Кеват не выкупил даже акхона, хотя по статусу Церкви Единой освободить его
должен любой ценой. А если Квайр победит? Армия сильна, как никогда, а
калар Эсфа, как полководец, уступает только Тубару. Что тогда будет с
теми, кто вздумал служить Кевату?
Милые дурачки! Будь я по-прежнему квайрцем, мои слова не очень бы
трогали их. Но я - бассотец, я - деловой человек, политика мне надоела,
надо долго ко мне приставать, чтобы вынудить эти признанья.
Да, я не поладил с акихом. Нет, никакой политики. Не люблю никому
подчиняться.
Лучший вариант? По-моему, победа Квайра. Обессиленные драчуны будут
зализывать раны, а приморские государства обретут, наконец, безопасность и
гарантии для торговли.
Успехи есть - на меня пару раз покушались. Но меня оберегает Эргис,
охрана моя неподкупна, и я ничего не ем и не пью вне дома.
А тубар упрямо сидит в своем поместье.
Время идет, катится мутным валом, я уже опоздал, мой график летит к
чертям, но мне нужен Тубар - теперь уже только он.
Наконец-то он появился в столице. Эргис отправлен с письмом, но не
был принят - старик, похоже, зол на меня.
Смешно и глупо, потому что я опоздал, я уже день как должен был быть
в Тардане. И остается последняя глупость - но раз не выходит иначе? -
ночью без зова явиться к нему.
Я да Эргис. Ночью, без зова, назвав чужое имя.
Ах, какое было у него лицо, когда он меня узнал! И я нечаянно сделал
единственный правильный ход: засмеялся и подошел к нему:
- Послезавтра я уезжаю, биил Тубар. Простите мне эту дерзость, но
жизнь неверна, а я очень хотел повидать.
- Вот как? - сурово бросил он. - Уезжаешь?
- Да, биил Тубар. Здесь все дела окончены, меня уже ждут в Тардане.
Вот тут он подобрел. Вот тут он усмехнулся и предложил мне сесть -
лицом к огню. И сам уселся, впившись зоркими глазами в мое лицо.
- Так, значит? Хитрите, хитрецы?
- И да, и нет, биил Тубар. Мы с Огилом разошлись. Я - не чиновник и
не солдат, что мне делать рядом с акихом?
- А что раньше делал!
- Это я и делаю, биил Тубар.
- Значит, все-таки предал дружка?
- Разве? - спросил я сухо. - По-моему, "предать" - это значит
переметнуться к его врагам или делать ему что-то во вред. Чем я ему тут
навредил?
- Да уж, - сказал он с усмешкой. - Пятого дня кеватский посланник
чуть не с кулаками: выслать его из Лагара!
- За что? - спросил я невинно.
- Вот и ему говорят: за что? Возмутительных речей не говорил, на
посольских людей не нападал, с Бассотом войны, слава те господи, не
предвидится. Если мы за просто так торговых людей высылать станем, так кто
с Лагаром торговать захочет? - покачал головой и спросил грустно: - И что
тебе неймется? Не мог еще потерпеть?
- Если бы мог - потерпел бы.
- Эдак все круто заверчено?
- Да, - сказал я угрюмо. - У акиха должен быть только один наследник.
Все знают, что я не стремлюсь к власти...
- Но ежели тебя позовут?..
- Поэтому мне и пришлось думать не о власти, а о жизни.
- Что-то не верится, - хмуро сказал Тубар. - Чтоб у Калата да люди
самовольничали? Иль самому тебе этот пащенок по нраву?
- Терпеть его не могу, но Огил прав: я не сумею. Если наступит пора
большой крови...
- Ты не станешь ручки марать!
- Да, - сказал я резко, - не стану. Нет такой цели, что оправдала бы
большую кровь!
- А этому дозволишь...
- Высокочтимый тавел, - сказал я ему, - если бы я знал, как спасти
страну без этой крови, я бы никуда не ушел и ничего не позволил. Мне не
нравится то, что делает Огил, но как сделать иначе, я не знаю, а значит,
не должен ему мешать.
- А, дьявол тебя задери! - сказал Тубар. - И тут вывернулся! Из
дерьма вылезаешь, а чистенький выходишь! И стыд - не стыд, и грех - не
грех. А Калат? Ему-то каково?
- Наверное, не лучше, чем мне.
Тубар глядел на меня. Глядел и молчал; лицо его было в тени, и только
огонь свечи двумя горячими точками обозначал глаза. И только короткопалые
сильные руки легли на парчовую скатерть. И только чуть громче стало
дыхание.
- Ладно, - сказал он наконец. - Ты ведь не за тем ко мне пришел. Не
оправдываться. Ну?
- Да, прославленный тавел. Не думал, что надо оправдываться.
Он усмехнулся.
- Хочется думать, что все-таки оправдался. Если нет... - я глянул на
него и потерял весь пыл. - Позвольте с вами проститься, прославленный
тавел.
- Сиди! - велел он, и я уселся на место. - Ишь, какие мы гордые!
Поперек ему не скажи! Сам вломился, ну и слушай, что заслужил. -
Старческие ворчливые нотки прорвались в нестарческом голосе, и с каким-то
детским удивлением я вдруг понял, что Тубар - старик. Детское удивление и
детская обида: такой человек не может быть стар. - Ежели б я сам не хотел,
чтобы ты передо мной оправдался... нашлось бы кому тебя до самого дома
палками гнать! А ежели бы не оправдался - ноги бы твоей отныне в Лагаре не
было! Ну, чего скалишься?
- Значит, все-таки оправдался?
Смотрю на него и улыбаюсь, и он, наконец, улыбнулся в ответ.
- Дьявол тебя, дурака, задери! Ты что, вовсе страху не знаешь? Иль на
язык свой долгий надеешься?
- Хватит меня ругать, биил Тубар. Вот погибну, будете жалеть, что не
по-доброму простились.
- С чего это вдруг?
- А я с этим к вам и шел. Не оправдаться, а говорить о войне.
- Ну, говори.
- Квайр должен победить, - сказал я ему. - Судьба всех наших стран
зависит от того, кто победит - Кеват или Квайр.
- Может быть, - сказал Тубар.
- Квайр может победить, - сказал я ему. - Страна готова к войне,
армия сильна и обучена, а Крир уже бил кеватцев.
- Раз на раз не приходится.
- Они же ничему не научились, биил Тубар! В прошлый раз на нас
бросили 80 тысяч, теперь бросят 120 - только и всего.
- Ладно, парень, - сказал он угрюмо. - Я эту песенку знаю. Лагар в
войну не вступит.
- Биил Тубар, - тихо сказал я, - Тибайен очень болен. Я не знаю,
сколько он еще проживет, но после его смерти в Кевате начнется смута.
- Обещаешь? - с усмешкой спросил Тубар, и я твердо ответил:
- Обещаю.
- Нет, парень. Верю, что не врешь, но Лагар в войну не вступит.
- Только потому, что у нас аких, а не локих?
- Да, - угрюмо, сказал он, - потому. Мы смолчали, когда он судил и
выслал самолучших людей. Мы смолчали, когда он давеча разогнал Совет
Благородных... Молчи! - остановил он меня. - Знаю, что сами виноваты. На
какого коня сел, на том и скачи. Но и ты, парень, пойми: торговый договор
можно подписать с кем попало, союзный - только с равным себе. Наш государь
твоего купчишку равным признать не может!
- Конечно! Вы слишком благородны для вас! Воистину дело воина и
мужчины смотреть, как мы примем эту орду на свою грудь и спасем вас,
высокородных!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88