- Казнят их завтра.
- Кого?
- Женщину ту. Мужика, что у ней взяли.
Суил то ли всхлипнула, то ли застонала и бессильно привалилась к
стене. Синар обняла ее за плечи.
- Мучили их, да, видать, ничего не вымучили. К одному только
приходили, а его уж нет. Пятый день пошел. А нынче объявили.
- Я пойду к ней! - сказала Суил. - Нельзя ей одной! Я смогу, я и с
отцом была!
- Тебя ищут, птичка.
- Ну и пусть! - закричала она. - Пусть!
- О матери подумай, Суил. Неужели ей еще и тебя потерять?
Она покачала головой.
- Значит, подарок хочешь кеватцам? Вот так ты уверена, что смолчишь
под пытками? Сколько жизней будет стоить твоя прихоть? Ну?
- Тилар, - сказала Суил тоскливо. - Как же так... как она будет
одна... нельзя ж так, Тилар!
- Я пойду.
Ирсал глянул неодобрительно, но ничего не сказал.
- Нашел забаву - на казнь смотреть! - проворчала Синар. - Сам, гляди,
без головы останешься!
- А ты что скажешь, Ирсал?
Он посопел, прошелся рукой по лицу.
- Твое право. Коли решил, так нечего тебе тут ночевать. Пошли. Ты,
тетка, не тревожься, может, он денек-другой у меня поживет.
- А, греховодник! Чую, вся беда от тебя!
Он усмехнулся.
- Не вся от меня, есть и от него малость.
Пасмурным утром мы вошли в Ирагские ворота. Хмуро двигался сквозь
ворота людской поток - ни разговоров, ни шуток - только слишком громко в
безмолвии скрипит под ногами снег. Опустив на глаза капюшон, мы с Ирсалом
брели за толпой мимо притихших домов, мимо пустых харчевен, мимо
безмолвных храмов.
Улица кончилась, я поднял глаза од грязного снега и увидел эшафот. Он
был как черный остров в зыбком море толпы, он зачеркивал площадь, он
осквернял город, он позорил мир.
Ирсал орудовал локтями; я шел за ним, нас молча толкали в ответ;
мелькнуло знакомое лицо - я, кажется, видел его на суде? - отстало,
спряталось среди толпы.
Только цепь стражников была впереди: красные лица, частокол пик - и
эшафот.
Я не мог на него глядеть. Бессильное бешенство: почему это есть?
Разбить, разметать, разогнать - и пусть такого не будет! Вот он, мой враг
- эта слепая сила, перемалывающая жизни ради чьих-то крохотных целей.
Опять мы лицом к лицу, и мне некуда деться. Но теперь я не убегу. Я буду
драться с ним, до последней капли крови, сдохну, но не признаю, что так и
должно быть...
- Ведут! Ведут! - загудело в толпе, она задвигалась, и я увидел
осужденных. Между двумя рядами солдат они двигались к эшафоту. Первою шла
Ваора. Нет, не шла. Ее волокли под руки два здоровенных попа, а следом
вторая пара тащила мужчину. Они исчезли за черною глыбой, а когда
появились на эшафоте, я ухватился за Ирсала. Не Ваора это была! Не могла
быт Ваорой эта старуха! Нечесаные космы скрывали ее лицо, и что-то вроде
надежды - а вдруг?
Их подвели к столбам и отпустили. Мужчина упал на колени, а она -
Ваора! - пошатнулась, но выпрямилась, мягким женственным движением убрала
волосы с лица. Четыре палача в суконных масках засуетились, привязывая их
к столбам.
Появился еще один, тучный, в доспехах, развернул свиток и стал,
надсаживаясь, что-то кричать. Я ничего не слышал. Я видел только лицо
Ваоры и ее распахнутые в муке глаза. Она искала кого-то в толпе, и я,
рванувшись, стащил капюшон. Заметила ли она движение или просто увидела
меня, но глаза ее остановились на мне, и губы дрогнули, словно в улыбке.
И я обо всем забыл. Набрал побольше воздуха в грудь и крикнул что
было мочи:
- Она жива, Ваора! Все наши живы! Скоро кеватцам конец!
Ирсал, ощерясь, схватил меня за руку и рванулся назад. Я успел
заметить, как стража ударилась в отвердевшее тело толпы. Мы бежали по
площади; толпа расступилась перед нами и стеною смыкалась следом, и я нес
с собою, как драгоценность, память о том, как знакомым грозовым светом
загорелись глаза Ваоры и взметнулась губа, открывая острые зубки.
В воротах стражников не было - видно тоже смотрели на казнь, мы
выбрались благополучно. Ирсал попетлял для порядка и привел меня в тот же
сарай.
Спасибо Ирсалу, он так и молчал всю дорогу. Я не мог бы с ним
говорить. Ненависть оглушила меня, удушающая бессильная злоба. Я ничего не
могу. Этот мир так же гнусен, как мой, так же подл и жесток. Почему я
вообразил, что смогу в нем что-нибудь сделать? Как ни крои историю, но
людей нельзя изменить. Эти гнусные, подлые твари...
А потом меня отпустило. Я почувствовал боль в руке и увидел кровь на
повязке. И уже ненависть, а печаль...
Рядом тихо сопел Ирсал, я покосился, ожидая упреков, но лицо его было
добрым и грустным.
- Беда с тобой, парень, - сказал он совсем не сердито. - Ты, видать,
свою голову и в грош не ставишь.
Я не ответил.
- А все-таки порадовал ты ее...
И опять мы молчим. Я качаю проклятую руку и спокойные, ясные мысли...
Я здесь навсегда. Этот мир - теперь мой мир. Я не хочу, чтобы в нем такое
творилось. Что я могу? Одинокий, беспомощный чужак, подозрительный и
поднадзорный. У Баруфа есть люди, есть деньги и есть оружие - а он пока
ничего не сумел. У меня есть только я, моя воля и мой мозг. А почему бы и
нет? Интересный эксперимент: превратить бессилие в силу.
- Ирсал, - сказал я, - а ведь акхон уже понял, что кто-то ему мешает.
Что теперь будет?
- Чего?
- Зачем бы ему спешить с казнью? Значит, уже понял, что не достанет
больше никого из тех, кто ему нужен.
- Д-да! - сказал Ирсал и утопил лицо в ладони. - Ты посиди, а? Я
быстро!
- Я с тобой.
- Это еще зачем?
- Надо.
Он покосился с сомнением, подумал - вдруг согласился.
И мы оказались в каком-то заброшенном доме. Особенно противный,
затхлый холод - и страх. Я слишком резко начал. Так круто, уже и не
отступить.
Дверь заскрипела длинно и печально, и появились двое. Одного я сразу
же узнал. Не то лицо и не те обстоятельства, чтобы его забыть.
Он прищурился в сумраке дома, поглядел на меня, на Ирсала, опять на
меня и сказал - как будто бы без угрозы:
- Хорошо ты блюдешь закон, брат Ирсал.
Ирсал побледнел.
- Это моя вина, - сказал я устало. - Я хотел тебя видеть.
- Зачем?
Я сказал - все так же устало. Я и правда очень устал.
- А мне-то что?
Голос был равнодушен, но лицо отвердело, и зрачки сошлись в колючие
точки.
- Я не знаю, как поступит акхон. Захочет сам докопаться - это
полбеды. А вот если попросит помощи у теакха...
- Ну, попросит.
- И ему не откажут!
- Да! Нынче в городе да солдатня кеватская! Народ-то, что пересохшая
солома - огня мимо не пронесешь. Смекаешь, брат Тилар! А у Охотника-то ты
что работал?
- Думал, - заметил, что он нахмурился и пояснил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88