Первый весенний вечер, который я смог заметить. Тревожная нотка в
обленившем меня покое. Весна. Уже.
Звякнула и погасла, уплыла в вечернюю синь. Я украл этот вечер.
Выдернул из суеты и теперь берегу для себя.
Тихо, только где-то поет сверчок, и дымит огонь в очаге, и тонкие
пальцы Эслана ласкают стекло. Я есть - и меня нет; полузакрыв глаза, я
откинулся в кресле и гляжу, как тонкие пальцы ласкают стекло. Багровые,
алые, желто-кровавые блики плывут в его глубине, качаются, обнимал
округлое тело вазы... Я только художник, который закончил свой труд и
принес показать тому, кто способен его оценить, и благодарен судьбе, что
есть такой человек.
Да, я благодарен судьбе за Эслан. Все у меня есть: дело, семья,
друзья, мой Маленький Квайр, уйма работы и куча забот, я занят, я
счастлив, мне не о чем тосковать - но я тоскую, если долго не вижу Эслана.
Мы так старательно не афишируем нашу дружбу, что Кас нам ее простил.
На людях я холодно кланяюсь, он еле кивает в ответ - а нечастые вечера
наших встреч затягиваются до утра.
- Слишком дорогой подарок, Бэрсар. Боюсь, я не вправе его принять.
- Вам не нравится?
- Нравится, - сказал он серьезно. - Чем-то напоминает сосуды, которые
находят в развалинах древних городов Ольрика. Не форма и не материал - но
сама гармония между формой, материалом и назначением. Эта ваза
предназначена для цветов. Не для питья и не для умывания - а для цветов. И
знаете, что в ней волнует? Никаких украшений. Она прекрасна сама по себе
благородством материала, совершенством формы и предназначенностью.
- Тогда все решено, царственный кор, потому что она предназначена
вам. Другой такой не будет.
- Спасибо, - тихо сказал он, - вдвойне драгоценный дар. Вы и это
сделали своими руками?
Я поглядел на свои обожженные руки. Чего я этими руками только не
делал! Четыреста человек на плечах - пришлось повертеться. И все-таки в
самые хлопотливые дни, в самые сжатые до упора недели я урывал хоть часок
на стекольную мастерскую. Расчеты печей и опыты со стеклом, ожоги, косые
взгляды, шепоты за спиной...
- Отказывается, вы еще и художник, Бэрсар. Воин, дипломат, ученый,
купец... не слишком ли много для одного человека?
- Пора повторять Божий суд?
- Пусть бог сам вершит свой суд. Никто из нас его не избегнет - если
не мы, так дела наши. И будут одни вознесены, другие прокляты, третьи -
забыты...
- Вас что-то заботит, царственный кор?
- Нет. Просто я тоже хочу кое-что вам подарить. Не столь дорогой дар,
но...
Я поглядел на него, и он улыбнулся - как-то бледно.
- Не сейчас. В конце нашей беседы.
- Но если эта весть столь печальна...
- Не более, чем все прочие вести. Поговорим лучше о вашем твореньи.
- Оно вас тревожит?
- Да, - сказал он, - тревожит. Вы нашли верное слово. Эта вещь словно
бы не из нашего мира. В ней нет ничего от нас. Поглядите кругом, - он
обвел взглядом комнату, и я тоже ее оглядел, - в каждой вещи есть что-то
от нас. И когда мы умрем - и творцы ее, и хозяева - она все равно в себе
сохранит что-то от нас. А ваша ваза - в ней есть что-то от вас, не спорю -
но это будит во мне тревогу. Словно бы я заглянул туда, где кончается
бытие...
- И это вас пугает, биил Эслан?
- Нет. Кто бы вы ни были, я вас не боюсь. Просто сегодня я знаю то,
что чудилось мне всегда: вы - не один из нас. Вы - существо иного мира, и
все-таки вы человек из плоти и костей, и, наверное, тоже смертны, как мы.
Не испугался и даже почти не удивился. Просто ленивая мысль: вот на
чем, оказывается, еще можно погореть. Не склад ума, не знания - вкус.
Глупо соглашаться, еще глупее спорить - я просто заговорил о другом.
- Вам, я думаю, ведомо имя Элса Эрдана, царственный кор?
- Художник? Я знаю, что он в Кас, и что вы приблизили его к себе.
- Мне нравится его рисунок. Скупо, точно... трогательное такое, чуть
угловатое изящество.
- А краски кричат, как торговки на базаре.
- Как у всех квайрцев, царственный кор. Кто родился в мрачной стране,
любит яркие краски. Он сделал мне несколько моделей для первой партии.
- Желаю удачи, - сказал Эслан. - Стекло дорого само по себе, а
стекло-рубин пойдет по цене серебра. Думаю, вы возьмете по две-три сотни
ломбов в Тардан и до пяти за морем.
- Так дорого?
- Так дешево, - уточнил он. - Мир болен войной, мой друг, и искусство
упало в цене. Мы ценим не красоту, а власть, а власть не признает красоты.
- А вы?
- А я, наверное, уже смирился, Бэрсар. Вы были правы: мне нет места в
этом котле. Когда-нибудь я просто сменю Кас на Лагар... когда это станет
возможно.
- Что вас гнетет, царственный кор? Если я способен помочь...
- Нет, - горько сказал он. - Этого не можете даже вы. Мир изменился и
стал неуютен, как брошенный дом. Квайр уходит от меня - не из моих рук, а
из моей души. Ваш друг и соплеменник, - он поглядел на меня и странно
улыбнулся, - заколдовал его. Квайр уже другая страна - не та, что я любил
и хотел для себя. И знаете, что тягостно? Он мне не безразличен. Я хочу,
чтобы он процветал - пусть даже и без меня. Чтобы был славен - пусть и не
под моей рукой. Я ненавижу Калата, но я не хочу, чтобы его убили...
- Это и есть ваш подарок, царственный кор?
- Да, - сказал он совсем тихо. - Отныне вы можете презирать меня. Я
предаю тех, кто мне верен, и кто доверил мне свою жизнь.
- Но если вы не желаете...
- Если бы я не желал, я бы не стал говорить. Ценю ваш такт, но у вас
уже нет времени, чтобы узнать все без меня.
- Значит, примерно месяц?
- Уже меньше.
- Акхон?
- Ну, сам он останется в стороне. Он недостаточно глуп, чтобы верить
словам Тибайена. Недавний казначей двора, Банаф, и калары Назора и Глата.
- Все они под наблюдением, царственный кор.
- Знаю, - с трудом улыбнувшись, ответил он, - но они члены Совета
Благородных, и Совет Благородных будет на их стороне. А поскольку ваш друг
и его... помощник снимут оружие, входя в зал...
- Но это же нелепо! Никто из них не выйдет из зала живым!
- Кому они нужны! Они верят, что стражу заменят людьми акхона. Я не
верю. Тибайену удобнее, чтобы погибли все.
- И страна без власти сама упадет ему в руки? Я думаю, этого не
случится, царственный кор.
- Я тоже так думаю, - горько ответил он.
- Малый совет, - бросил я Дарну еще на крыльце, и он исчез в темноте.
Онар пошел за мной. Уже не друзья - телохранители, безмолвные тени за
спиною, и смутная горечь несвободы который раз шевельнулась во мне. Лишь
шевельнулась, пока поднимался наверх, потому что не до того, потому что
все минуты этой ночи уже сочтены.
Началась. Целых две недели украли. Рухнул мой график, все полетело к
чертям, и придется все заново обдумать в пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
обленившем меня покое. Весна. Уже.
Звякнула и погасла, уплыла в вечернюю синь. Я украл этот вечер.
Выдернул из суеты и теперь берегу для себя.
Тихо, только где-то поет сверчок, и дымит огонь в очаге, и тонкие
пальцы Эслана ласкают стекло. Я есть - и меня нет; полузакрыв глаза, я
откинулся в кресле и гляжу, как тонкие пальцы ласкают стекло. Багровые,
алые, желто-кровавые блики плывут в его глубине, качаются, обнимал
округлое тело вазы... Я только художник, который закончил свой труд и
принес показать тому, кто способен его оценить, и благодарен судьбе, что
есть такой человек.
Да, я благодарен судьбе за Эслан. Все у меня есть: дело, семья,
друзья, мой Маленький Квайр, уйма работы и куча забот, я занят, я
счастлив, мне не о чем тосковать - но я тоскую, если долго не вижу Эслана.
Мы так старательно не афишируем нашу дружбу, что Кас нам ее простил.
На людях я холодно кланяюсь, он еле кивает в ответ - а нечастые вечера
наших встреч затягиваются до утра.
- Слишком дорогой подарок, Бэрсар. Боюсь, я не вправе его принять.
- Вам не нравится?
- Нравится, - сказал он серьезно. - Чем-то напоминает сосуды, которые
находят в развалинах древних городов Ольрика. Не форма и не материал - но
сама гармония между формой, материалом и назначением. Эта ваза
предназначена для цветов. Не для питья и не для умывания - а для цветов. И
знаете, что в ней волнует? Никаких украшений. Она прекрасна сама по себе
благородством материала, совершенством формы и предназначенностью.
- Тогда все решено, царственный кор, потому что она предназначена
вам. Другой такой не будет.
- Спасибо, - тихо сказал он, - вдвойне драгоценный дар. Вы и это
сделали своими руками?
Я поглядел на свои обожженные руки. Чего я этими руками только не
делал! Четыреста человек на плечах - пришлось повертеться. И все-таки в
самые хлопотливые дни, в самые сжатые до упора недели я урывал хоть часок
на стекольную мастерскую. Расчеты печей и опыты со стеклом, ожоги, косые
взгляды, шепоты за спиной...
- Отказывается, вы еще и художник, Бэрсар. Воин, дипломат, ученый,
купец... не слишком ли много для одного человека?
- Пора повторять Божий суд?
- Пусть бог сам вершит свой суд. Никто из нас его не избегнет - если
не мы, так дела наши. И будут одни вознесены, другие прокляты, третьи -
забыты...
- Вас что-то заботит, царственный кор?
- Нет. Просто я тоже хочу кое-что вам подарить. Не столь дорогой дар,
но...
Я поглядел на него, и он улыбнулся - как-то бледно.
- Не сейчас. В конце нашей беседы.
- Но если эта весть столь печальна...
- Не более, чем все прочие вести. Поговорим лучше о вашем твореньи.
- Оно вас тревожит?
- Да, - сказал он, - тревожит. Вы нашли верное слово. Эта вещь словно
бы не из нашего мира. В ней нет ничего от нас. Поглядите кругом, - он
обвел взглядом комнату, и я тоже ее оглядел, - в каждой вещи есть что-то
от нас. И когда мы умрем - и творцы ее, и хозяева - она все равно в себе
сохранит что-то от нас. А ваша ваза - в ней есть что-то от вас, не спорю -
но это будит во мне тревогу. Словно бы я заглянул туда, где кончается
бытие...
- И это вас пугает, биил Эслан?
- Нет. Кто бы вы ни были, я вас не боюсь. Просто сегодня я знаю то,
что чудилось мне всегда: вы - не один из нас. Вы - существо иного мира, и
все-таки вы человек из плоти и костей, и, наверное, тоже смертны, как мы.
Не испугался и даже почти не удивился. Просто ленивая мысль: вот на
чем, оказывается, еще можно погореть. Не склад ума, не знания - вкус.
Глупо соглашаться, еще глупее спорить - я просто заговорил о другом.
- Вам, я думаю, ведомо имя Элса Эрдана, царственный кор?
- Художник? Я знаю, что он в Кас, и что вы приблизили его к себе.
- Мне нравится его рисунок. Скупо, точно... трогательное такое, чуть
угловатое изящество.
- А краски кричат, как торговки на базаре.
- Как у всех квайрцев, царственный кор. Кто родился в мрачной стране,
любит яркие краски. Он сделал мне несколько моделей для первой партии.
- Желаю удачи, - сказал Эслан. - Стекло дорого само по себе, а
стекло-рубин пойдет по цене серебра. Думаю, вы возьмете по две-три сотни
ломбов в Тардан и до пяти за морем.
- Так дорого?
- Так дешево, - уточнил он. - Мир болен войной, мой друг, и искусство
упало в цене. Мы ценим не красоту, а власть, а власть не признает красоты.
- А вы?
- А я, наверное, уже смирился, Бэрсар. Вы были правы: мне нет места в
этом котле. Когда-нибудь я просто сменю Кас на Лагар... когда это станет
возможно.
- Что вас гнетет, царственный кор? Если я способен помочь...
- Нет, - горько сказал он. - Этого не можете даже вы. Мир изменился и
стал неуютен, как брошенный дом. Квайр уходит от меня - не из моих рук, а
из моей души. Ваш друг и соплеменник, - он поглядел на меня и странно
улыбнулся, - заколдовал его. Квайр уже другая страна - не та, что я любил
и хотел для себя. И знаете, что тягостно? Он мне не безразличен. Я хочу,
чтобы он процветал - пусть даже и без меня. Чтобы был славен - пусть и не
под моей рукой. Я ненавижу Калата, но я не хочу, чтобы его убили...
- Это и есть ваш подарок, царственный кор?
- Да, - сказал он совсем тихо. - Отныне вы можете презирать меня. Я
предаю тех, кто мне верен, и кто доверил мне свою жизнь.
- Но если вы не желаете...
- Если бы я не желал, я бы не стал говорить. Ценю ваш такт, но у вас
уже нет времени, чтобы узнать все без меня.
- Значит, примерно месяц?
- Уже меньше.
- Акхон?
- Ну, сам он останется в стороне. Он недостаточно глуп, чтобы верить
словам Тибайена. Недавний казначей двора, Банаф, и калары Назора и Глата.
- Все они под наблюдением, царственный кор.
- Знаю, - с трудом улыбнувшись, ответил он, - но они члены Совета
Благородных, и Совет Благородных будет на их стороне. А поскольку ваш друг
и его... помощник снимут оружие, входя в зал...
- Но это же нелепо! Никто из них не выйдет из зала живым!
- Кому они нужны! Они верят, что стражу заменят людьми акхона. Я не
верю. Тибайену удобнее, чтобы погибли все.
- И страна без власти сама упадет ему в руки? Я думаю, этого не
случится, царственный кор.
- Я тоже так думаю, - горько ответил он.
- Малый совет, - бросил я Дарну еще на крыльце, и он исчез в темноте.
Онар пошел за мной. Уже не друзья - телохранители, безмолвные тени за
спиною, и смутная горечь несвободы который раз шевельнулась во мне. Лишь
шевельнулась, пока поднимался наверх, потому что не до того, потому что
все минуты этой ночи уже сочтены.
Началась. Целых две недели украли. Рухнул мой график, все полетело к
чертям, и придется все заново обдумать в пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88