- Тем, что всех от тебя оттеснил. Ты остался почти один, Баруф. Тебе
это нравится?
- Нет. Но это неизбежно.
- А то, что он делает за твоей спиной?
- А ты уверен, что за спиной?
- Тем хуже. Эти подонки, которых он подобрал...
- Я сам вышел из грязи, Тилам, и грязи не боюсь. У меня нет причин не
верить Равату. Он достаточно предан мне.
- Преданность честолюбца? Боюсь, это товар скоропортящийся!
- Может быть, - сказал он устало, - но, кроме Равата, у меня нет
никого. А он - неплохая заготовка для правителя.
- Тень святого Баада тебя не пугает?
Он ответил не сразу. Заглянул в себя, взвесил, просчитал - и покачал
головой:
- Мне не из чего выбирать. Если бы я мог надеяться, что проживу еще
хотя бы пять лет. Если бы я мог рассчитывать, что ты переживешь меня.
Слишком много "если", Тилам. Остается только Рават. Святой Баад или аких
Таласар, но он сделает то, что я наметил, и удержит Квайр.
- А народ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
руками всплеснула:
- Благость господня! Да на кого ж ты, Равл, похож!
- На черта.
- Замолчи, бесстыдник! Чтоб я таких слов не слыхала! Я засмеялся и
отправился умываться. А потом мы сидели, дожидались ужина, и я
расспрашивала мать.
- Как жила, сынок, так и живу, ты не тревожься. Деньги-то мне
передали, а родичи навещают. Давеча Тазир, жена твоего дружка, забегала.
Дочку просила шитью поучить.
- А ты?
- А я что? Пусть ходит, все не одна.
- А Суил?
- Бывает. Такая нарядная стала, красивая, а собой невеселая. Посидим,
потолкуем, а то всплакнем по бабьему обычаю. Ты-то хоть надолго?
- Не знаю, матушка. Придется тебе еще потерпеть.
- Сколько ж можно, Равл? Не такие твои годы по свету бегать! Пора б и
дом завести, а то, гляди, поздно будет! Не меня, так девку пожалей:
сколько ей ждать, горемычной?
- Я бы и рад, матушка, да дело - не девка, ждать не станет. И не
доделать нельзя: полгреха ведь за грех считают, так?
- Ох, горе ты мое! И пошто тебя господь лишним разумом наделил? Ни
мне, ни тебе спокою нету! Ладно, готово. Пожалуйте к столу, добрый
человек. Как величать-то вас прикажете?
- Эргисом мать-отец нарекли.
- Откуда ж будете?
- С севера, - ответил он уклончиво.
- Матушка-то ваша тоже, небось, ждет да горюет?
- Уже привыкла. Знает, что в дому меня и на цепи не удержишь. Что
делать, хозяйка? И такие, как мы, на свете нужны... чтоб жизнь не скисла.
Мы ели, а она сидела напротив, подперев ладонью щеку, и все глядела,
глядела...
- Сынок, а ты хоть сколько-то дома поживешь?
- Нет, родная. Только на ночь завернул. Потерпи.
Мать вздохнула и принялась готовить постель.
Заснул я мгновенно, но несколько раз просыпался и видел, что мать еще
сидит у стола. Согнувшись, она в зыбком свете лучины чинила и чистила нашу
одежду, порой прижимая к лицу мой пропотелый тапас.
Уезжая, я попросил мать передать Ирсалу, что мне надо увидеться - он
знает с кем.
...Сегодня удивительный день. Отпустив охрану, мы с Эргисом, Суил и
Баруф входим в невзрачный храм у Саданских ворот.
Блестят глаза Суил, разрумянились щеки, радость и испуг на любимом
лице. Эргис ухмыляется, Баруф совершенно спокоен, а я совсем оглох от
ударов сердца.
Итилар Бэрсар, сын Агира Бэрсара и Ниис Коэлар, рожденный в Квайре,
берет в жены Суил, дочь Гилора и Зиран, крестьянку.
- Кто знает этого мужчину и эту женщину? - сурово спрашивает старый
священник.
- Я знаю эту женщину, - говорит Баруф.
- А я знаю мужчину, - объявляет Эргис.
- Готовы ли вы присягнуть, что по доброй воле, без корысти и
принуждения они избрали друг друга?
- Да, - объявляют они в один голос.
И вот уже клубится над алтарем дымок курений, и, протянув над ним
руки, мы с Суил читаем молитвы. Суил запнулась, глядит на священника,
ожидая подсказки, а Эргис лихо подмигивает мне. Вот уже красный шнур
связал наши руки, и звучат последние, самые главные, слова обряда:
- Отныне путь ваш един, и судьба ваша едина. В беде и в радости, в
веселии и в печали, на земле и на небе...
А потом мы скачем по спящему городу; радостен гулкий стук копыт, эхо
мечется в щелях улиц. Сквозь ночь, сквозь тьму, сквозь средневековье
мчимся мы, и город, и мир, и счастье принадлежит только нам.
А вот и дом Баруфа. Я спрыгиваю на землю, снимаю с седла Суил, несу
ее по лестнице, и сердце ее так громко, так часто и тревожно стучится
прямо в мое.
Я без стука зашел в кабинет Баруфа - вольность, дозволенная немногим,
- и он поднял от бумаг измученное лицо.
- А, молодожен! Как дела?
- Лучше, чем у тебя.
- Пожалуй, - сказал Баруф и осторожно тронул красные от бессонной
ночи глаза. - Не хотелось тебе мешать, но время... Давай кончать с
лагарскими делами.
- К вашим услугам, сиятельный аких!
- Тогда приступим, благородный гинур.
- Самое смешное, что это правда. Разбирал бумаги после смерти
родителей и наткнулся на любопытный документ. Оказывается, последний
император пожаловал моему прадеду, главе Судейской коллегии, потомственное
дворянство за особые услуги. Ну, и услуги, наверное, если даже мой отец
предпочел не вспоминать о своем гинурстве!
- Нужен дворец, достойный твой милости?
- Обойдусь.
Мы поработали пару часов, потом Рават принес на подпись бумаги, и я
отошел к окну. Город жил, как ни в чем не бывало: толкался, гремел,
голосил, перемешивал в каменной темноте людскую гущу. Квайр ничем не
удивишь...
- Тилам!
Я оглянулся. Баруф был уже один.
- Тилам, - спросил Баруф раздраженно, - ты можешь не делать
глупостей?
- А что?
- Какого дьявола ты косишься на Равата?
- Вернемся-ка к Лагару, сиятельный аких.
Он молча взглянул мне в глаза - и уступил.
- Ладно. Пункт о восстановлении Карура.
- Пока можешь забыть. Отложен.
- Как же тебе удалось?
- Удалось. Дальше.
- Двадцать кассалов, статья "Особые расходы".
- Замаскированный подарок Тубару. Купил в его элонском поместье
триста коней для войска. Старик доволен.
- Переплатил?
- Не очень. Трехлетки, гогтонская порода. Эргис сам ездил отбирать.
Мы работали, а время летело; не дошли до последних пунктов, а из
ближнего храма уже протрубили к молитве.
- Хватит, - сказал Баруф и закрыл глаза. - Отлично сработано, Тилам.
Эту дыру мы залатали.
- Значит, пора опять в печку?
- Пора, - сказал он устало. - Да ты ведь и сам все знаешь.
Контролируешь ситуацию не хуже, чем я.
- Нет, Баруф, - ответил я грустно, - только наблюдаю.
- А то?
- Я бы убрал от тебя Равата.
- Чем он тебе мешает?
- Мне?
- Да, тебе.
- Тем, что всех от тебя оттеснил. Ты остался почти один, Баруф. Тебе
это нравится?
- Нет. Но это неизбежно.
- А то, что он делает за твоей спиной?
- А ты уверен, что за спиной?
- Тем хуже. Эти подонки, которых он подобрал...
- Я сам вышел из грязи, Тилам, и грязи не боюсь. У меня нет причин не
верить Равату. Он достаточно предан мне.
- Преданность честолюбца? Боюсь, это товар скоропортящийся!
- Может быть, - сказал он устало, - но, кроме Равата, у меня нет
никого. А он - неплохая заготовка для правителя.
- Тень святого Баада тебя не пугает?
Он ответил не сразу. Заглянул в себя, взвесил, просчитал - и покачал
головой:
- Мне не из чего выбирать. Если бы я мог надеяться, что проживу еще
хотя бы пять лет. Если бы я мог рассчитывать, что ты переживешь меня.
Слишком много "если", Тилам. Остается только Рават. Святой Баад или аких
Таласар, но он сделает то, что я наметил, и удержит Квайр.
- А народ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88