- Спасибо!
- Послезавтра уже сможешь выехать. Все готово.
- Спешишь убрать меня из Квайра?
Баруф ничего не ответил. Он просто повернулся и поглядел мне в глаза.
Печаль и нежность были в его взгляде, какая-то необидная дружеская зависть
- и у меня опять встал в горле комок. Я был готов сказать... сам не знаю
что, какую-то глупость, но он уже отвернулся.
- Ты что, спать здесь собрался?
- Почему бы и нет?
- Ну да! Мне только выволочки от Суил не хватало!
- Тогда вещего вам сна, сиятельный аких.
- Ладно, иди знаешь куда!
- Рад выполнить ваше поручение, господин мой!

Вот уже два месяца я не слезаю с седла. Где-то на постоялом дворе
остался измученный Блир, и пегий Иг, хрипя, упал на одной из лесных дорог.
Я давно не жалею ни коней, ни людей: бросаю загнанных лошадей, меняю
измученную охрану, и только Эргис неразлучен со мной. Из Каса я мчусь в
ставку Крира, от Крира - в лесные вертепы олоров, оттуда - тайком перейдя
границу, в укромное место, где ждет меня кое-кто из кеватских вельмож.
Я угрожаю и льщу, уговариваю и подкупаю, я устраиваю заговоры и
разрешаю старые склоки, я шлю к Баруфу гонца за гонцом, требуя денег,
оружия, охранных грамот и - слава богу, это Баруф! - вовремя получаю все.
Я ем что попало и сплю в седле, забыл о матери, забыл о Суил, я помню
только одно - надо успеть! Успеть, пока война не выплеснулась в страну,
покуда Крир с Угаларом, как собаки медведя, еще держат возле границы
стотысячное кеватское войско, пока наши враги еще не сговорились и не
стиснули нас в стальное кольцо.
И вот уже из Приграничья вывезли все, что возможно. Ушли все женщины,
старики и дети, а мужчины вооружились и готовы к партизанской войне. Вот
уже подкупленные мною олоры двинулись на перехват кеватским обозам. Вот
уже Тубар прошел огненной тучей прошел по Тардану, а Господин Лагара
отказался напасть на Квайр.
Но силы нельзя соизмерит, и Крир отводит измотанное войско. Они
уходят, разрушая дороги и оставляя за собою ловушки. Мы остаемся одни.
- Мы - это я, Эргис и сорок биралов, лично отобранных Угаларом. Все
храбрецы, отчаянные рубаки - но их всего сорок, а между нами и кеватцами
только лес.
И снова мы мечемся в кольце знакомых дорог, но теперь вокруг нас
враги, и каждый наш шаг - это бой. Все меньше и меньше становится мой
отряд; падают под пулями люди, валятся истощенные кони, у Эргиса рука на
перевязи, и ночами он стонет и скрипит зубами от боли. Подо мною убили
двух коней, панцирь расколот в схватке и пули издырявили плащ, почему-то
щадя мое тело.
Но в кеватском войске голод - ведь обозы достаются олорам. Кеватский
главнокомандующий шлет в Кайал гонца за гонцом, но нам известны все тропы
и мы неплохо стреляем.
Мертвечиной пропахли леса: обнаглевшие урлы стаями рыщут вокруг, не
дай бог даже днем в одиночку попасться такой стае. Спасаясь от это
напасти, местные жгут леса; в пламени гибнут и звери и люди, мы сами не
раз с трудом вырывались из огненного кольца.
Но и в южном Кевате горят хлеба, засуха бродит по Истарской равнине,
и вместе с олорами в Кеват ушли мои люди. Это надежные парни; они ловки и
бесстрашны, ничей взгляд и ничье ухо не признают в них чужаков. Скоро в
Кевате должно кое-что завариться...
Но нас уже обложили со всех сторон, и нет нам ни отдыха, ни
передышки. Кончились пули, мы закопали в лесу бесполезные ружья и тайными
тропами выходим к своим. Только восемь нас осталось, восемь ходячих
скелетов, черных от голода и засыпающих на ходу.
Главный теперь Эргис. Это он запутывает следы, находит какую-то пищу
и отгоняет зверей. В полузабытьи я тащусь за ним, и голод уже не терзает
меня. Скоро я упаду, силы кончаются... кончились, земля закружилась,
плывет, прижалась к щеке - и больше уже ничего...

А потом я открыл глаза. Сероватое, светлое, просвечивающее плавало
надо мной. Я не знал, зачем оно здесь. Я чуть не заплакал, до того это
было обидно. Я устал от обиды, закрыл глаза - и стало лучше. Тихо, темно,
никак было вокруг, и из этого медленного всплыло и встало на место
ощущение моего "я". Я складывал себя из осколков, как когда-то разрезанные
картинки; это было очень занятно.
- Ну как? - спросил слишком громкий голос.
- Да так же, славный дос.
- А тот где... поп?
- Службу правит, славный дос. Кликнуть велел, как отходить станут.
Слова протекли мимо меня, в них не было смысла, но голоса мне мешали,
я не хотел голосов. Мне была нужна тишина и что-то еще, я знал, что, но
это уже очень нужно; я огромным усилием выдернул из памяти слово, которое
почему-то должно помочь.
- Эргис.
- Бредит, что ли?
- Вроде не походит, славный дос.
- Эргис! - повторил я капризно.
- Кто такой? - Оруженосец ихний.
- Живой?
- Живехонек, славный дос.
- Чего стал, дубина! Живо зови!
Я понял, что все хорошо, и открыл глаза. Знакомое лицо наклонилось ко
мне, смуглое, с маленькой курчавой бородкой, с диковатыми черными глазами.
И опять надо было достать из памяти слово, я даже застонал, так это
трудно, но черное покрывало разорвалось, и слово выскользнуло наверх.
- Дос Угалар, - шепнул я еле слышно, и он ответил залпом радостных
ругательств. Облегчил душу и спросил:
- Как вы себя чувствуете, биил Бэрсар?
- Пить.
Угалар заботливо, но неуклюже приподнял мне голову и сунул в губы
чашу. Я отхлебнул и задохнулся. Крепчайший лот, он все мне опалил и
затуманил голову. Потом туман рассеялся, и я все сразу вспомнил.
- Где кеватцы?
- Ха! Нашли о чем тревожиться! Гоним сволочей! Пока до Тиса дошли -
уже лошадей сожрали. А дальше того хуже - знаете, небось, сами
постарались. В спину приходится толкать, а то до границы, глядишь, не
доползут!
- А дос Крир?
- Тс-с, - сказал он, и приложил палец к губам.
Я улыбнулся.
- Калар Эсфа...
- Толкает. А я в заслоне сижу. - Он снисходительно улыбнулся тому,
что даже с ним, с единственным другом, Крир не хочет делиться славой.
- Живы?
- Кто?
- Мои люди... все?
- Будь я проклят! Это вы о ком? Ко мне шесть дохляков приползли,
третью неделю отжираются!
- Значит, я...
- Да, биил Бэрсар. Мы уже вас вовсе похоронили. Попа в караул
поставили, чтобы вас без обряда на небеса не отпустить.
- А Эргис?
- Да вон он, легок на помине. Эй ты, живо сюда!
- Благородный гинур звал меня?
Я нахмурился, соображая, вспомнил и это, и кивнул. Эргис стоял в
ногах постели, чтобы я мог видеть его, не шевеля головой. Радостно было
его худое лицо, и глаза как-то странно блестели.
- Тут... будь, - шепнул я, чувствуя, что опять ухожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88